Смотри, но не трогай (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

Дьявол! Так она все еще здесь?

Поддавшись первому порыву, дергаюсь назад, пытаясь скрыться, но через секунду понимаю, что веду себя глупо. Ну что мне теперь делать? Бегать от них? Детский сад, ей-богу. В конце концов, это и мой дом тоже. Тимур вправе приводить сюда любых гостей. А я вправе без стеснения и стыда пройти в свою комнату.

Взяв себя в руки, продолжаю путь. Стараюсь смотреть строго перед собой, но боковое зрение все равно фиксирует, как Вероника льнет к Алаеву. Словно банный лист к попе. И он как будто вовсе не против.

Не сдержав любопытства, скашиваю глаза и с ужасом отмечаю их потрепанный внешний вид. У Ланской волосы всклокочены, у Тимура ремень расстегнут. Металлическая бляшка болтается туда-сюда…

От созерцание этой картины внутри меня вновь просыпается маленькая обиженная девочка. Раздавленная пренебрежением Алаева. Униженная его жестокими играми. Сердце, обезумев, дробно стучит в горле, ногти впиваются в кожу ладоней. В груди больно. Саднит будто от свежей царапины.

Лишь три дня назад он упоенно целовал меня в этой самой комнате, шептал мое имя, оставлял обжигающие отметины на коже… А сегодня проделывает все то же самое с другой.

Ему вообще все равно, кого тащить в койку?!

Мы с Тимуром пересекаемся взорами, и меня прошибает дрожью, как от разряда тока. Но его лицо ничего не выражает. Оно совершенно непроницаемо, словно ему глубоко плевать. И на меня, и на мои чувства.

А вот Вероника, напротив, выглядит до ужаса довольной. Никак не может сдержать триумфальную улыбочку, которая растягивает ее рот от уха до уха.

Мерзко.

— Ты вызывал такси, дорогой? — елейным голоском щебечет она. — Или сам меня отвезешь?

Ответа Алаева я не слышу, потому что спешу захлопнуть дверь своей комнаты. Получается чуть громче, чем я планировала, но сейчас это мало волнует. Вряд ли сладкая парочка обратила внимание на чересчур резкий звук. Они слишком увлечены друг другом.

Приваливаюсь спиной к двери и, прижав руки к груди, часто дышу. Сердцебиение никак не нормализуется. Перед глазами плывет. Наверное, сахар опять подскочил.

Порывшись в сумке, достаю глюкометр и привычным движением прокалываю палец. Ну точно, аж до восемнадцати поднялось. Такое нечасто случается…

Подкалываю инсулин и, раздевшись, валюсь на кровать. Надо бы сходить в душ, смыть макияж и нанести ночной крем, но внезапно навалившаяся апатия сковывает невидимыми нитями по рукам и ногам.

Ничего не хочется. Вообще.

Алаев умудряется высасывать из меня волю к жизни, не прилагая к этому никаких усилий. Ему всего-то и нужно привести в дом ненавистную мне девицу и поиграть с ней в любовь. Вроде бы мелочь, а меня почему-то плющит не по-детски. Как от лихорадки ломает. Не могу перестать думать об этом. Да что уж там… Даже с кровати соскрести себя не могу. Тело ватное, в голове туман.

Может, съехать отсюда к чертовой матери? Деньги у меня есть, желание — тоже. Можно было бы подсуетиться насчет общежития. Или квартиру с соседками снять. Мама, конечно, будет в ужасе, но, с другой стороны, я не могу все время жить с оглядкой на ее мнение. Ей-то в этом доме хорошо, она здесь любима… А я? У меня сплошные нервотрепка и стресс.

Надо будет всерьез обдумать эту идею. На свежую голову.

Бултыхаясь в густом бульоне из тревог, обиды и ревности, я незаметно соскальзываю в сон. Неспокойный, мятежный, поверхностный. Часто дергаюсь, порываясь проснуться, но липкая дремота затягивает, словно черная дыра. Перед взором мелькают резкие неприятные сновидения: ухмыляющийся Тимур, ликующая Вероника и я, ползающая по полу на коленях в тщетной попытке собрать осколки своего разбитого сердца…

Лера

Утро начинается с неприятных ощущений. Едва я продираю глаза, как о себе дает знать ноющая головная боль, которая противными пульсациями расползается от затылка к вискам. Такое чувство, будто я всю ночь пила. Ну или билась лбом о стену. Других ассоциаций мое паршивое состояние не вызывает.

