Опекун. Вне закона (СИ) - Траумер Ронни

– Ну что? Выглядит так, будто перед тем, как в тарелку положить, всё это собрали с грязного пола, – усмехается и кривит накрашенные губы.

– Извинись! – требует Самойлов, сжимая вилку в руках до побеления костяшек.

– Перед кем? Перед ней? – удивлённо вскидывает брови. – Да кто она…

– Моя жена! – перебивает Марат. – Немедленно извинись, иначе…

– Что? К маме отправишь? – смотрит на отца с вызовом в глазах. – Только и умеешь, что сбагривать меня маме, – обиженно бросает и, толкнув тарелку, чуть не вывалив всё содержимое на стол, скрещивает руки на груди.

– Вся в мать, – вздыхает мой муж, обречённо качая головой. – Амина, я повторяю…

– Не надо, Марат, – останавливаю я, накрыв его руку своей.

– Каролина, она должна понимать, что так себя вести не нормально, – мягко проговаривает, хотя я вижу, как в глазах пляшут бесы.

– Раньше надо было думать, – фыркает Амина.

– Либо извинишься, либо я сейчас же отведу тебя в «забегаловку у дороги», и ты на себе узнаешь, что значит еда с пола…

– Марат! – возмущённо обращаюсь к нему. – Палку не перегибай, – требовательным тоном говорю.

– Спасибо за тёплый приём, – встав на ноги, Амина делает кривой реверанс. – Позвольте ретироваться, господин, – бросает и уходит из столовой.

– Наказание, а не ребёнок, – вздыхает Самойлов и продолжает есть, словно ничего и не было.

– Недолюбленный ребёнок, – поправляю его я.

– У неё было всё, что она хотела! – восклицает муж.

– Кроме родительской любви, в частности, отцовской, – задумчиво проговариваю.

Я сама выросла без отца, но мама любила меня за двоих, и пусть у меня не было всего, что я хотела, но я была счастливым ребёнком. А Амина явно не знает ничего о счастливом детстве, и её поведение некий протест. Девочка возвращает то, что получила, собственно, любви ей никто не дарил, и она отвечает тем, что имеет.

– Виноватым меня ещё сделай, – вздыхает Марат.

– Я это и имела в виду, – подтверждаю.

– Каролина…

– Просто будь с ней помягче, – перебиваю милым голосом. – Вот скажи, когда ты в последний раз интересовался её делами? Не учёбой или тем, остались ли у неё деньги на проживание, а личными делами?

– Я…

– Ты каменная глыба, – снова не даю ему договорить. – Она подросток, гормоны сейчас бушуют, мальчики вокруг крутятся. Она только взрослеть начинает, может, у неё десятки вопросов, на которые ответа нет, и дать их некому. Вы с Женей отправили её учиться бог знает куда, к чужим… надеюсь, хоть мать интересуется её делами, – вздыхаю, искренне жалея эту девочку.

– Это вряд ли, её интересуют мужики и толстые кошельки, – задумчиво произносит Самойлов.

– Попробуй поговорить с ней как отец…

– Я с тобой-то слов не нашёл, а с ребёнком и подавно, – признается, и я улыбаюсь.

– Не надо думать, просто открой душу, – сжимаю его пальцы.

– Угу, это ведь так просто, – иронично бросает.

– Не сложнее, чем заводы отбирать, – усмехаюсь я.

Иногда не верится, что мы дошли до таких времён, когда я могу что-то требовать, возмущаться, и мне за это ничего не скажут. И тем более трудно поверить, что я могу пошутить на такие темы, раньше меня это в ужас приводило.

– Нашла, с чем сравнивать, – хмыкает Марат. – Ужин очень вкусный, несмотря на то, что с грязного пола, – посмеивается, а меня так радуют наши отношения, что не передать словами.

– Значит, буду только так готовить, раз моему мужу нравится, – тихо говорю и подаюсь вперёд.

– С твоих рук мне всё нравится, – сказав это, Самойлов подносит мои пальцы к своим губам.

– Какой кринж, – раздаётся за спиной.

– Не понял? – нахмурившись, Марат смотрит поверх моей головы.

– Не удивлена, – отвечает Амина. – Я ухожу, – добавляет.

– Куда? Ты время видела? – возмущается Самойлов.

Если он сейчас не отпустит её из дома, то отношения с ней он точно не наладит. С одной стороны, я понимаю, время позднее, ей пятнадцать, но с другой – она полтора месяца бродила по Европе, и это не считая того, что она учится в иностранном колледже. Запретить ей уходить, как минимум, глупо.

