Измена. Вторая семья мужа (СИ) - Багирова Александра

Как это выдержать?! Ненавижу! Они втянули в эту мерзость мою дочь!

— Ты давно знала? — спрашиваю упавшим голосом.

— Извини, но я больше тебе ничего не скажу. Ты не в том состоянии, — хмурится. — Такой праздник, сестричка родилась, а ты взяла и все испортила…

Хватаюсь за горло, дыхание перехватывает. Открываю и закрываю рот, вдохнуть не могу. Слова, подобно острым лезвиям в горле застревают. Когда я пытаюсь переварить, то, что понять в принципе невозможно, в кармане дочери вибрирует телефон.

Она достает его. Смотрит на экран и на лице тут же появляется улыбка. Отходит к окну и принимает вызов.

— Привет! Я сейчас не могу говорить, — тараторит скороговоркой.

Мне неслышно, кто там на другом конце. Но я почти уверена, что знаю ответ. Душу выворачивает от нечеловеческой боли.

— Да. Тут, — косится в мою сторону.

— Тяжело, — вздыхает.

Чувствуется, что при мне старается отделаться односложными ответами.

Отрывает телефон от уха:

— Мам, тетя Алена хочет с тобой поговорить…

И именно в этот момент дочурка подает голос. Плачет громко и требовательно. Моя кроха подсказывает мне правильный ответ.

— Мне не о чем с ней говорить, — говорю так, чтобы предательница услышала.

— Зря, — изрекает дочь. Возвращает телефон к уху. — Ты все слышала. Потом созвонимся. И я тебя целую, — даже не пытается спрятать улыбку.

— Зорь, выйди из комнаты. Мне надо занятья ребенком, — говорю максимально спокойно.

А внутри все клокочет, видеть сейчас не могу родную дочь. До чего меня довели!

— Ой, — прячет телефон в карман. — Только ты не подумала, что тетя Алена беременна, и ей нельзя волноваться! Ей так не повезло как тебе, и беременность сложная! — говорит надув губы, смотрит насупившись.

— Ага, может, мне еще и извиниться, — говорю с едкой усмешкой и беру дочурку на руки.

Она тут же успокаивается и перестает плакать. И я ощущаю тепло, поддержку моей принцессы. Смотрю в ее глаза, а она словно говорит: «Мама я с тобой».

— Хорошо бы было. Но ты у нас гордая, — изрекает Зорька, направляясь к выходу. — А ведь папа всю беременность от тебя не отходил. Его любовь помогла тебе легко родить. В твоем-то возрасте. А у тети Алены такой роскоши нет…

— Вон! — показываю на дверь.

Она будто специально играет на нервах, наступает на кровоточащие раны.

— И все же мам, я тебя люблю. Помни об этом, — осторожно закрывает дверь.

Врагу не пожелаешь такой любви от дочери.

Занимаюсь Аришкой, а слезы льются непрерывным ядовитым водопадом. Не остановить их. Вытираю, а они еще сильнее, будто с меня вытекает горе, я до краев полна предательством.

Алена очень близка с Зорькой. Я всегда считала — это счастье, когда семья такая дружная. И только приветствовала их дружбу, подкрепленную общей любовью к балету.

Сестра преподает в балетной школе. В прошлом она балерина. Но из-за трагической случайности ее карьера оборвалась на самом пике. Она стала преподавать и моя дочь — ее любимая ученица. Сестра по старым связям часто помогает в карьере дочери, выбивает ей хорошие места. А Зорька грезит балетом, все свободное время тренировкам посвящает.

За столько лет плотного, практически ежедневного общения они стали подругами. Дочь приходила домой счастливая, без остановки рассказывала о своих успехах. Она многим со мной делилась, я старалась проводить с Зорькой как можно больше времени, и дочь всегда шла на контакт. Рассказывала про школу, друзей, если случались конфликты, советовалась со мной и отцом. А как оказалось по факту, она лицемерила, покрывая их.

Выхожу в ванную с дочкой. Вся семейка закрылась на кухне и тихо переговариваются. По обрывкам фраз понимаю — перемывают мне кости. Стараюсь не слушать. Включаю воду. Аришка… все внимание ей.

Когда выхожу из ванной комнаты, натыкаюсь на мать. Она явно меня поджидает.

— Покормила, красавицу, — слащаво улыбается.

— Да, — хочу пройти мимо нее.

— Даже не дала на внучку полюбоваться, — кряхтит наигранно-обиженно.

