Опекун. Вне закона (СИ) - Траумер Ронни

М-да, кажется, я что-то пропустила, например, момент, когда в нашей стране начали разговаривать на другом языке. В принципе, суть разговора я, вроде, поняла, но половина слов мне не знакома. Надо поискать в интернете словарь какой-то.

Помыв руки и лицо, я разглаживаю своё платье, смотря на себя в зеркало, и возвращаюсь в зал. За нашим столиком нахожу только Амину и, решив сделать вид, что ничего не знаю, я усаживаюсь на своё место. Амина бросает на меня короткий взгляд, цокает языком, глаза закатывает и продолжает что-то набирать в телефоне.

– Папа ещё не вернулся? – вежливо спрашиваю.

– А не видно? – фыркает, и я глубоко вдыхаю.

Чувствую, мне недолго осталось до того, как моё терпение закончится, и я взорвусь. Сколько можно? Я перед ней и так, и эдак, а маленькая засранка плюёт мне в лицо. Не в буквальном смысле, но не удивлюсь, если и это произойдёт.

– Ладно, – вздыхаю шумно. – Ешь, пока не остыло.

– Угу, – мычит в ответ, а я подзываю официанта.

Пусть заберёт из-под моего носа эту рыбу, иначе ужин, и правда, закончится, не успев толком начаться, как раз, как хочет Амина.

Марат возвращается за стол злым и обеспокоенным, хоть и старается это скрыть. Но я его жена уже несколько месяцев, и плюс мы жили под одной крышей и раньше, поэтому скрыть что-то ему не особо удаётся.

Несмотря на плохие отношения с дочерью Самойлова, у меня прекрасная жизнь. Красивый и любящий муж, большой дом, в будущем любимая работа, Марат мне обещал, но это потом. Вернее, через пару лет, потому что я буду занята совсем другими заботами. Казалось бы, ничего больше не может испортить мою жизнь. Но Марату Самойлову всегда удаётся это сделать. Мой мысленный список всего, что он сделал, стёрся одной фразой. Точнее, одна фраза, одно его действие, перекрыло абсолютно всё, как плохое, так и хорошее, что между нами было.

Лина

Марат ушёл рано утром, сказав, что у него какая-то важная встреча, а я валяюсь в постели почти до обеда, пока желудок не начинает урчать, требуя пищи. Встаю с кровати и направляюсь в ванную комнату, где принимаю душ и привожу себя в порядок. Надеваю лёгкое летнее платье и выхожу из спальни. Зайдя на кухню натыкаюсь на Марину, которая как раз достаёт ароматный пирог из духовки.

– Каролина Павловна…

– Просто Каролина, – в который раз исправляю и подхожу ближе.

– Я думала, вас дома нет, – одаривает меня доброй улыбкой.

– Никак проснуться не могла, – честно признаюсь и наливаю себе чай.

– Я когда беременная была, тоже много спала, – проговаривает, а я воздухом давлюсь.

– А вы… – смотрю на неё с немым вопросом.

– На вашем лице все признаки беременности, к тому же я здесь домработница и нашла ваш тест, – пожимает плечами и отрезает кусок клубничного пирога.

– Плохой из меня шифровщик, – усмехаюсь, пряча глаза.

– Как я понимаю, вы Марату Давыдовичу ещё ничего не сказали, – бросает на меня короткий взгляд.

– Не было подходящего момента, – отвечаю и поджимаю губы.

Я не знаю, как Марат отреагирует на эту новость, к тому же Амина ещё гостит в нашем доме, и боюсь, что ситуация станет только хуже после этой новости. А может, он после Амины вообще детей больше не хочет, мы как-то не дошли до этой темы, не обсудили. Но, с другой стороны, он ведь взрослый мужчина и прекрасно знает, что после незащищённого секса бывают дети, а мы не пользуемся никакими средствами защиты.

– Ну появится, – махнув рукой, Марина вручает мне тарелку с пирогом. – Поешьте, малышу нужно расти, – говорит и выходит из кухни.

Я вдыхаю сладкий аромат и принимаюсь наполнять желудок. А спустя минут пять Марина возвращается с тряпочкой в руках.

– Утром Амину видела в слезах, – шёпотом проговаривает.

– В слезах? – прищуриваюсь я. – Что случилось?

– Я не знаю, она схватила йогурт из холодильника и закрылась в своей комнате, – отвечает и поднимает глаза наверх.

