Моя младшая жена (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra"

Но её пальчик ложится поперёк моих.

— Нельзя… — строго шепчет она. — Харам. Неуважение к мёртвым.

— Ладно, — вздыхаю я. — Харам так харам.

Веду её за руку по центральным аллеям. Её большие удивлённые глаза рассматривают фотографии на памятниках. Заходим в невысокую оградку. На памятнике фото…

— Гаранина Ирина Тимуровна, — читаю я вслух.

Ляся смотрит на фото, прижимая руки к груди. Обнимаю её сзади.

— Мама умерла восемь лет назад.

— Ты был любимый сын?

— Нет… — качаю головой. — Любимый был Ренат. А я был старший. С меня требовали, а его баловали. Но я не в обиде. Это помогло мне стать мужчиной. А ему до сих пор ничего не помогает. К сожалению.

— Ирина Тимуровна… — выговаривает задумчиво Ляся. — Мой отец говорил: строгость важнее любви. Строгость — задел для достоинства и ответственности. Любовь как птичка… порхает, а толку нет. Мама дала тебе больше, чем Ренату.

— Не знаю… Мне иногда не хватало… мм… безусловного принятия, что ли.

— Как это?

— Ты любим, что бы ты ни сделал.

Ляся со вздохом опускает взгляд.

— Такой любви у нас не бывает.

— Теперь будет, — сжимаю её. — Это вообще единственная форма любви. Остальное — это что-то другое.

— Мне кажется, мама любила нас так. Но скрытно. Чтобы не оскорбить отца. Я буду всех твоих детей любить так.

— Катя сказала про Аллу?

— Да.

— Прости, детка… Так вышло.

— За что?.. Дети — хорошо. Если она беременна…

Молчим… Я улетаю мыслями в тот день, когда забирал Лясю.

— Твоя мама очень переживала, — вспоминаю я трясущиеся руки Марики, — когда тебя отдавали мне. Ты ей никогда не звонишь… Она тебе не звонит…

— Отец запретил.

— Ясно. Что будет, если ты позвонишь?

— Мама не ответит, наверное.

— А если ответит? Отец рассердится?

— Если до сих пор сердится — мама не ответит. Она предана слову отца. Она очень достойная женщина.

— Позвони тогда. Если тебе, конечно, хочется. А вдруг…

— А твой отец?

— Я его не помню. Алексей Гаранин. Он тоже мёртв. Помню только отца Рената. Но мама недолго с ним прожила.

— У вас разные отцы?!

— Да.

— Ренату нужно ехать к своему отцу. В свой род.

— Зачем?

— Иначе он опустится. У нас так говорят. Станет недостойным. Если мальчика не воспитывают мужчины из рода отца — это очень плохо. Ты говоришь — до сих пор не мужчина. Значит, надо его отправить к отцу.

— Отличная мысль! Но мама просила, чтобы он был при мне.

— Женщины не могут решать. Вот мама что решила? Плохо решила! Женщины недальновидны. Мужчины мудры. Их ум не затуманен чувствами. Что из её решения вышло? А теперь смотрит на своего сына и страдает. Что он не мужчина. Пьёт! Гуляет! Её позорит. Мама страдает, что неправильно распорядилась его судьбой.

— Думаешь?

— Конечно.

— Я подумаю об этом. Ну что ж… Знакомство состоялось. Пойдём?

— Спасибо… — тихо шепчет Ляся, глядя на мамино фото.

Выходим.

— Почему ты сказала спасибо?

— Потому что моего мужа она воспитала хорошо. Как мужчину. Ответственный, великодушный, добрый, сильный, благочестивый…

— Ой… ой… — смеюсь я. — Это всё приятно слышать, но боюсь, я не столь прекрасен.

— Женщина, говорящая мужу только об его достоинствах, получает от него из этого сосуда. Говорящая о недостатках — из другого.

— Лисица… — ухмыляюсь я.

Но и правда работает! Очень хочется оправдывать её ожидания. И вдвойне стыдно за косяки.

Выходим снова в парк.

— Ну ты сегодня у меня философ! — целую в макушку. — Загрузила меня.

— Плохо?.. — смущается она, заглядывая мне в глаза.

— Хорошо. Очень интересно.

У машины снова тяну её ближе к себе. Опускает взгляд, зажимаясь.

Очень хочется поцеловать! До ломоты и искр из глаз.

— Лясь… — шепчу ей. — Я очень скучаю.

— Я должна поехать с тобой?

— Нет, — ломая себя, качаю головой.

Опять это «должна»!!!

