Алана Инош - Ты

                   Ты заканчивала музыкальное училище и одновременно выступала в группе, писала для неё музыку и тексты. Твоим пальцам была подвластна как электрогитара, так и акустическая, а ещё — клавиши. Сейчас этой группы уже нет — распалась, но ты нашла применение своему таланту, став преподавателем. Это сейчас ты для меня — мой Утёнок, а в тот вечер ты была незнакомой девушкой, необычной и притягательной, вызывающей глубокое уважение и восхищение. И — да, твой голос... То, как ты пела по-английски, пробирало меня странными мурашками и сдавливало сладким спазмом моё нутро, вызывая во мне почти физический отклик. Ни один голос на свете ещё так не действовал на меня. Его вибрации вошли в резонанс с моей душой... и, наверное, телом тоже. Твои кавер-версии мужских песен совсем не звучали нелепо, как можно было бы ожидать, напротив — в твоём исполнении они приобретали новый смысл, новые оттенки и акценты.

                   То, как ты двигалась, ни разу не наводило на мысль, что ты незрячая. Если бы Паша не сказал мне об этом, я бы и не поняла. Ты покачивалась, пританцовывая, а во время соло на гитаре даже попрыгала по сцене — задорно, весело, драйвово, а потом прислонилась спиной к спине второго гитариста, и вы с ним закатили такой мощный, харизматичный дуэт, что публика разразилась восхищённой овацией.

                   Не помню, как я оказалась внизу, в толпе перед сценой. Меня просто разрывало на куски от желания танцевать, и я оторвалась по полной. Ритм музыки мощно влёк в движение, управляя моим телом, как кукловод, превращая меня в неугомонный, неостановимый резиновый мячик.

                   С чужого репертуара группа перешла на собственный. Когда солировал фронтмен, мне хотелось его прогнать, но не потому что он плохо пел, а потому что я жаждала слушать только тебя. Твой голос просто овладел мной, покорил, ниспроверг к твоим ногам. Не крикливый и не пронзительный, а свободно льющийся, он приподнимал меня от пола в каком-то фанатичном восторге и экстазе. Никогда со мной не было ничего подобного.

                   Основное выступление длилось полтора часа. Когда группа собралась покидать сцену, публика возмущённо завопила, не желая отпускать понравившихся музыкантов. Тронутые таким горячим приёмом, ребята согласились спеть ещё несколько песен после небольшого перерыва. Я от счастья была готова забраться на потолок.

                   Каким-то образом я оказалась снова за нашим столиком.

                   — Ну как? — подмигнул Паша, пододвигая мне бутылку пива.

                   — Это... нечто, — выдохнула я, прикладывая её холодный бок к разгорячённому лбу. — Они просто молодцы... Супер!

                   — Что, на солиста их запала, гы-гы-гы? — хитро прищурился Паша. — Он парень харизматичный, что есть, то есть. Могу познакомить, хе-хе.

                   Я опешила. С чего он взял, что мне понравился солист? Я даже не запомнила, как он выглядел: видимо, его харизма на меня не подействовала. Я его вообще едва ли рассмотрела: меня сразил наповал женский вариант Джеффа Хили, слепая девушка Яна с потрясающим, таким тёплым и до странности родным мне голосом. Его эхо всё ещё аукалось в моей душе — моё, близкое, дорогое.

                   — Если уж знакомиться, так со всеми, — засмеялась Оля.

                   Паша провёл нас к музыкантам — в маленькую прокуренную комнату, похожую больше на подсобку, чем на гримёрку: здесь была собрана куча старой мебели и разного хлама. Мы застали группу за перекусом и расслабоном: на столике сгрудились тарелки с едой, из напитков — кофе, чай, сок, минералка. А для расслабления — пара бутылок водки.

                   — Здорово, Димыч, — поприветствовал фронтмена Паша. — Выступление — улёт полный. Молотки! Гы-гы-гы!

                   Они обменялись рукопожатием. На нас музыканты отреагировали весьма вяло. Выглядели ребята усталыми.

                   — О, девчонки, — только и сказал Димыч, длинноволосый, широкоплечий парень в кожаной куртке и пижонских ковбойских сапогах. — Привет. Выпьете?

                   Оля с Ларисой не отказались, а мы с Ритой решили, что нам уже хватит на сегодня. Блондинка и рыженькая восторженно взирали на Димыча: в их глазах он был идеалом рок-музыканта. Светло-русая грива волос падала на широкие кожаные плечи его куртки, а ясное и гладкое, светлоглазое лицо с пухлым и чувственно-капризным ртом когда-то принадлежало мальчику-лапочке, над которым восторженно умилялись воспитательницы детского сада. Сейчас мальчик вырос и возмужал, но что-то неуловимо детское и мягкое в его лице сохранилось.

                   Что до меня, то я не сводила глаз с тебя: ты сидела в старом офисном кресле, закинув одну ногу в тяжёлом ботинке на табуретку и держа в руках кружку с чаем. В желтоватом свете лампочек твои волосы, подстриженные по-мальчишески коротко, отливали золотом и медью. Вообще их цвет я бы определила как средне-русый, с лёгким рыжеватым оттенком, а в чёлке красовалось несколько обесцвеченных прядей. Тебе очень шла такая стрижка: с ней твоя голова выглядела аккуратной и кругленькой, подчёркивалась длинная шея и изящная линия подбородка. Зеркальный щиток тёмных очков поблёскивал, а на бронзовых от загара руках золотился светлый, чуть приметный пушок. Тонкое запястье отягощали массивные чёрные часы с кнопками и надписью "Talking". Это были специальные говорящие часы для незрячих и слабовидящих. Однажды отец купил себе такие, чтобы узнавать время без очков.

                   Заметив направление моего взгляда и оценив степень его зачарованности, Димыч как-то странно и многозначительно двинул бровями, а потом обратился к тебе:

                   — Ян, по-моему, с тобой хочет познакомиться красивая девушка.

                   Ты приподняла голову и без улыбки проговорила:

                   — Если б эта девушка что-нибудь сказала, было бы замечательно.

                   Звук твоего голоса — уже будничного и разговорного — отозвался во мне какой-то сладкой тоской. Он звучал по-родному, тепло и просто, и мне стало уютно и хорошо... а все слова вылетели из головы.

                   — Она что у вас — немая? — засмеялся Димыч.

                   А второй гитарист Ваня, с шапкой рыжих кудрей и жидкой козлиной бородёночкой, добавил, весело вытаращившись на меня:

                   — Не дрейфь, Яна у нас не кусается... Ну, по крайней мере, пока я за ней такого не замечал.

                   Всё, что я смогла сказать, было:

                   — П-привет...