Сердце мексиканца (СИ) - Хаан Ашира

Она не собиралась возвращаться, ее дом был здесь.

Горячая ванна, доставка пиццы, голубоватый свет монитора, километровые треды в соцсетях, шесть часов сна, караоке по пятницам, кофе на вынос, пустая квартира — кирпичики, из которых состояла ее жизнь.

Ей больше не надо было принимать решение, не надо было рвать все связи и думать, что скажет папа, не надо было сдавать или продавать квартиру. Просто ничего не делать — и все случится само собой.

Поняв это, Аля испытала облегчение. И печаль.

Дни сливались в недели, работа перетекала в тусовки, тусовки — в ночные загулы, и Аля только иногда, болтая с друзбями у входа в какой-нибудь бар в кедах, сиреневой юбке из фатина и косухе, с сигаретой в одной руке и «маргаритой» в другой, вдруг замирала, ощутив в запахе ветра знакомые ноты злого солнца, словно он берег этот глоток воздуха специально для нее, несясь сюда с другого конца света.

Она обрывала смех и стояла, закрыв глаза, пока кто-нибудь из друзей не окликал ее тревожно — и тогда снова вливалась в беззаботное веселье вечно молодой и никогда не спящей Москвы.

Каждый вечер она лежала в почти нестерпимо горячей ванне, словно ей не хватало тепла, хотя шпарящие батареи в квартире вполне справлялись со своей работой.

Потерянный на просторах Мексики гардероб она тоже обновила, накупив почему-то целый ворох легких белых платьев: хлопковых, батистовых и льняных. И, конечно, не забыла про новый чемодан. Тоже почему-то белый.

Через пару месяцев после возвращения Аля все-таки закончила недописанные статьи и получила за них премию. Учитывая, что она так и не потратила все, что собиралась в тусовочной Плайе, у нее скопилось достаточно денег, чтобы можно было задуматься о следующем отпуске. В Европе.

Копаясь в распродажах авиакомпаний, она каждый раз чувствовала, как ёкает сердце при взгляде на перелеты «Москва-Канкун» и «Москва-Мехико».

Она как будто постоянно чего-то ждала. И только начав планировать новое путешествие поняла, на что это было похоже. Странное ощущение, словно как раз здесь и сейчас она в отпуске и однажды он закончится.

К парикмахеру она пришла сдаваться нескоро: ей предсказуемо попало и за то, что не пользовалась бальзамами, и за выгоревшие на солнце пряди, и за то, что не пришла каяться сразу, когда на последствия мексиканского солнца и ветра еще не наложился урон от московского воздуха.

— Зато отросли-то как! — похвалили ее хоть за что-то. — Признавайся, не следила за питанием? Ела, сколько хочется? На сколько поправилась, плохая девчонка, поделись?

Аля с изумлением поняла, что с возвращения так ни разу и не взвешивалась. Просто забыла. Вообще о многом забыла — давно не смотрела ролики на «Ютубе» с бьюти-блогерами, почти не заходила в многочисленные чаты, где раньше зависала часами. Время как-то перераспределилось, стало одновременно разреженнее и спокойнее. Его хватало на важные дела и друзей, больше ни на что. Но при этом она перестала опаздывать и всегда выкраивала минутку посмотреть на розовое небо на закате или погладить кошку у подъезда.

И эти перемены заставили ее вспомнить о том, что она собиралась к психологу после того, как избавится от Хесуса. Разобраться, что это было, исправить то, что еще можно исправить. Точно так же, как с волосами, только — с душой. Посттравматический синдром бывает не только у людей, вернувшихся с войны, любой внезапный стресс может вызвать ту же реакци.

Впрочем, на войне она тоже, считай, была…

Аля описывала подробности своего странного отпуска и не могла отделаться от мысли, что пересказывает сюжет криминального сериала. К тому же не слишком достоверного: ковбойские шляпы, лошади, пистолеты, где-то на фоне играет музыка из «Отчаянного» и пробегает мимо Зорро, на ходу кнутом вычерчивая огненную Z на спине приближающегося с гнусной улыбкой насильника Хесуса.

