Без времени - Ёлшин Олег Игоревич

— Я решу, что мне делать! Учти, разговора этого не было, — зло смотрела она в его глаза. — И я ничего тебе не говорила! Нашла с кем поделиться, дура. Разберусь сама со своими проблемами.

Она вышла из комнаты, бросив напоследок:

— И впредь не смей рыться в моих бумагах…

Он в бешенстве прошелся по комнате, потом уселся на диван.

«Надо же, так завести с самого утра! И все из-за какой-то ерунды», — и пожалел, что сейчас перед ним не оказалось еще одной сахарницы, которую с удовольствием грохнул бы об пол этой надоевшей квартиры с надоевшей женщиной в надоевшей дурацкой жизни… Входная дверь хлопнула, и только телевизор на кухне продолжал вещать свои нескончаемые новости…

Он сидел в своем офисе, рассматривая стену напротив. В последнее время он часто так делал: с замиранием, сосредоточенно глядя на нее, думал о чем-то. Мог так просидеть долго, пока не отвлекал звонок телефона или голос вошедшей секретарши. А на стене той находился гигантский коллаж из картин, украшавших его кабинет. Там были фотографии больших и маленьких кораблей, парусников и моторных лодок, морских ракет с мощными двигателями и океанических лайнеров. Это была его мечта и его игра. Говорят, у каждого мужчины должна быть в жизни своя игра! Он свою нашел. Его бизнес никоим образом не был связан с грузоперевозками или судостроением. Он занимался настолько заземленным прозаическим бизнесом, который делать можно было только на суше, да и как управляться с самой маленькой моторной лодкой, он пока не представлял. Но так было до поры до времени. Уже давно его желанием и совсем не тайной мечтой стало купить один из таких кораблей, закончить школу яхтсменов, выйти в открытое море и наконец поплыть… И еще приобрести небольшой домик где-нибудь в горах — маленькое шале, которое свисало бы со скалы, а там вдалеке снова угадывался бы тот незабываемый пейзаж с видом на море или океан, где всегда солнце, высокое небо и чистый воздух, не замутненный выхлопами цивилизации и суетой городов и дорог. Только море, горы и маленький кораблик у пирса. И еще Она… Они…

Он оторвался от этого созерцания и снова вспомнил обо всем. Вспомнил о ней! Он был очень зол!

Прошло несколько дней с момента их последнего разговора, вернее, ссоры. Несколько дней они не разговаривали или делали вид, что не замечают друг друга. Находясь в одной квартире, возвратившись с работы, молча проходили мимо, расходясь по разным комнатам, заканчивали свой день. Он устал от этого. Он не терпел равнодушия, пустоты в своей жизни. Наконец, когда у него появилось желание сделать что-то для себя, спустя столько лет каторжного труда получить от жизни все, быть кому-то нужным, в ответ — только молчание, жизнь в разных комнатах и неумение засыпать в кромешной тишине. И еще это письмо… Ее письмо…

Десять лет он шел к своей мечте. Казалось, целую вечность посвятил бизнесу, посвятил ей! Было тяжело. Он не имел богатых родителей, не имел родственников или друзей во властных структурах, где делился тот самый пирог, который приносил лишь немногим большие деньги и возможности. Добиваться всего приходилось самому. Самому доказывать и обходить подводные камни, выбираться из сложных ситуаций «цивилизованного» бизнеса, который давался только избранным. Но кое-что ему удалось. Он заработал на квартиру, чтобы больше не зависеть от родителей — ее родителей и своих тоже. Потом заработал на достойную жизнь. Они купили машину, купили вторую. Он трудился в поте лица, впрочем, как и многие. И наконец-то забрезжил просвет. Начали появляться заказы, которые приносили очень хорошие деньги, а на что их потратить, он уже знал. Оставалось совсем немного — полгода, может быть, год…