— Отстань, — нет сил вступать с ней в бессмысленный разговор. Свою позицию она озвучила. Они все.

— Лер, доченька, — протягивает руку, касается моего плеча. Сбрасываю ее руку. — Ох, какой характер тяжелый, — качает головой. — Я хотела сказать…

— Лучше ничего не говори, — грубо обрываю.

— Тебя, естественно, никто не выгоняет, не подумай, — все равно продолжает, идет за мной следом, — Ты отдохни, успокойся, и к себе езжай. Негоже мужа дочери лишать. Ромочка ждет вас. Места себе не находит.

Хочется крикнуть: «Что вы все несете! Неужели не понимаете! Хватит! Мне так больно!».

Только меня никто не услышит. В один миг моя семья, мои родные стали чужими… нет хуже… врагами… Которые подобно до изощренных палачей, истязают меня с профессиональным знанием дела.

— Пусть его Алена успокоит. У нее эти годы это отлично получалось, — меня передергивает от омерзения.

— Дочь, у меня сердце болит, глядя, как ты все рушишь, — демонстративно руку на сердце себе кладет.

— Не переживай, я тут не останусь.

— А куда пойдешь? — прищуривается.

— Разберусь.

— Тетя Лера, они тебя обижают? — из комнаты выходит Димка, окидывает внимательным взглядом нас с матерью.

— Все нормально, — пытаюсь улыбнуться, а в результате едва сдерживаю слезы при племяннике.

Он отличный парень, отзывчивый, добрый. Но теперь в голове засел вопрос: чей он сын?

— Хочешь, я с тобой поеду, буду тебя защищать! — становится между мной и матерью.

— Спасибо, Дим. Но тебе лучше тут с бабушкой быть.

Мама как-то очень быстро и проворно ретируется. Хлопает дверью на кухню.

И к лучшему. Надо немедленно уходить, пока они меня морально не уничтожили. Больше подобных разговоров я не выдержу. Сниму комнату в отеле на пару дней. А дальше решу, что делать. Я парализована болью, мне нужен покой.

— Бабушка тебя обидела, — топает ногой.

— Она… она… — язык не поворачивается сказать что-то хорошее о матери… дожилась. — Так бывает, Дим. Я справлюсь, — закусываю губу.

Племянник подходит и обнимает меня. Прижимается осторожно, чтобы не задеть Аришку у меня на руках.

— Все будет хорошо, теть, — шепчет так уверенно, что мне хочется верить его таким искренним словам.

Собирать мне нечего. Даже, наоборот, нечего надеть, ни куртки, ни обуви. Ничего все по дороге куплю. Главное — уйти, я тут дышать не могу.

Открываю входную дверь. Не собираюсь ни с кем даже прощаться. Они вылетают сами.

— Ты ж не к папе едешь? — уточняет Зорька.

— Нет. И так понимаю, ты со мной не пойдешь?

Зачем спрашиваю? Все понятно.

— Куда? В никуда? — смеется. Потом резко прекращает. Внимательно на меня смотрит, и уже ласковей добавляет. — Я буду ждать тебя дома, мамочка, — хочет ко мне подойти, но я рукой останавливаю ее.

— Променяла мать на балет. Удачи, дочь.

— Одумайся, Лерка, — вставляет пять копеек отчим.

Выхожу из квартиры, с один момент ставшей ненавистной.

— Бессовестная! — летит мне в спину еще один словесный удар от матери.

Захлопываю дверь. Едва выхожу из подъезда, на телефон одновременно приходят три сообщения.

Два из разных банков, что все имеющиеся деньги переведены на другой счет.

Третья от мужа:

«Возвращайся! Я так тебя жду, Любимая!».

Мороз. Снег. На руках Аришка. На банковских картах ноль.

Душа изувеченная, выжженная пустыня. Даже слез уже нет.

Человек, которому я доверяла, как себе… растоптал мою любовь, уничтожил веру в людей. У Ромы на всякий случай были все данные моих карт. Впрочем, деньги он же мне туда и клал. А теперь хочет, чтобы я приползла к нему. Выхода ведь нет.

Да, финансово я зависела от мужа. Мне было восемнадцать, когда я забеременела. Рома взял все траты на себя. Меня же оберегал, не пустил на работу. Я перевелась на заочный, посвятила себя семье. Позже я все же вышла на работу, но мои заработки — это на женские мелочи. Так говорил муж, который быстро поднимался по карьерной лестнице.