Впечатляющий пик (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна

- Почему ты спрашиваешь?

Я пытаюсь что-то увидеть, хочу знать, что именно он ко мне испытывает. Теперь мне чертовски мало его тела, недостаточно удовольствия и наслаждения от умелых рук. Я хочу его целиком, знать, что он принадлежит мне душой. Я хочу его сердце.

Но заставить любить себя невозможно, особенно того, кто уже отдал свое сердце однажды и потерпел неудачу, боль и разочарование. Думаю, что когда становишься старше, предаться чувствам еще сложнее. Возможно, я ему очень нравлюсь, но это не то что мне нужно.

- Не думаю, что сейчас стоит говорить об этом, ты столько пережила, - вздыхает Глеб Дмитриевич, подтверждая мои худшие опасения.

Я сижу у дубовой красно-коричневой стойки на высоком деревянном стуле. Над головой развиваются футбольные шарфы, а в больших пузатых бокалах пенится пиво.

- Эй, что ты здесь делаешь? – присаживается Пашка рядом, щелкая пальцами бармену.

- Пью, не видишь? – подпираю рукой щеку.

Пашка облизывается, когда прямо перед его носом оказывается шапка белоснежной пены.

- Зачем ты пьёшь, если у тебя все хорошо? Пьют когда плохо, - пачкает нос.

- Сегодня я видел, как Полина и Стеша вместе уснули в ее кроватке, в обнимку, как родные, с книжкой сказок, обложившись мишками.

Пашка смеется, пенка разлетается.

- Так это же прекрасно. Я понял. Это пьянка счастья.

- Это пьянка страха, - подношу к губам стакан и делаю большой глоток.

Пашка стонет, лбом ударяясь о стойку.

- Господи, Глеб, я тебе очки куплю, толстые такие окуляры. Неужели ты не видишь, что Полина не Марина?

- Марина тоже в самом начале...

- Не хера подобного! - бьет рукой по стойке Пашка, пугая бармена.

Друг кривляется, молча выпрашивая у официанта прощение за свое дурацкое поведение.

- Марина сама тебя соблазнила, глаза бегали всегда, она флиртовала и смеялась.

А Полина смотрит  в рот. Не знаю, как объяснить, короче, она просто не дышит, когда ты рядом. Это очень забавно.

Признаться вслух, что она больше не хочет меня - болезненно. Надеюсь, что это шок из-за того, что она пережила во время пожара. Но она не даёт мне даже обнять себя, постоянно ускользая, не ждёт меня по вечерам. Внутри, что-то замирает, когда я вижу вместе Полину и Стешу, глядя на эту картину невозможно остаться равнодушным. Но иногда, что гораздо хуже, я обнаруживаю ее укутанной в одеяло на своей половине кровати. Если я прихожу рано, то у Полины находится миллион дел за пределами комнаты, где я нахожусь. Секса не было уже больше недели. Если учитывать, что раньше он был каждый день, а иногда и несколько раз в день, то меня это серьезно настораживает.

Я скучаю по ней, по тому огню, что есть между нами, пониманию друг друга с полу слова. Она лишь улыбается и уходит, утверждая, что все нормально.

- Может вы поругались? – читает мои мысли друг.

- Нет, мы не ругаемся. Она просто, - подбираю слово, - ускользает, твою мать.

Пашка морщится.

- И ты, конечно же, решил, что это потому что ты слегка помешался на ней. Запал, как мальчишка.

- Прекрати.

- Ты говорил ей?

- Что? – поворачиваюсь, вздыхая, хотя и так знаю ответ.

- Что жить без нее не можешь?

- Нет и не собираюсь.

- Правильно, зачем? - зевает Пашка. – Нечего тебе здесь ошиваться, домой иди к своим девочкам.

- Это все всегда портит! – злюсь, повышая голос, отвечая на его вопрос.

- Ну да, ну да! – качает головой Пашка. – Детский сад.

Смеюсь, спихивая друга с высокого барного стула:

- Марина позвонила, что хочет навестить Стешу.

- Чего это она, заболела? – ржёт Пашка, забираясь на стул обратно.

- Не знаю. Наверное все ночные клубы закрыли на сандень. Не хочу, чтобы Полина даже видела её.

Друг послушно кивает, погружая нос в пиво.

- Отправь куда-нибудь Полину, ни к чему им видеться, вдруг Марина заразит её своим бл*дством, - смеётся друг.

