Запретная страсть мажора (СИ) - Кей Саша

У меня в буквальном смысле слова отвисает челюсть. Святая простота! Не отпустит он!

– Я позвоню отчиму, и он меня заберет. Или еще проще… Наберу полицию…

– Звони. Набирай, – зеленые глаза выжидающе смотрят на меня.

Вот он самый настоящий будущий абъюзер. Он говорит кошмарные вещи, а я не звоню в полицию, потому что тогда у придурка будут проблемы.

И мне кажется, Дикаев прекрасно понимает, что пока он не перейдет некую черту, когда мне станет страшно, я никуда звонить не буду. И нет моему идиотскому поведению никакого объяснения.

А сердечко стучит предательски, тоскует.

Чайник наконец со щелчком затыкается, и на кухне становится тише. Мы продолжаем сверлить друг друга взглядами под бульканье и легкое шипение кофеварки.

– У меня нет никакого желания наступать на те же грабли второй раз. Зачем? – чеканю я. – Чтобы в следующий раз ты выкинул что-нибудь похуже? Я не понимаю, зачем нам находить общий язык. Все кончилось.

А еще я не понимаю, зачем я с ним вообще разговариваю. Как с двоечником, будто подсказываю ему ответ на вопрос, но ученик безнадежен

– Не будет следующего раз, Оль, – смотрит исподлобья. Олень, блин. Хочется еще раз треснуть, а может, и расцарапать физиономию, чтоб перестал быть таким самоуверенным болваном.

– Бла-бла-бла, – кривляюсь я и с удовольствием вижу, что щека Кира дергается. – Зачем тебе все это?

– Я не знаю…

Не знает он. Зато я знаю. Опять потащит в кровать, а я совсем не уверена, что это вообще того стоит. Первый раз меня не впечатлил. Раскладывал бы свою Лину…

От этой мысли меня дергает, как будто двести двадцать ударяет.

Нет. Хватит. Пусть делает, что хочет. Без меня.

– Отлично. Ты даже не знаешь, зачем, но надо. Просто потому что зачесалась левая пятка, – голос мой против воли дрожит, потому что образ противной Лины маячит за плечом Кира. – Но ты приволок меня сюда, чтобы что? Извиниться? У тебя не получается. Искупить? Спасибо, не надо. И что бы ты там себе не думал, держать меня здесь вечно не получится. Меня будут искать.

Кир хмурится с каждым словом все.

– Мне нужен шанс, – наконец формулирует он.

– Шанс? – я всплескиваю руками. Он опять не слышит. Сильно напоминает вечер у меня в комнате общаги, когда он вдолбил себе в голову, что мы встречаемся.

А потом и мне вдолбил.

Рассчитывает, что прокатит еще раз? Думает, что я не способна учиться на собственном опыте?

Как же он бесит в своей уверенности, что у него все получится!

– Именно. Шанс, – набычивается Дикаев.

Господи, с ним всегда так: проще дать, чем объяснить, почему нет.

– У тебя есть ровно два часа, – выдыхаю я с четким ощущением, что я зря поступаюсь. – И убери лапы!

Я бью по тут же протянутым ко мне конечностям.

– Этот способ не сработает, – предупреждаю я.

Нельзя позволить Кириллу распустить руки. Каждый раз, когда он это делает, мозги отключаются.

Похоже, Дикаев растерян. Стоит мрачнее грозовой тучи.

– Хоть плащ снимешь? – спрашивает он, и в голосе слышу странную интонацию. – В доме жарища. За два часа сваришься.

Кажется, до него доходит, что облажался он сильнее, чем ему казалось.

Интонация, напоминающая обреченность. Очень на Кира непохоже. И у меня неожиданно сжимается сердце. Он даже не пытается сделать жалостливый вид, но мне все равно не по себе. Окончательно подрывает мой боевой дух снова раздавшееся урчание желудка Дикаева.

– Хорошо, и, ради бога, съешь хоть что-нибудь! Нечего на жалость давить! – психую я, берясь за пояс плаща.

Но эффектно его снять не получается. Свитер, который я нацепила под плащ, чтобы после тренировки разогретые мышцы не прохватило, упорно цепляется за верхнюю одежду. И я дергаю ругами, стараясь вытащить их из рукава. Ну чисто курица.

Со злости бросаю рюкзак на пол, но делу это не помогает, поэтому когда Кир приходит на помощь, мне приходится смириться.