«Его мечта — что это? Детство, ребячество?» — думал он. Когда они были почти нищими, все было намного проще. Нужно было лишь сводить концы с концами, зарабатывая немного на жизнь, а там — будь что будет. Потом появились эти деньги. Однажды поймал себя на мысли, что стоит перед чертой, которую скоро переступит, и окажется в какой-то новой жизни, где совсем другие правила. Он знал многих своих старых друзей, которые уже сделали этот шаг и теперь быстро менялись. Менялись на глазах. Менялись их жизни и судьбы, они становились другими, менялись желания. Они с легкостью разрушали свое прошлое и шагали вперед, словно с завязанными глазами. Их вовсе не интересовало — куда. Эти деньги словно ослепляли дальнейший путь. Их обладатели становились легковесными и циничными, способными на все с помощью этих денег, но не способными без них ни на что. Однажды и он почувствовал, что подошел к этой заветной черте вплотную. Эти люди, его прежние друзья, словно стирали самих себя, они не хотели ничего того, что нельзя было купить за эти деньги, и наоборот, желали теперь только того, что стоило еще больших денег. И бег этот был нескончаемым. Он знал человека, который теперь способен был украсть, чтобы увеличить свой капитал. А раньше он был учителем в школе… Учителем литературы. Другой, потеряв все на неудачной операции, покончил с собой, третий просто избавился от своего конкурента… Бывшего друга. Просто? Да, очень просто! Конкурента не стало. Не стало совсем. Потом они вместе пришли на поминки и утешали несчастную вдову, а завтра тот спокойно переступил порог чужого офиса и сел в чужое кресло. Кресло своего закадычного друга детства. Переступил…

Раньше все эти люди были нормальными ребятами, отличными парнями, друзьями, но теперь они изменились. Немного… Тогда и понял, что стоит у черты, за которой скоро окажется сам, а что там дальше? Словно земля уходила из-под ног, он был на краю и готовился сделать этот шаг. Пока лишь готовился, но зияющая дыра под ногами уже притягивала, манила: он чувствовал, еще немного — и остановиться будет невозможно. Тогда и появилась маленькая мечта. Интуиция подсказывала, что нужно заполнить каким-то смыслом эти бестелесные бессмысленные деньги и только тогда можно будет двигаться дальше. Как подсказала в свое время, глядел на предложенную ему сигарету с опиумом, что делать этого не стоит. И почему нет клиник, где лечили бы от алчности? От наркотиков есть, от чего угодно, только не от этой зависимости. А сильнее ее придумать что-либо сложно — многие столетия мир озабочен лишь одним: купить себе оставшуюся жизнь. Купить и, может быть, часть забрать с собой, туда, где тебя ждут одного…

Но теперь он готовился переплыть эту пропасть на своем корабле вместе с Ней. Теперь ничего не страшно. Деньги, а завтра снова только деньги, но еще более крупные… но если есть перила, за которые можно держаться, а над головой паруса, а за бортом бесконечное море, а рядом Она… они — ничего не страшно. Теперь можно плыть в согласии с ветром и самим собой… И с Ней… Вот только где теперь она? Почему ее нет рядом?

Он снова посмотрел на стену, по которой плыли маленькие и большие корабли. А где-то там, на отвесной скале, уже висело маленькое шале, одиноко глядя на бесконечное море, дожидаясь его… Их…

Но сейчас только пустота занимала место в его душе, и он подумал: «Зачем все это? Куда все делось?»

И еще что-то беспокоило его. На днях он, случайно бросив на нее взгляд, заметил, как она изменилась. Какая-то усталость в ее взгляде, вокруг глаз появились морщинки, а ведь ей всего тридцать! Заметил несколько седых волос. «Не рановато ли?» — подумал он тогда. Движения ее стали медленными, неуверенными. Обычно она порхала, все горело в ее ловких руках. Быстро готовила еду, быстро одевалась, спешно уходя на работу, или возвращалась. А теперь эти седые волосы и морщины. Он какое-то время еще думал об этом, потом набрал номер телефона своего старого приятеля. С ним был знаком еще со студенческих времен. Потом иногда встречались, но со временем все реже и реже. Хотя запомнил, что тот работал в уважаемой клинике и лечил совсем не простых смертных людей. Можно сказать, «бессмертных», судя по тому, какие посты они занимали и сколько на них сидели. Они поговорили, вспомнили молодость, задали друг другу обязательные, ничего не стоящие вопросы и ответили бессмысленным привычным «нормально». Так было принято, так теперь общались все. Это раньше можно было с порога задать вопрос или попросить о чем-то, но времена изменились, и они изменились тоже, и без такой прелюдии теперь было нельзя. Хотя друг его уже ожидал тот самый вопрос, ради которого о нем вспомнили. Без нужды теперь никто никому не звонил.