— Ты должна сделать так, как хочешь, как считаешь правильным для себя. Но если ты захочешь ко мне — позвони, я приеду и заберу тебя. Это тебя не обяжет ни к чему. Обещаю.

— Да, Катя так сказала. Катя сказала ещё: говорить то, что внутри. Что ты не рассердишься. Наоборот. Я хочу сказать. Можно?

— Давай… Нужно!

— Тимур… — складывает она умоляюще руки. — Я не хочу жить с Аллой!

Обнимая, глажу по спине.

— Ты не будешь с ней жить. Обещаю. Мы будем жить только вдвоём. И больше никаких женщин. Если ты захочешь. Если нет…

Сдуваюсь, не находя слов продолжить.

— Но это харам — оставить женщину, носящую твоего ребёнка. Даже после развода она должна оставаться в твоём доме. Пока носит, пока кормит. Я не могу просить тебя не жить с ней. Она будет переживать. И может выкинуть ребёнка, или он может родиться нездоровым. И я очень расстраиваюсь из-за этого. Не хочу такой грех на себя брать. И тебя о нём просить! Как мне надо поступить? Ты — муж, скажи!

— Я буду думать.

На автомате веду машину к дому Катерины. Хотя отдавать Лясю не хочется. И я не столь благочестив, как кажется моей девочке. И тревожит меня сейчас не психологическое состояние Аллы, а совсем другой вопрос.

— Лясенька… — притормаживаю на обочине. Сжимаю её кисть.

Как правильно задать вопрос?! Чтобы она не уклонилась от ответа. Тело вырывается из-под контроля, я притягиваю её, преодолевая несмелые попытки уклониться.

— Я хочу тебя… поцеловать.

Чуть заметно отрицательно качает головой, испуганно глядя на меня. Мою грудную клетку сводит. Но я выясняю все эти моменты:

— Тебе не нравится?.. Когда я тебя целую?

— Нравится… — кусает губы, неровно дыша.

— Почему тогда «нет»?

— Катя сказала… ты ничего не… ммм… вложил. Души не вложил… Просто так получил… Не будешь ценить меня. У вас так нельзя… — теряя звуки, шевелит она припухшими губками.

Сглатываю, облизывая свои горящие.

— Маленькая моя, я в тебя всё-всё вложу… — шепчу я, касаясь её губ. — Если я тебе нужен… если ты меня любишь… или полюбишь… Чёрт… — рвано выдыхаю.

В глазах темнеет, теряю мысль. Прикасаюсь к её губам. Но пальчик опять останавливает меня, ложась поперёк моих.

— Мужчины много обещают… Девушки доверчивые…

Улыбаясь, целую этот пальчик. Мне даже приятно, чёрт возьми, что она, наконец, выдаёт хоть какую-то упругость, а не только податливость, которая может завести нас на поводу моих желаний за пределы её.

— Как ты хочешь, чтобы было?..

Ещё раз целую пальчик.

— Надо спросить Катю… — задумчиво.

— О, нет… — смеюсь я, страдальчески постанывая, — ради бога, только не это! Давай сделаем так… Пока я решаю вопрос с Аллой, ты пишешь мне, ни с кем не советуясь, как ты хотела бы жить дальше. Честно и зная, что меня не рассердит и не расстроит. Пишешь не как хорошая девочка. Как плохая, эгоистичная и очень сильно любящая себя. Договорились?

— Что писать?..

— Десять «хочу» и десять «не хочу» про своё будущее, — вспоминаю я нашу с Катериной попытку сходить к семейному психологу, которая закончилась ничем. Но была очень просветляющей по поводу несовпадения наших картинок. — Я буду ждать.

Озадаченно хмурится, опуская руку. Белоснежные зубки скользят по нижней губе. Не выдерживая, впиваюсь на мгновение лёгким поцелуем. И тут же отпускаю, любуясь румянцем. Ловлю её взгляд.

Поджимая губы, прячет улыбку, пытаясь казаться строгой.

— Можно, я тебя просто пообнимаю?

— Кате не расскажешь?.. — сводит жалобно бровки.

— Никому не скажу. Дурочка… Иди ко мне.

И мы сидим, обнявшись и глядя в лобовое на проезжающие машины…

То самое приятие, которого мне не хватало всю жизнь, заполняет до краёв.

Тепло…

Преподаватель ведёт лекцию. Пытаюсь сосредоточиться на том, что говорит. Не получается… В моей голове хаос из чувств, слов Кати, слов Тимура, моих болезненных ощущений от беременности Аллы… и в тот же момент — предвкушения, что в нашей семье, возможно, будет маленький малыш… Я бы хотела малыша. Катин пупсик такой сладенький!