Психолог подтвердила, что Аля вела себя абсолютно разумно и ее смирение было естественной реакцией — довольно разумной, снижающей урон. И то, как она вписалась в быт на ранчо оказалось одним из самых лучших вариантов для сохранения психики.

Не пришлось даже рассказывать, какие отношения у нее сложились с Сантьяго. С его первого появления в спальне по лицу психолога бродила понимающая улыбка. Конечно, по законам жанра, что еще могло быть? Но вот когда дело дошло до момента, когда он убил Хесуса, все изменилось.

Психолог напряглась, тряхнула головой, словно впервые возвращаясь в реальность и понимая, что сидящая перед ней, сжавшись в комочек в комочек в глубоком кожаном кресле Аля действительно все это испытала.

— Ваш любовник убил своего племянника? — с ужасом спросила она.

— Еще не любовник, — поправила Аля. Она как раз собиралась переходить к этой части.

— Возлюбленный. Вы сами упоминали, что считали его привлекательным. Вы продолжили так считать?

— Да… — Аля ощутила что-то странное. В тот момент она не просто продолжила считать Сантьяго привлекательным, все стало намного хуже — именно в тот момент она влюбилась.

Или ей показалось, что влюбилась? Она пришла как раз за тем, чтобы выяснить это. Могло ли быть так, что ее тяга к нему — просто благодарность и облегчение? Она бросилась ему на шею только потому, что рыцарь спас ее от дракона или потому, что он показал, что ее благополучие для него дороже всего?

Но разговор свернул куда-то не туда.

Психолог продолжала давить на то, что Сантьяго совершил преступление — как будто первое! Что он лишил жизни человека, что это несовместимо с моралью современного общества, и так далее, и тому подобное…

Аля смотрела на нее и не понимала. Что еще Змей мог сделать в тот момент? С человеком, который подставил кучу народа, из-за которого погибло столько людей? Который вот прямо в этот момент насилует женщину, в которую влюблен?

Вызвать полицию, а пока просто наблюдать? Спокойным голосом, не создавая паники среди населения, предупредить, что дорогой племянник совершает тяжкое преступление?

Вот что?

Она не стала рассказывать дальше, потому что уже поняла, что они говорят на разных языках. Бывает опыт, который меняет тебя бесповоротно. И тому, у кого этого опыта нет, вообще не понять, как сжимается сердце, когда такой человек, как Змей, говорит тебе тихо и твердо, что ты его сердце и просит вернуться.

Она пообещала.

У Али сжалось сердце.

Что он там делает? Спит один? Разговаривает с Пилар вечерами? Каждый вечер выходит из душа и смотрит на пустую половину кровати?

Вспоминает об Але, когда приезжает к водопаду?

Или его жизнь, так же, как ее, вернулась на привычные рельсы, оставив на языке только медовое послевкусие этих жарких недель?

Она продолжала об этом думать, пока ехала в гости к отцу. Как Аля и предполагала, как раз он меньше всех беспокоился о ней. Точнее, не беспокоился совсем. Получив сообщение о том, что она наконец вернулась, он удивился: «А ты уезжала?»

После смерти Алиной мамы они ненадолго сблизились, пытаясь найти друг в друге утешение и замену, но когда он снова начал пить, Аля сбежала. Она хорошо помнила несколько лет своего детства, когда по скрежету ключа в замке можно было предсказать, было сегодня два литра пива, бутылка водки или в кои веки повезло и никто не будет со свистом рассекать воздух ремнем и требовать уважения к себе как главе семьи.

Новая жена отца как-то умудрилась его усмирить, заставить вернуться в рамки, но отчуждение так и осталось. Аля приезжала к ним редко, раз в пару месяцев — им просто было не о чем говорить. Как когда-то он не мог найти для нее иных слов заботы кроме: «Уроки сделала?», так и сейчас главной темой было: «Замуж-то когда?»

Про Мексику ему интересно гораздо меньше. Зато его жена внезапно оживилась и сообщила Але, что латиноамериканцы уж-ж-жасно страстные! Но верить им не стоит — даже если признались в любви и позвали замуж, это просто выражение переполняющих чувств, а не реальные планы и не настоящее предложение.