Я смеюсь вместе с ним.

- Кстати, - пьет Пашка, присаживаясь ближе, - у меня есть идея, как избавиться от вашего Егорозвона и компании, но при этом не связываться с прокуратурой,- наклоняется он ниже, так, чтобы никто не слышал.

Моментально становлюсь серьезным:

- Рассказывай.

Для меня горы стали символом тоски и любви. Словно талантливый художник кто-то перемешал на одной картине пышные леса, бесконечные каменистые пустыни, яркие ковры цветов, блестящие драгоценными камнями на солнце снега, огнедышащие вулканы, ужасающие многокилометровые ледники и страшные бездонные пропасти ущелий. Плюхнул на холст нестерпимо жгучее солнце и жестокий мороз среди лета, завораживающий рев водопадов, стремительные бурные потоки и застывшее в безмолвии ступени ледопадов, которые похожи на ожившую картинку из детской книжки. Только здесь можно часами слушать мелодичное журчание ледниковых ручейков, а потом вдруг дернуться и бежать без оглядки, гонимая грохотом смертоносной лавины. Горы – это целая жизнь, и когда стоишь на вершине одной из них, другой жизни уже не хочется.

Я абсолютно точно не собираюсь уезжать отсюда, по крайне мере, пока он сам не попросит об этом. Любовь ведь она не только в том, чтобы искать взаимности, она гораздо глубже и шире. Ее теплые ладони обнимают, даря заботу и нежность. И теперь я уверена, что любви к мужчине до этого никогда не испытывала. Она не яркая и не цветастая, она окрашена в постельные тона, и свернувшись клубочком дремлет, уткнувшись мокрым носом в область сердца.

Да, я тоскую. Я хочу, чтобы его чувства были похоже на мои,  переросли во что-то теплое и мягкое наощупь. Но если моя судьба состоит в том, чтобы просто дарить свою любовь этому мужчине, я буду это делать. В какой-то момент я смерилась, ведь уже не смогу иначе. Я хочу заботиться о них. Отдавать тепло ему и Стеше. Они родные мне люди, и я не могу их оставить. Эгоистичное чувство обладания сменилось чем-то глубоким. И этому мало место в моей груди. И если уж выбирать между тем, чтобы быть с ним рядом или без него вообще, то я выбираю первое. Нежность, так много нежности внутри, как будто пушистый лепесток эдельвейса коснулся ладони.

Погода портится, но природа по-прежнему невероятно красива, только теперь совсем иной, зрелой красотой. На общем собрании было решено построить новое здание садика. В центе поселка шла стройка очередного дома для туристов, уже был заложен фундамент и частично поставлены стены, именно его решили достроить для детей. Часть денег выбили у государства, так как пожар наделал много шума, попал в прессу, к нам зачастили комиссии и проверки, но кое-какие деньги все же выделили. Чем могли, помогали сами родители, вначале они жутко перепугались и заперли детей по домам, обвинив меня во всех смертных грехах, но после одумались, особенно, когда комиссия признала, что причиной пожара стало короткое замыкание. Постепенно родители смягчились, а некоторые даже попросили прощения. Я не в обиде  на них и прекрасно понимаю, что они чуть не потеряли самое дорогое, что есть в жизни. Стройку начали сразу же, чтобы успеть до наступления зимы.

Я стою возле горы сложенных пирамидой кирпичей, а Витька размахивает руками, подгоняя строителей. Не знаю насколько он хороший спасатель, но организаторские способности у него просто потрясающие. Мне кажется, что некоторые рабочие его даже побаиваются. Притворяться он не умеет. Слишком простой и открытый, поэтому я никак не пойму, зачем он битый час таскает меня кругами вокруг дома. Какая собака его укусила?

- Полина, ты должна решить насчёт полов, есть же какие-то санитарные нормы, все надо прочитать и изучить. И надави на родителей, ну их в жопу эти пластиковые окна. Ты знаешь, чтобы с вами было во время пожара, если бы стояли не старые деревянные, а пластиковые из поливинилхлорида?

- Я думала ты спасатель, а ты у нас оказывается председатель профсоюза, - смеюсь, перешагивая через строительный мусор.

Почесываю руку, там у меня остался шрам. Очень хочу пойти домой, еще не приготовлен ужин, но Витька снова меня куда-то тащит.