Кое-как собравшись с силами, поднимаюсь с постели и жадно заглатываю таблетку анальгина. Было бы замечательно, если б к первой паре боль хоть немного стихла. А то, боюсь, в таком состоянии провал на самостоятельной по алгебре мне обеспечен.

Умывшись и наспех одевшись, спускаюсь на первый этаж, где мама вовсю готовит ароматной завтрак. В отличие от меня, она выглядит выспавшейся и отдохнувшей. Даже губы подкрасить успела. Вот, как сказывается на женщинах умиротворение и душевный покой.

— Доброе утро, Лер, — родительница окидывает меня внимательным взглядом. — Ты неважно выглядишь. Как самочувствие?

— Да пойдет, — отмахиваюсь я. — Голова с утра трещит, а в целом все нормально.

— Таблетку выпила?

— Да.

— А укол поставила?

— Ма-а-ам, — не удержавшись, закатываю глаза.

Я живу с диабетом уже много месяцев, а она по-прежнему контролирует, поставила я укол или нет. Словно я глупая и не осознаю, что от инсулина зависит моя жизнь. В обычные дни я с пониманием отношусь к маминой опеке, но сегодня почему-то нервничаю. Должно быть, все дело в изначально дурном расположении духа.

Родительница никак не комментирует мое отсутствующее настроение. Молча ставит передо мной тарелку с кашей и принимается разливать чай.

— А где все? — интересуюсь я, цепляя ложкой ягоды, которые лежат на поверхности.

Не то чтобы я нуждаюсь в компании во время завтрака, но все же странно, что ни Тимура, ни тем более его отца нет за столом.

— Анвар сейчас спустится, — коротко бросает мама, раскидывая по дымящимся кружкам ломтики лимона.

Про Тимура решаю не спрашивать. Мне-то какое дело до его отсутствия, верно? Даже хорошо, что его нет. Без пристального внимания карих глаз и дышать, и есть несравнимо легче.

— Всем привет! — спустя минут пять со второго этажа показывается Анвар Эльдарович.

Одного беглого взгляда на него достаточно, чтобы понять, мужчина расстроен. Его темные кустистые брови сомкнуты, а на смуглой коже лица виднеется нехарактерный румянец.

— Доброе утро! — робко пищу я, пряча взор в тарелку.

Порывисто отодвинув стул, Анвар Эльдарович садится за стол. От него исходит тяжелая энергия злости и негодования. Будто он только что участвовал в конфликте или с кем-то ссорился.

— Ну, как дела? — негромко спрашивает мама.

Судя по ее понимающему виду, она догадывается или даже знает, в чем причина недовольства мужа.

— Тимур съезжает, — объявляет Анвар Эльдарович и с остервенением хватается за ложку.

Я удивленно распахиваю глаза, а мама сочувственно похлопывает его по плечу:

— Не удалось уговорить его остаться хотя бы еще ненадолго?

— Ты же знаешь, какой он упрямый! Если вобьет что-то в голову — не выбьешь! — выпаливает Анвар Эльдарович, засовывая в рот полную ложку с кашей. Очевидно, она оказывается слишком горячей, потому что мужчина морщится. — Лиз, воды дай.

Мама тут же вручает ему стакан.

— Говорю, поживи еще немного. Хорошо же вроде получается, — раздосадовано продолжает мужчина. — А Тимур ни в какую. Уезжаю — и точка.

— Хоть бы до выходных подождал, — вздыхает мама. — Вещи бы нормально собрали…

— Ну! Я ему то же самое сказал! — кивает Анвар Эльдарович. — Мол, куда торопишься? Соберись спокойно. А ему прям как прижало. Надо уехать именно сегодня! Что за спешка? Не понимаю…

— Может, друзей на новую квартиру позвал? — предполагает родительница.

— Да каких друзей? Там квартира пустая: ни мебели, ни техники нет. Один матрас валяется… Да и тот без кровати, — мужчина раздраженно трет переносицу. — Черт знает, какая муха его укусила…

Родители продолжают негромко переговариваться, обсуждая внезапный отъезд Тимура, а я ловлю себя на том, что почти не дышу. Вся обмерла и не двигаюсь. Вероятно, из-за шока.

Я параноик, или спешное бегство Тимура из собственного дома как-то связано со мной? Ведь очевидно же, что в последние дни наши отношения донельзя обострились. Возможно, таким образом он решил обезопасить нас обоих… Ведь чем дальше мы друг от друга находимся, тем выше шанс на мирное сосуществование. Как ни крути, учебу в параллельных группах выдержать проще, чем проживание бок о бок.