Только Кир такой Кир. Нельзя просто взять и по-джентльменски снять. Он кладет тяжелые ладони мне на плечи и, глядя прямо в глаза, медленно скользит по рукам, ныряя под ткань плаща. Я вижу, как зрачки Дикаева расширяются, и облизываю мигом пересохшие губы. Невозможно разрушить зрительный контакт.

Легкая паника овладевает мной. Я опять подпадаю под его странный магнетизм.

Магнетизм в прямом смысле слова.

Ибо, спустив плащ до локтей, одной рукой Кир притягивает меня к себе и приобнимает за талию. Другой он продолжает снимать плащ, но то, как он наклоняется ко мне, словно в последнем движении танго, парализует меня. Я не в силах уклониться.

Еще секунда, и он меня поцелует.

Глаза сами собой закрываются.

И поймав себя на этом, я упираюсь одной освобожденной рукой ему в грудь.

– Даже не думай! – но голос у меня… я бы сама себе не поверила. Не пойми откуда взявшаяся хрипотца в слабом протесте звучит как приглашение.

А Дикаеву всегда хватало и меньшего для активных действий.

Притиснув меня к себе в плотную, целует увернувшуюся меня за ухом.

– Я не стану терпеть, – выдавливаю я, чувствуя, что тело позорно слабеет.

– Терпеть? – вдруг рычит Дикаев, а я не сразу втыкаю, что его выбесило. – Ты хочешь меня убедить, что тебе не нравится? Давай посмотрим, кто тут врушка!

Честно говоря, я половину не слушаю. Не потому что не хочу, а потому что не получается. Зараза вроде дает зеленый свет, и тут же лупит по рукам.

Кто ее вообще научил так обращаться со своим парнем?

Кобра, блин. С какой стороны не подойди, везде жало.

Истомина так шипит, что на минуту я даже начинаю сомневаться в правильности своих выводов. А вдруг я ей нравлюсь меньше, чем думаю. Да ну нах!

Точно нет.

Требует, чтобы я что-то съел.

Жалеет.

Правда, походу, кормить не собирается.

Ладно. Если это условие, то я пожру. И Истомину покормлю.

При мысли об этом в мозг мгновенно молнией бьет воспоминание, как я уже отличился на поприще кулинарии. В ширинке сразу же становится тесно.

Блядь. Лишь бы она туда не посмотрела. Тогда я точно не смогу ее убедить хоть в чем-то. Разорется, что я извращенец, и все.

Олька берется за пояс плащишки, и я впиваюсь в ее фигуру взглядом, будто сейчас будет самый откровенный стриптиз. Ну же, снимай. А я его заныкаю куда-нибудь. Так, что хрен найдешь. Не поедет же она домой без плаща, верно?

Щеки раздувает, слова говорит всякие. Прям как взрослая.

А кровь несется по венам. И возможность сцапать Ольку под предлогом помощи я не упущу. Отличный плащ. Супер просто. Он играет на моей стороне.

Блядь, я же на крыльце еще решил, что буду вести себя как джентльмен…

Обязательно снова начну. Минут через пять. Как только начну соображать. Но это неточно.

Я козу неделю не видел. Меня якорит на ее цветочных духах, на розовых щеках, на том, как она глаза хитро прикрывает, и губки свои пухлые вытягивает.

Я, что, железный, что ли?

Все нервы на свое ведьмино веретено намотала. Слушать не хочет, хвостом вертит. Мне нужна компенсация. Какая она теплая, мягкая…

Что?

– Терпеть? – у меня отвинчивается последняя гайка. Терпит она тут. Не нравится ей. Сейчас посмотрим. – Давай посмотрим, кто тут врушка!

Собираюсь показать Истоминой, что ее слова выеденного яйца не стоят, но попадаю в центр цветочного урагана.

Не ожидавшая такой вспышки, Олька испуганно таращит глаза и не сопротивляется. Более того, коза не иначе как на автомате отвечает на поцелуй и все.

Жопа.

Коротит меня сразу.

Вот так правильно. Мое. Она должна меня слушаться. Мой подарок. Моя девушка.

Острый язычок жалит меня, и я не отказываю себе в удовольствии его пососать. Дьявол! Истомина, что, мурчит там? Мяукает?

Пиздец, она становится такой податливой в руках, что я просто не могу заставить себя остановиться и запускаю руку под свитерок.

Уже наплевать, что она там говорила. Вот она трушная реакция сивой.