– Поняла, спасибо, – задумчиво произношу, и женщина возвращается к работе.

Допиваю чай, думая, что делать и как поступить. Такая девушка, как Амина, просто так плакать не будет, может, у неё что-то случилось, а поговорить не с кем. Судя по рассказам Марата, её матери особо дела нет до проблем дочери. А у подростков в этом возрасте гормоны бушуют, впечатлений много, эмоциональность высокая.

Убрав со стола, я ещё с минуту стою, размышляя, и, глубоко вдохнув, направляюсь к лестнице. Была не была, как говорится. Отношения и так натянутые, одним конфликтом больше, одним меньше. Но мне жалко девочку, и я хотя бы попробую с ней поговорить. Подхожу к двери её спальни и аккуратно стучусь.

– Пошли вон, – раздаётся по ту сторону, а потом грохот, видимо, она что-то бросила, хорошо, что я не открыла дверь.

– Амина, это Лина, можно я войду? – спрашиваю, не собираясь отступать так быстро.

– Пошла к чёрту, Лина! – кричит в ответ и снова грохот.

Тяжелый случай, однако. Я тоже была подростком и помню, как часто злилась на маму за то, что она не разрешала мне гулять допоздна, встречаться с парнем с нашего двора, потому что, по её мнению, у него вся семья бандитская. В итоге я вышла замуж за такого же бандита, видимо, судьба у меня такая.

– Я сейчас войду, ты, пожалуйста, не кидай ничего, – прошу девочку и, схватившись за ручку, опускаю её и толкаю дверь.

Амина лежит на кровати, обняв декоративную подушку, и, наверное, я впервые вижу её без косметики. Обычно утром, когда она спускается из своей комнаты, на лице уже боевой раскрас. И не просто макияж, а яркие тени, рисунки какие-то под глазами, на виске или щеке. Ресницы наклеены, и тоже всегда разного цвета, она будто копирует образ каких-то кукол.

– Привет, – улыбаюсь и прохожу вперёд, закрыв за собой.

– Чё припёрлась? – спрашивает, продолжая таранить взглядом стену.

– Поговорить, – пожимаю плечами и сажусь на край кровати. – У тебя всё в порядке?

– А тебе есть дело? – фыркает и шмыгает носом.

– Есть, иначе бы не пришла, – киваю, хоть она и не видит. – Что-то случилось? Может, помочь чем-то могу? – интересуюсь, и рука тянется к её волосам – погладить успокаивающе, но вовремя её одёргиваю.

– Сделай так, чтобы я не рождалась, можешь? – бросает, повернувшись ко мне и показывая красные от слёз глаза.

– Нет, этого не могу, – отвечаю и поджимаю губы. – Тебе подарили эту жизнь, и ты должна радоваться этому…

– Мне не нужна эта жизнь, и я никому не нужна, – на последнем слове голос срывается.

– Ну что ты такое говоришь, ты маме и папе нужна, мне, в конце концов, – слегка обеспокоенно говорю, мало ли что у этих детей в голове.

– У мамы на уме только деньги и острова, у папы его завод и новая семья, а ты… – замолкает, наверняка подбирая подходящее оскорбление. – Терпеливая и странная, – добавляет, чем удивляет.

– Почему странная? – прищуриваюсь, а Амина несколько долгих секунд смотрит на меня изучающим взглядом.

– Я веду себя отвратительно, но ты всё равно защищаешь меня перед отцом, – отвечает и переводит взгляд, словно ей непривычно откровенничать.

– Это называется доброта, наверное, – усмехаюсь. – Что у тебя случилось, почему ты плачешь?

Амина приподнимается, садится в позу лотоса передо мной, прижимая подушку к животу.

– Мама хочет задержаться в отпуске и говорит, чтобы я осталась с папой ещё на месяц, – признаётся, чертя узоры на подушке.

– Тебе с нами так плохо? – аккуратно интересуюсь.

– Нет, то есть не на этот раз, – она будто выдавливает из себя каждое слово. – Обычно он всегда пропадал на работе, иногда даже дома не ночевал, а я сидела в пустой квартире и ждала начала занятий в школе. А в этом новом доме… здесь красиво, уютно, и в бассейне можно поплавать, и позагорать, ещё готовят вкусно, – чем больше она говорит, тем шире её улыбка и проще лицо.

– Тогда в чём проблема? – непонимающе спрашиваю, потому что не вижу поводов для слёз. – Если тебе здесь нравится…