Ксения Васильева - Теплый пепел надежд

В мастерской накрыли стол; прошел ровно месяц с Генкиной смерти. Остались лишь самые близкие друзья. Зина незаметно исчезла, кажется, с этим авангардистом. Но Касьян отнесся к этому вполне благодушно: теперь они знакомы, и он запросто может подсесть к ней в Доме и поговорить на любые темы.

Он таки взял фигурку девочки и поставил у себя на кухне, на телевизор. Глядя на нее, он думал о тайне творчества, о том, что нынче уже не спросишь, где черпал Гена свои замыслы… Тайна ушла вместе с творцом.

От Ирины Андреевны пришла информация о Зине: она устроилась к Разакову, пока за символическую плату, но если понравится публике, то все будет по-другому. Теперь у Зины совсем нет времени: репетиции, занятия, учебные показы. Здесь она бывает поздно, почти ночью.

Касьян не видел Зину с той встречи, но как-то не грустил от этого. И понял с чувством сожаления, что все-таки не влюбился он в красавицу Зину! Как она ни хороша, умна, чиста… Увы. Дурной он какой-то!

Прошло около месяца. Зайдя как-то в Дом на чашку кофе поздним вечером, Касьян увидел Зину. Она была не одна. С нею за столиком сидела девушка, не очень красивая, но с шармом, что-то негритянское было в ее лице, толстоватых губах, смуглой коже, вьющихся черных волосах…

Одеты девушки были экстравагантно: Зина опять в чем-то летящем, только теперь фиолетовом, с чем прелестно сочетались ее медные волосы. Ее соседка — в широчайших бархатных брюках и чешуйчатой кофте.

Зиночка, увидев Касьяна, радостно помахала ему рукой и жестом пригласила к ним за столик.

Сыщик быстро перебазировался к девушкам со своим кофе. «Негритянку» звали Соня и была она откуда-то с юга, Касьян не вдавался в детали.

Зина же, как старая знакомая, сообщила о том, что они с Соней попали к Разакову, он ими весьма доволен, был уже один просмотр, публика бешено аплодировала, появились поклонники, но не то, скривилась Зина, а вообще у них все в порядке, наряды эти из Дома Разакова, они их «обживают», как роль…

Слушая сбивчивую восторженную речь Зиночки, Касьян особо не вдумывался в смысл, любуясь на саму девушку — как хороша она, когда вот так, почти по-детски радуется своим успехам.

Соня, оказалось, тоже на днях перебирается в Дом, который ей «безумно» нравится, начиная с названия и кончая тем, что будет жить вместе с любимой подругой…

Она смотрела на Зину снизу вверх, как на существо высшее, с обожанием.

В какой-то момент Касьян подумал, не начало ли это лесбоса?.. Но сам же себя отругал: а тебе какое дело? Ты же признался, что не влюблен в Зину? Ну и молчи.

Кто-то стал наигрывать на фортепьяно медленное ретро.

Касьян даже станцевал с обеими девушками. Они были такими разными и в танце! Соня — мягкая, податливая, готовая к флирту. Зина — доброжелательная, но отстраненная. «Я ей не нравлюсь, — подумал Касьян. — Но ведь и я не влюблен, а это девицы очень чувствуют…»

Домой он пришел в некотором расстройстве. «Что же я за урод, — думал он, — не могу влюбиться!» Это уже не смешно, а грустно. Две девушки, одна милее другой, а он аки столб телеграфный! Ему ведь тридцать шесть, а он порхает листочком на ветру.

Уж на что хороша Олик! Умненькая, хорошенькая, жизнерадостная, юная! И его любила!.. Чего ему не хватает?..

Девушки пригласили его на просмотр новой коллекции Разакова, которая должна вывести их модельера в первые ряды, потому что «коллекция потрясная»!

Он решил обязательно туда пойти — ему еще не приходилось бывать в таких местах, а надо бы для разного рода познаний.

ПОСЛЕДНЮЮ В ЖИЗНИ СИГАРЕТУ в понедельник выкурил шестидесятилетний москвич-пенсионер в своей комнате. Она выпала из ослабевшей от алкоголя руки старика и подожгла ватное одеяло. Соседи, почувствовав запах гари, вызвали пожарных. Но было поздно. Комната сильно обгорела, а хозяин скончался от удушья.

ТОРТ НЕ ПОПРОБОВАЛИ НИ ГОСТИ, НИ ХОЗЯЕВА. В воскресенье вечером на Минском шоссе машина «Ауди», принадлежащая врачу одной из московских клиник, выехав на встречную полосу, врезалась в «КамАЗ». Пассажиры «Ауди» скончались на месте. Врач и его жена. Зато целехоньким вылетел через выбитое стекло роскошный торт-мороженое.

В МОСКВУ ЗА ДЕНЬГАМИ. Газета «Чудеса, да и только!» учредила приз в пятьсот тысяч «деревянных» следующему лицу: впервые в Москве, номер вагона — пять, фамилия привязана к имени столицы — Москва. Все в «Чудесах» умирали от хохота, придумывая сию шараду, а на следующий день всплакнули, когда в редакцию позвонил Максим Москвитин, ехавший в вагоне номер пять впервые в Москву!.. Пришлось собирать по сусекам и выгребать из собственных карманов обещанный приз, со слезами радости принятый счастливчиком.

Они жили в большом, красивом, желтом от солнца доме. Они — это мама, папа, бабушка, она, Сонечка, и куча всякой живности, начиная от котов и заканчивая коровой Нюркой.

Станица, где находился дом, была просторная, светлая, в садах и полях.

Сонечкина мама работала завклубом, папа был военным, служил в части, стоящей неподалеку. Бабушка была просто бабушка, мамина мама. Все в доме и на огороде делала она. А еще вкусно готовила, хорошо шила и читала по складам Сонечке. Потом они вместе с ней читали интересные книжки и сказки.

Жили они дружно и весело, и больше всех любили свою Сонечку, которую бабушка называла «солнечко ты наше ясное», мама — красавицей, а папа ничего не говорил, просто любил, как все мужчины — так говорила мама.

И от такой прекрасной жизни Сонечка росла доброй, веселой, послушной девочкой, у которой не было ни единого темного дня.

Она считала, что и весь мир так же добр и чудесен, как ее дом и ее любимые мама, папа, бабушка, кошки, куры, собаки, утки и бабочки. Так оно и было, потому что Сонечкин мир был бесхитростен и покоен.

В школе ее тоже все любили. Ребята ходили к ней в гости, где их потчевали сладкими ватрушками и крепким чаем. Учителя радовались Сонечкиным успехам — одни пятерки на всех ступенях, Сонечка была умненькая.

Но ужасно, катастрофически некрасивая. Кто знал об этом?..

Мама, которая не единожды плакала ночью в подушку, а утром еще пуще целовала свое дитятко, называя красавицей и ангелочком, как бы моля и призывая небесные силы, чтоб так оно и стало.

Папа? Да он об этом и думать не думал: ребенок есть ребенок, а какой он, красивый ли, нет? Кто же его знает.

Бабушка тоже знала, но, будучи умудренной жизненным опытом, знала и то, что счастье бывает не в красоте, а в удачливости, и что красавицы остаются порою одинокими, а некрасивые как сыр в масле катаются. «С лица воду не пить» — так успокаивала она Сонечкину маму, свою дочь, когда та уж очень убивалась.