– Видела, папочка, – кривит голос девочка. – Не бойся, «Спокойной ночи, малыши» не пропущу, – бросает и, судя по шагам, уходит.

– Амина! – рявкает Марат, но уже в пустоту. – Твою же мать, нервов не хватит, – вздыхает и достаёт телефон. – Валера, – говорит в трубку спустя нескольких секунд. – За Аминой езжай, – коротко бросает и отключается.

– Тяжело будет, – произношу и, встав, принимаюсь убирать со стола.

– Ремня надо было вовремя ей…

– Глупости не говори, с детьми надо находить общий язык, искать подход, ремнём ничего не сделаешь…

– Меня так воспитывали, – встав следом за мной, помогает отнести тарелки на кухню.

– Поэтому и вырос таким злым, – насмешливо бросаю.

– Это я злой? – поставив посуду в раковину, он ловит меня за талию и прижимает спиной к своей груди.

– Не я же, – со сбитым дыханием отвечаю, уже чувствуя, как внизу живота собирается комок от того, что горячие губы прижимаются к нежной коже шеи.

– Ну будем исправляться, – подхватывает меня на руки под мой крик.

– Куда? – спрашиваю с улыбкой, когда он несёт меня в сторону спальни.

– Ты мне кое-что задолжала, – смотрит затуманенным взглядом, от которого у меня внутренности скручивает.

Лина

Едва успеваем скрыться за дверью нашей спальни, как Марат ставит меня на пол, прижимает к своей груди и начинает целовать с безумным голодом. Словно подростки, у которых гормоны бушуют, мы раздеваемся на ходу, сбрасывая одежду куда попало. Столько месяцев замужем за этим мужчиной, но до сих пор удивляюсь его пламенной страсти. Врут те, кто говорит, что с возрастом у мужчин снижается либидо.

Оставшись в одном белье, Самойлов поднимает меня на руки и бросает на мягкую кровать. Сам остаётся стоять рядом, осматривая моё полуголое тело, которое покрывается мурашками под его затуманенным похотью взглядом.

Смущаюсь до сих пор, несмотря на то, что мы делим одну постель уже пять месяцев. Но когда он смотрит, как художник на свою первую работу, я краснею от пальчиков ног до кончиков волос. Особенно когда взгляд опускается к внушительному бугорку, скрытому чёрной тканью боксеров.

Предвкушение разливается теплом по венам, а пружинка внизу живота сжимается, готовясь взорваться. Забравшись на постель, Марат устраивается между моих ног, наклоняется к моему лицу, рукой зажимая грудь, целует зарычав мне в губы. Резко отстраняется, грубо проводит руками вниз по животу, сжимая кожу до сладкой боли, и проникает под ткань трусиков.

Обнаружив, насколько я уже мокрая, он рычит и одним движением разрывает тонкие кружева. Зажав в кулак остатки, выбрасывает их куда-то на пол и накрывает влажные складки ладонью. Пальцем находит чувствительный бугорок, подушечкой чертит круги, заставляя раздвинуть ноги ещё шире и застонать в голос.

– Моя девочка, – хрипло произносит и, мгновенно сняв с себя боксеры, упирается головкой в мою промежность.

Наклоняется, чувственно целует, избавляя меня от бюстгальтера, и спускается губами ниже, оставляя влажную дорожку от шеи до полушарий. Сжав руками напряжённую грудь, он проводит большими пальцами по торчащим соскам, и я, застонав, прикрываю глаза от волны удовольствия, выгибаясь ему навстречу.

Всхлипываю, когда напряжённых горошин касается влажный и горячий язык. Его руки ласкают всё тело, сжимают кожу, оставляя следы от своих пальцев, которые ещё несколько дней будут со мной. Спускаются к бёдрам, гладят и снова впиваются пальцами до сладкой боли, вызывая во мне смешанные и необъяснимые чувства.

Между ног всё горит огнём, а тяжесть внизу живота становится невыносимой. Ощущение, что меня бросили в горящую лаву, – извиваюсь, брыкаюсь, но возбуждение только усиливается, а желание получить разрядку становится почти болезненным.

Марат проводит горячей ладонью по внутренней стороне бедра, шумно втягивает воздух и рычит, словно дикий зверь. Накрывает рукой влажные складки, заставляя вздрогнуть, будто от удара током. Большим пальцем нажимает на чувствительный клитор, и я задыхаюсь от переполняющих меня чувств.