Линда Олссон - Астрид и Вероника

Покой Астрид был потревожен. Она расхаживала туда-сюда по комнатам, сложив руки за спиной. Серые дни сменялись холодными ночами. Вечера становились все длиннее, и Астрид, лежа без сна, руки на груди, блуждала взглядом по потолку и напряженно ждала новых звуков. Вдруг сквозь неплотно прикрытые жалюзи донесется обрывок музыки. Или в распахнутом окне наверху встряхнут постельное белье. Или хлопнет дверь соседского дома и раздадутся во дворе быстрые шаги.

Она слушала и ощущала, как прогибается ее мир под чужим напором. То вторгалась сама жизнь. И Астрид заплакала, отвернувшись к стене.

А потом настало первое мая. Она лежала в постели и ждала. Засвистали птицы, поднялся ветерок. Но соседский дом безмолвствовал. Спальня наполнилась светом; Астрид приготовилась было вставать, но лежала и ждала, напрягая слух. Позже, уже сидя на кухне, Астрид всматривалась в соседский дом. Но он молчал. Не шел из трубы дым, заперты были окна. Неподвижно стояла возле дома машина. Астрид ждала.

Потом отворила окно, выглянула, опершись ладонями о кухонную скамью. Подождала некоторое время, но тщетно. Кухню затопил ледяной воздух, и Астрид затворила окно.

Миновало два дня. Среди ночи она проснулась и снова пошла к окну — проверить, как там соседский дом. Он не подавал признаков жизни. Астрид устроилась за кухонным столом, уставилась в окно. В самый глухой и темный час ночи к дому скользнули две рогатые тени — пара лосей вышла на опушку леса из-за сплошной стены черных деревьев там, на краю полей. Лоси беззвучно ступали по сухой прошлогодней траве, точно плыли, — единственное, что жило в неподвижном ночном мире.

Больше Астрид не спалось. Она бродила из комнаты в кухню с чашкой кофе. Машина соседки так и стояла на месте. Значит, та никуда не уехала. Не ушла же она пешком. Но дом как вымер. Да какое мне до нее дело, твердила себе Астрид. Я ее и знать не знаю. И нечего мне к ней соваться.

О соседке Астрид известно было лишь то, что следовало из наблюдений. Вроде молодая еще. Астрид теперь разучилась определять возраст — по каким признакам, кто его разберет. Лет двадцать пять или все же тридцать? Худенькая, волосы вьются, роста невысокого. Как-то в магазине толковали о приезжей, да Астрид, по обыкновению, встревать не стала, ушла. Вот только имя точно и знала — приезжую зовут Вероника.

Астрид поймала себя на том, что вновь отсчитывает ход времени. Ей уже не все равно, день или вечер, понедельник или пятница. Но время ползло все медленнее, и с каждой новой минутой ей все труднее было отвести глаза от соседского дома. Он все сильнее занимал ее мысли, да и ее жизненное пространство тоже. Наконец Астрид собралась на улицу и накинула кофту.

Она вышла на крыльцо, медленно побрела по щебеночной дорожке, но еще не осознавала, куда несут ее ноги. Тело действовало само по себе — как в тот раз, когда рука Астрид вскинулась в ответ на приветствие соседки. Астрид дошла до соседского дома, пересекла дворик. Дом казался мертвым. Постучав в дверь, Астрид тотчас отступила, словно готовая в любой миг обратиться в бегство. Но на стук никто не ответил, и тогда она вновь шагнула вперед и постучалась еще раз, сильнее. Изнутри как будто послышались слабые звуки — вроде шлепанья босых ног по деревянным ступеням.

Когда дверь наконец отворилась и Астрид очутилась лицом к лицу с молодой соседкой, то поняла: жизнь вновь завладела ею. Равнодушие и безразличие покинули Астрид.

Накануне погода сулила весну — день был ясный, солнце так и сверкало на снегу. Но потом вновь стало пасмурно и похолодало. Вероника сидела за кухонным столом, пила чай и смотрела, как поднимается ветер. За окном простирался бесцветный мир — лишь оттенки серого и белизны. Голые деревья тревожно мотали ветвями, снег осыпался с них маленькими лавинами. Время, казалось, застыло — в ничейном краю, между зимой и летом.

Вероника прожила в деревне уже два месяца и наконец-то начала писать. Дело шло туго, не так легко и быстро, как она привыкла. Текст словно ткался в тончайшую паутину, и она работала, затаив дыхание, чтобы не порвались драгоценные нити. Контракт, подписанный на книгу, обсуждения текста — все это ушло куда-то в далекое прошлое и казалось доисторической эрой. Вероника старалась возродить в себе радость и азарт работы, но тщетно. И все же слова постепенно выдавливались — мучительно, медленно. И не те, которых она ожидала.

Был последний день апреля, праздник Вальборг — проводы зимы, дорога весне. Однако погода не менялась — все тот же колючий ледяной ветер, та же хмарь в небе. Вероника подумывала, не перенести ли ежедневную прогулку на вечер, чтобы сходить в деревню — полюбоваться на праздничный костер. На нее навалилась тяжкая весенняя усталость. Вероника сидела в кухне, уставясь в ноутбук. Было тепло — она затопила дровяную плиту; но согреться никак не получалось. Из слов на мониторе будто складывался давно забытый пейзаж. Веронике мерещилось, что она медленно разбирает какие-то упакованные вещи, вытаскивает одну сцену, другую — извлекает на свет, тусклый серый свет. Давалось это ей с огромными усилиями. Теперь каждый абзац вызывал сомнения, казался неуместным, точно наряд, сгоряча купленный в отпуске, — чужой, не имеющий никакого отношения к ней теперешней и ее новому жилищу. Вероника отвела глаза от монитора, но вид за окном оставался таким же равнодушным и безжизненным. Она зависла между двумя мирами, не принадлежа ни к одному из них.

Соседский дом стоял запертый и молчаливый. Однако накануне, проходя мимо и помахав рукой, Вероника заметила, что кухонное окно у соседки, невзирая на холодную погоду, слегка приоткрыто. В темноте за стеклом — какое-то движение. Соседка помахала в ответ? Может, померещилось? А сегодня ее не видать.

Вероника зябко поежилась и сходила на второй этаж за теплой флисовой курткой. За алой курткой Джеймса. Закуталась и вернулась к работе. Рука сама собой ласково погладила мягкую материю. Вероника подышала на пальцы, стараясь согреться.

Перевалило за полдень, а она все сидела за компьютером, но больше перечитывала, чем писала. Час тянулся за часом, и слова уже путались, туманились и расплывались, и из невнятных обрывков не извлечь было смысла. Наконец Вероника выключила ноутбук и защелкнула крышку. В кухню вползли сумерки; день клонился к вечеру. Вероника встала, но пришлось опереться на край стола, чтобы удержаться на ногах. В спальню на второй этаж она поднялась с трудом; легла, свернувшись клубочком и плотно закутавшись в одеяло.