Маргарет Роум - Холодная страсть

Неожиданно его сгорбленная спина распрямилась, а затуманенные голубые глаза заблестели от воодушевления. Телеграмма — вот все, что ему потребуется! Телеграмма должна стать предвестником свободной жизни для племянницы и — он чуть ли не выскочил из своего кресла от бурного оптимизма, — может быть, выпадет немного свободы и для других!

Майкл счел свой план действий невообразимо простым для исполнения; возможно, это было так потому, что его ирландская удача, которая, как казалось, покидала его столь часто в прошлом, теперь стала работать на него, и поэтому каждое усилие, которое он прилагал для достижения своих целей, завершалось успешно. Моментальный ответ, полученный им на телеграмму, стал самой первой поддержкой его боевого духа, и в последующие дни он носил его с собой как талисман, снова и снова заглядывая в него всякий раз, когда его решимость подвергалась колебаниям.

Целых три дня Джорджина провела в своей спальне в полном покое. Врач был совершенно непреклонен в отношении возможных посетителей, и Майклу пришлось уносить ноги из ее комнаты до тех пор, пока в конце концов он не решил подстеречь самого врача после одного из утренних визитов.

— Доктор, — схватил он его за руку, когда тот проходил мимо, — мне надо сказать вам пару слов. Я — Майкл Руни, дядя Джорджины.

— Хорошо, мистер Руни, о чем же вы хотите узнать? — Голос врача звучал напряженно. Майкл быстро оценил его — это был переутомленный врач общей практики, у которого нет времени на шутки, — и поэтому не стал хитрить.

— Я не собираюсь у вас спрашивать, что с моей племянницей, доктор, — лицо Майкла — лицо пожилого уличного мальчишки — было испещрено глубокими морщинами. — Все что мне надо — это знать, через сколько времени я смогу увезти ее, вырвать из этого бесконечного круговорота бизнеса? Вам следует знать, что если эту девушку не вытащить из такого окружения, то она окончательно выйдет из строя. Я — единственный ее родственник в этой стране, и я намерен воспользоваться своим правом хотя бы на время побеспокоиться об ее здоровье. — Он глубоко вздохнул. — Нравится ей это или нет! Так что если вы можете сказать мне, когда она будет в состоянии уехать отсюда, я устрою ее отъезд, вырву из ее окаянного бизнеса на время, достаточное для того, чтобы научить ее, как следует жить по-настоящему.

— Гм. — Доктор колебался, а его глаза тем временем внимательно обследовали Майкла, не миновали они ни пузырей на брюках от коленей, ни носков, даже отдаленно не подходящих к его костюму, ни сумасшедшей расцветки галстука, отражавшего проигранную битву с клетчатой рубашкой, потом улыбнулся:

— Мистер Руни, вы — единственный человек в этом заведении, который не докучал мне просьбами разрешить ему поговорить с моей пациенткой о бизнесе. Как, сегодняшний день вам подходит?..

Лицо Майкла осветилось от облегчения, он протянул руку, чтобы от души обменяться рукопожатием с врачом и попытаться этим передать ему переполнявшую его благодарность. Затем хрипло сказал:

— И еще одно, доктор, — брови врача вопросительно поднялись, — можно попросить вас сохранить это между нами? Мне бы хотелось, по возможности, увезти ее отсюда без суматохи или споров.

Врач ответил быстро вспыхнувшей улыбкой, и сказал уклончиво:

— У меня намечен очень плотный график работы, мистер Руни, так что вполне возможно, что я не смогу посетить вашу племянницу сегодня во второй раз. Я оставил указания, чтобы ее не беспокоили, однако только для того, чтобы эти хищники не добрались до нее. Таблетки, что я прописал, обладают снотворным действием, и во время переезда она будет сонной и отдохнет, но я полагаюсь на вас, что вы проследите, чтобы она как можно меньше тревожилась во время поездки. — И с вежливым поклоном, сказавшим Майклу, что теперь он, Майкл, должен полагаться только на себя, врач повернулся на каблуках и медленно направился к лифту.

Майкл испустил вздох облегчения; та легкость, с которой была решена самая сложная задача, была прямо-таки пугающей. Когда он направился к комнате Джорджины, его походка стала беспечной, это отражало его возросшее настроение — теперь уже не будет никаких сложностей — ирландская удача была с ним!

Единственными звуками в комнате Джорджины, когда он вошел туда, были звуки ее легкого дыхания. Он с состраданием смотрел на белый овал ее лица, безмятежного во сне, однако даже во мраке при зашторенном окне, слишком бледного, печально бледного, и тогда он спокойно направился к стенному шкафу, где, как он знал, лежали ее чемоданы. Он аккуратно вытащил один чемодан из целой пирамиды и поставил его на пол, потом направился к гардеробу, в котором хранилась ее одежда. В полной растерянности смотрел он на множество костюмов и платьев, представших его глазам, а потом, пожав по-мужски беспомощно плечами, снял с вешалок несколько ближайших к нему и платьев, и костюмов, и положил их на пол рядом с чемоданом. Затем собрал с полки в кучу изящное тонкое, как паутина, нижнее белье, решив, после секундного замешательства, что она простит ему его неуклюжее вторжение в ее личные вещи, потом добавил к этой куче несколько свитеров и две-три пары обуви, после чего втиснул все это с отчаянной поспешностью, но бесшумно в чемодан. Когда были защелкнуты застежки, у него на бровях выступили капли пота, стекавшие, как слезы, и он, прежде чем выйти в коридор со своей ношей, слегка ослабил узел галстука душившего его. И опять ему повезло — в коридоре не оказалось ни души, и через пару секунд он уже был в своей комнате. Когда он наливал себе глоток виски, то заметил, что руки слегка дрожат.

— Черт возьми, Руни, — сердито выругал он сам себя, — ты ведь никогда не был шпионом! А что было бы, если бы кто-то заметил тебя, крадущегося с вещами Джорджины! Самое худшее, что могло случиться, — в меня бы стреляли!

Потом, когда к нему вернулось чудесное чувство уверенности, он приподнял стакан и со здравицей «Да цветет Ирландия!» опрокинул напиток в свое пересохшее горло.

За завтраком он получил еще одну хорошую новость. Гостиница, в которой они располагались, была тихой, маленькой, но удобной, и ее администрация стремилась к тому, чтобы фирма «Электроник Интернэшнл» постоянно располагалась именно у них, особенно в это время года, в начале мая, когда дела шли не слишком живо. Они с готовностью позволили использовать свободные спальни в качестве временных конторских помещений, а одну из комнат в нижнем этаже в качестве приемной для встреч с посетителями. При таком сплоченном проживании, само собой разумелось, что питались они здесь же. Майкл занял свое обычное место; он сидел за одним столом с Касселом Уэйли и Сузан Честерман, а об отсутствующей Джорджине напоминал ее незанятый стул. Они уже почти совсем покончили с едой, когда Кассел Уэйли прервал свое угрюмое молчание и сообщил: