Проиграем? (СИ) - Юнина Наталья

Перевожу взгляд на живот, а затем снова на чужую тарелку с сосисками. Может, украсть одну, когда все отвернутся и съесть в тихушку в туалете? Нет, Зорин не отвернется. А что если есть сосиски на кухне? У Соболева явно холодильник заполнен всякой едой до отвала. Как я раньше не догадалась? Вдохновившись этой мыслью, я аккуратно встала из-за стола.

– Ты куда?

– В туалет. Я помню, где он. Леша, не надо со мной идти, – почти процедила сквозь зубы, видя, как он приподнимается из-за стола. – Все нормально, – уже более мягким тоном добавила я, понимая, что он делает это не из-за того, чтобы меня позлить. Правда, получается наоборот.

Медленно направляюсь в дом, чувствуя на себе взгляд Леши. Он все равно придет за мной. Вопрос времени. Сколько у меня есть минут, чтобы пошариться в чужом холодильнике и съесть его содержимое? Минута? Две? Это максимум.

Несмотря на то, что в доме Соболева я редкий гость, кухню я нахожу сразу. Правда, о холодильнике я тут же забываю, как только вижу на кухонной стойке три упаковки багета… Сосиски нервно курят в стороне. Не помню, как распаковала багет, пришла в себя, когда проглотила половину. Господи, какой кайф…

– Вкусно? – поднимаю взгляд на стоящего у прохода Соболева.

– Очень.

– Он с чесноком. Ты спалилась. А Зорин чеснок не ел.

– Ну… уже пофиг.

– Ну в принципе, да. Когда он сюда придет, можешь сказать, что захотела попить, – пододвигает стакан с водой. – А за столом подсунь ему багет.

– Спасибо. Как думаешь, сколько у меня есть времени?

– Минут пять.

– Так много?

– Да, я попросил Василису его отвлечь.

– Мне кажется, будет драка.

– Возможно, – усмехаясь, произносит Соболев.

Невооруженным взглядом видна неприязнь Леши и без пяти минут жены Соболева. Зорин ее открыто задирает, Василиса не остается в долгу, песочит Лешу только так.

– Почему они так друг друга недолюбливают?

– Может, потому что похожи. А может, потому что Васька слышала, как Лешик назвал ее длинноносой. А Лешу она бесит, потому что дает тебе советы, которые ему не нравятся, – пододвигает мне стул. – Садись. Сильно достал тебя?

– Ну немножко. Множко, – быстро добавляю я, прожевывая багет. – Он хороший, просто… просто я проблемная.

– Даже если бы ты была не проблемной и все у тебя было зашибись, было бы почти так же.

– Мне кажется, нет.

– А мне не кажется. Я точно знаю. Знаешь, это как в пословице: обжегшись на молоке, дуешь на воду. Ну вот такой он. Не потеряй он дочку и… может, все было бы и по-другому, а так… Ну клинит его малехо на контроле и ребенке. Родишь и, наверное, полегчает.

– Наверное?

– Нет, не полегчает. Но хоть жрать будешь то, что душа велит.

– Это серьезный аргумент.

– А то. Ладно, жуй давай, не отвлекайся.

Аккурат к последнему кусочку на кухню зашел Зорин, а я как ни в чем не бывало попивала воду.

***

Задача всучить багет Леше – оказалась трудной. То ли в знак солидарности, то ли еще не пойми для чего, ест он исключительно то, что и я. Подозреваю, что на работе он этого не делает и от души поддается соблазнам. Но надо отдать ему должное, он – молодец. Если не брать в расчет его гиперопеку, он хороший. Очень хороший. Жаль, что не муж. Хорошая мысля приходит опосля. Сейчас идти на попятную и говорить, что вдруг захотела роспись, означает полнейший проигрыш, учитывая то, как я была против этой самой росписи по залету. С какой вероятностью он снова предложит пожениться, после моих категоричных отказов? Нулевая. И будет прав.

– Ладно, поздно уже, мы поедем.

– Ой, извини, пожалуйста, – совершенно наигранно извиняется Василиса. Какая-то секунда и на белоснежной футболке Леши появляется красное пятно от недопитого гранатового сока.

Вот сейчас за моего Зорина мне стало обидно. Перебор, что бы между ними ни произошло за столом. А вот Леша, на удивление, подозрительно спокоен.

– Ничего страшного, – встает из-за стола и направляется к дому.

– Наконец-то. Давай убирай в сумку, – несколько секунд и Василиса подает мне… сосиски в контейнере. – Давай, чего ты тормозишь, цербер свалил.

– Не надо так говорить, он не цербер.

– Ага. Ты сначала пожри нормальной еды, а потом играй в защитницу.

Наверное, я та еще предательница, но сосиски все же пихаю в сумочку. А когда Василиса протягивает мне два шоколадных батончика, у меня от радости вылезают глаза на лоб.

– Спасибо.

– Держи, мой тебе подарок, – протягивает мне… мухобойку.

– Зачем это?

– Чтобы бить. Как только начнет тебе трахать мозг, просто взбесит, или будет делать то, что тебе не нравится, ударь его мухобойкой. Сейчас лето, скажешь, что комара убила. Ударом ты отвлечешь его внимание.

– Главное ударь сильно, – тут же встревает Соболев. – Если слабо, он и не отреагирует. Проверено.

– Это… очень странно.

– Зато эффективно, – как ни в чем не бывало бросает Василиса. – А пока делай вид, что отмахиваешься от июньской жары с помощью мухобойки.

– Не думаю, что она мне понадобится.

– Время покажет, – иронично произносит Василиса.

– Ну что, поехали? – поворачиваюсь к подошедшему Леше.

– Ага.

Кажется, еще никогда я так не берегла собственную сумочку. Сосиски и шоколадки манили так, что я вообще ничего не замечала по дороге домой. Ну, разве что, разок отвлеклась, любуясь профилем Зорина.

– Все нормально? – кажется, самый раздражающий меня вопрос за последние месяцы, сейчас не кажется столь бесячим, как обычно. – Жень?

– Все хорошо, – а будет еще лучше, как только в ночи я доберусь до сосисок с шоколадкой.

Наверное, кто-то там сверху все же против моего акта поедания запрещенной мне еды. Иначе как объяснить тот факт, что при входе в квартиру ремешок моей сумочки рвется и она падает на коврик прихожей. Черт возьми, контейнер виден! Зорин тут же тянется ее поднять, а я, ничего не придумав, со всей силы ударяю его мухобойкой по затылку.

– Ты… ты нормальная вообще?

– Там комар был, – тараторю я, рывком приподнимая с пола сумочку. Кажется, это первое и единственное мое резкое движение за прошедшие месяцы. – Извини, я не думала, что будет больно.

– Я знаю, что в твоей сумочке сосиски.

– Да?

– Караганда. Ты думала, я куплюсь на пролитый сок от этой стервы?

– Батончики ты тоже видел?

– Я все видел.

– Леш, подслушивать и подсматривать – это прерогатива женщин. То есть ты бы все равно не дал мне это все съесть даже без мухобойки?

– Без мухобойки я бы дал тебе съесть это одной. А с ней, уж извини, придется делиться.

– А счастье было так возможно…

– Все, больше ничего не надо? – не слишком дружелюбно бросаю я, поставив размашистую подпись на очередном бланке.

– Пока ничего.

– Ну если еще что-то надумаете, тогда уже в понедельник.

– А ничего, что сейчас половина четвертого?

– Пятница – сокращенный день, Тамара Николаевна.

– Это в других странах, Алексей Викторович.

– Не волнуйтесь, я досижу положенные, – перевожу взгляд на часы на руке. – Час и шестнадцать минут.

– Ой, можете не досиживать, я никому не скажу.

– Да что вы говорите? – иронично бросаю я.

– Правду. Вы только расскажите немножечко про Женю, а то так-то и не у кого узнать и можете идти с Богом. Как она? Экзамены сдала? Как себя чувствует? Я уже забыть забыла, как она выглядит, на работе не появляется, просто так не приходит.

– Она уже в декрете и не появится еще долго. Госы сдала на отлично. Чувствует себя нормально.

– Так я не пойму, вы что, ей больничные подделывали?

Вмазать… как же мне хочется ей вмазать. А, впрочем, не только ей. Настроение ниже плинтуса. Долбаная жара нервирует не по-детски. Как представлю, что в квартире не включить кондиционер…

– Нет, Тамара Николаевна, я ничего не подделывал. У нас сложная беременность.