Этьен Годар - Соседка

Она не хотела больше жить.

— Где же Матильда? — ее не было больше часа и Филипп стал серьезно беспокоиться.

— Да, странно, — сказала Николь. — На кортах ее тоже не видно.

— Она не собиралась сегодня играть. Она даже не одета для этого.

Он ходил к соседним столикам, расспрашивая, не видел ли кто его жену. Но все только недоуменно пожимали плечами.

— В доме ее нет, — сказал Ролан. — Пойдемте поищем в парке.

По дороге они встретили мадам Жюво.

— Я ищу Матильду, — сказал Филипп.

— Матильда! Матильда!

Все четверо, испуганные и встревоженные, искали ее.

— Что же могло случиться?

— Она была в отличном настроении…

Они нашли ее в кустах шиповника, истерично рыдающую, опухшую от слез.

— Матильда! Что с тобой? — Филипп пытался ее поднять. — Да что же это с тобой, Матильда? Ну успокойся, пожалуйста.

Он гладил ее по голове, крепко обняв. Ролан, Николь и мадам Жюво молча стояли, в ужасе наблюдая эту грустную картину.

Все было очень серьезно. В этой семье происходило что-то страшное и болезненное.

Мадам Жюво молча покивала головой. Она поняла все. И предчувствовала недоброе.

Матильда очнулась уже в больнице. Она помнила только, как приехала скорая помощь. Ей сделали укол и положили на носилки.

Большая доза успокоительного сразу подействовала на обессиленную, нервно истощенную Матильду.

Она открыла глаза. Белый потолок и стены. Светлая мебель. Даже шторы белые. Обычная больничная атмосфера. Матильда чувствовала слабость и головокружение, как будто ее ударили по голове чем-то тяжелым. Она не понимала, зачем она здесь, но думать об этом была не в состоянии.

Подошла медсестра. Молоденькая девушка в белом халате.

— Ваш муж скоро придет.

— Нет… Нет.

Она не хотела никого видеть. Никто не в силах ей помочь.

— Это не может больше продолжаться… — произнесла. Матильда слабым голосом.

— Конечно, не может, — улыбнулась медсестра. — Сначала надо поесть! Вы похудели.

Есть… Она не помнила, когда ела в последний раз. Но при напоминании о еде, почувствовала отвращение и тошноту.

— Мне надо умереть. Я такая дрянь. Да. Умереть.

Слезы катились по щекам. Она пришла в себя. И вновь вспомнила о своем несчастье.

Нет, никто уже не мог спасти ее. Она неисправима. Она безнадежна. Врачи не в силах сделать ее счастливой, а значит, все бесполезно и не нужно.

— Боже мой… Мне так плохо…

— Вы увидите мужа, и вам станет легче, — голос у медсестры был негромкий и мягкий.

А Матильда все плакала и плакала. Она вытирала слезы, пытаясь успокоиться, но не могла.

— Нет… Что это со мной… Я хочу понять.

Двадцатидвухлетняя Адель Маню совсем недавно закончила учебу и работала в клинике всего месяц. У нее не было опыта и той душевной твердости, этакой непробиваемости, свойственной медикам.

Она не видела еще в жизни горя и окружающий мир рисовался ей в розовых тонах. Адель было очень жаль свою новую пациентку. Она не знала, что же на самом деле произошло, не знала истинной причины ее страданий. Но от всего сердца сочувствовала и в душе переживала ее боль. Медперсоналу не разрешалось выказывать свои эмоции, задавать пациентам лишние вопросы, так как это могло еще больше нарушить их душевное равновесие.

Она принесла лекарства. Матильда послушно приняла их. И вскоре закрыла глаза, чтобы, расслабившись, улететь в эйфорический сон.

Доктор Мертэль был единственным психиатром в городе и держал единственную психиатрическую клинику в Гренобле.

О нем отзывались как о человеке серьезном, знающем свое дело. Поэтому Филипп решил доверить ему лечение Матильды. Сам он был страшно подавлен случившимся. Изо всех сил пытался спасти ее, но сам этого сделать не мог. Доктор Мертэль был единственной надеждой, хотя в глубине души Филипп сознавал, что дело совершенно в другом. И все же…

Они сидели в просторном светлом кабинете с большим количеством цветов и вазонов.

— Вопреки распространенному мнению, депрессия — очень тяжелая болезнь, — доктор Мертэль закурил сигарету. — Ее бывает трудно лечить, особенно когда этому противится сам пациент.

Он встал, прошелся по комнате, открыл окно.

— Я с вами буду вполне откровенен, мсье Бушор, — сказал он. — Если бы ваша жена захотела, она бы выздоровела. Но она не хочет.

— Что вы намерены делать?

Его слова отнюдь не успокаивали Филиппа, еще больше заставляли страдать.

— Хочу прежде всего убедить ее в том, что выздоровление во многом зависит от нее. А раньше у вашей жены не было странностей?

Филипп задумался, пожал плечами. Он знал Матильду более четырех лет. Первое время после их знакомства она была очень грустной.

Она считала, что жизнь не удалась, и это постоянно мучило ее. Но странностью это назвать было нельзя. Как всякая женщина, она переживала из-за потерянной любви, неудачного замужества. А потом все шло к лучшему. Она успокаивалась, постепенно приходила в себя. И Филипп ни на минуту не сомневался в успехе и прочности их брака.

— Да нет, — ответил он, — не замечал. Она сломалась именно вдруг, мгновенно. Правда, когда за несколько дней до этого мы с Матильдой гуляли по городу и на улице было адское движение, она все время повторяла: «Куда несутся эти машины? Куда несутся эти машины..?»

Филипп закрыл руками лицо. Он был в отчаянии. Он не знал, что ему делать и как жить. За эти два дня он ни на минуту не прилег. И ни разу как следует не ел. Он чувствовал дикую усталость, в голове шумело.

— Не стоит так волноваться, мсье Бушор, — доктор Мертэль сел за стол. — Сейчас мы даем вашей жене успокоительное. Это очень хорошее лекарство, его совсем недавно стала выпускать французская промышленность. А как только она почувствует себя лучше, я побеседую с ней, откровенно, по душам. Думаю, мы найдем общий язык.

— Да, да, конечно…. — Филипп рассеянно поднялся.

— Мы сделаем все возможное, мсье Бушор. Это не первая наша пациентка такого рода, уж поверьте мне. Я не хочу вас обнадеживать, что-то заранее обещать, — он встал из-за стола, чтобы проводить посетителя. — Повторяю, все зависит от нее самой. А что касается нас, то мы имеем свои методы лечения и будем их применять.

— Да, спасибо доктор.

— Всего доброго, мсье Бушор.

Доктор оказался человеком неглупым, но это отнюдь не облегчало положения. Как и полагалось, он задал обычные вопросы, явно не придавая им никакого значения. Если бы это был бронхит или воспаление легких, Филипп ни на минуту не сомневался бы в успехе. Но такая специфическая болезнь…