Заряна - 217-я жизнь. Блог бывшего экстрасенса

Вот так мне придется идти между двумя крайностями. Так жить нельзя и менять тоже не ясно как.

Моя внутренняя боль настолько сильна, что я готова поменять ее на любую физическую. От той помогают хоть какие-то обезболивающие, от этой нет спасения нигде. Все те же шесть таблеток валерьяны. Ни алкоголя, никаких других методов забыться.

Мне придется разобраться, как с этим выживать.

Я получаю только иногда короткие перерывы, когда ничего не болит: динамическая медитация ОШО и молитва в пустом православном храме, когда не идет служба и когда почти никого нет. Слушая гудящую тишину, я иногда, пусть ненадолго, но перестаю слышать свой внутренний крик. Я даже не могу точно сказать, где это – болит душа. Просто ты ощущаешь себя инвалидом. Человеком, у которого что-то отрезали и его мучат фантомные боли – боль в руке, которую ампутировали. Так и я, с ампутированной частью души, в которой жила уверенность в любви, понимании, дружбе. Идеи о двух половинках и миф об идеальной любви. Я не могла проклинать Бога, ведь у меня в животе двигался мальчик, не сломался и не сдался при всем идиотизме, который наворотили его родители. А это уже чудо! Настоящее Божье чудо, так что претензии есть к себе и к Антону, других крайних нет.

Вот так, обложенная со всех сторон – это делать нельзя, это невозможно, а вот это придется, – я целыми днями лежала на кровати в доме родителей.

По несчастной случайности мои родители живут прямо над ЗАГСом, и свадебные песни, тосты, марши и всякие кабацкие свадебные песни я слушала постоянно. Я вспоминала свою свадьбу, свою любовь, которая закончилась вот так – попыткой меня сломать.

Слезы кончились на какой-то день – на пятый или седьмой. Ненависть угасла еще за два дня. Мертвое отчаяние – полная эмоциональная кома – съело еще дня три.

Затем на абсолютно пустом месте пришло знание, именно знание, что все, что со мной было сейчас и веками раньше – это тоже любовь. Просто другой ее лик. Отвратительный, убивающий, но это тоже любовь. В отличие от влюбленности, эротических влечений, розовых надежд и дружеских чувств, которые мы часто именуем любовью.

Эту убивающую и перерождающую силу – любовь – лучше всего описали древние греки. Самое первое изображение богини любви у греков – это двуликое существо. Одна из сторон – прекраснейшая, нежнейшая из женщин, обратная его стороны – заросший бородой, старый, страшный мужчина. Любовь – это не один из ее ликов, который мы выбираем по своему усмотрению. Это они оба вместе.

Я лежала на кровати в маленькой комнате и точно знала, что уйти от этого понимания я не смогу. Бежать – это слишком шикарно для меня, мне это не по карману. Сейчас мне даже расстояние до ближайшей лавочки было слишком далеко. Это очень странное ощущение, когда тебя предает твое собственное тело. Ты бьешься внутри него, но не можешь «завести» механизм. Живой, все понимающий мозг как будто физически пытается найти выход, стучится в виски, но выбежать из скорлупы тела невозможно. Можно орать, можно уговаривать себя потерпеть и смириться. Беременность – временное явление, оно точно пройдет. Вот только какими мы с ребенком выйдем из этого состояния?

Был еще один сон, сон о свободе и силе.

Большой лев находится все время где-то поблизости. И я учусь жить рядом с ним. Общаться с ним, передвигаться рядом, расслабляться и даже играть – очень осторожно и сохраняя полное спокойствие, концентрацию внутренней силы. Взаимодействие со львом – это отдельный предмет, трудный урок, который постигать надо постепенно.

Мне надо было контролировать свои действия и очень внимательно следить за тем, как я обращаюсь ко льву, чтобы не провоцировать его накинуться, но и оставаться достаточно интересной для него, чтобы он не переключил внимание на другого человека.

Во сне появляется мама, которая начинает говорить: «Да ты что, с ума сошла, с кем играешь? Уходи, он же кинется в любую секунду!»

Я начинаю ей объяснять, что это особый лев, и я уже почти научилась общаться с ним, идти рядом, играть. Я уже понимаю правила, мне надо просто настроиться.

Мне надо просто удерживать себя в определенном состоянии бдительности, воли и силы. Его нельзя бояться, но нельзя и расслабиться.

Все, что я хотела найти в другом человеке, все, чего ждала от мужа, я могу делать сама. Искать свою половинку в мире людей – значит, не найти свою вторую половинку внутри себя. Сила и свобода – это моё, это часть моей души, если я смогу с ней сладить. Свободной надо быть не от кого-то, а для чего-то. Например, для поиска себя. Самой себя настоящей и своей собственной силы.

Пасха. Надо отмечать и соответствовать духу праздника. То, что у меня последние восемь месяцев нет ни настроения, ни сил – это не довод. Так что приходится мне загружаться в машину вместе с родителями. Все весело (я очень стараюсь!) едем на пикник по загородному шоссе. Наши собаки попискивают, потявкивают и пошкрябывают на заднем сидении. Я на переднем рядом с отцом, мы обсуждаем что-то не важное.

Смотрю в окно. Небыстро мелькают березки, пронзительная весенняя зелень. Я в расслабленно-отвлеченном состоянии вижу, что справа от меня по обочине едет мотоциклист. Когда мы нагоняем его, он, не оглядываясь, не сигналя, не глядя даже в зеркала, просто поворачивает руль влево. И только вместе с ним голову. Видимо, он ничего не успел понять, потому что положил руль ровно в капот нашей машины. Мотоцикл сработал как якорь и стянул нашу громадину с дороги.

Ни одной мысли в голове – я просто все вижу и все понимаю очень отчетливо, только пошевелиться не могу. Нашу машину развернуло с трассы, она летит с высокого откоса, пролетает какое-то расстояние, бьется о наклонную насыпь, подпрыгивает и снова летит вперед. Отец выкручивает руль в тот момент, когда машина на земле. Бьется головой о стекло, его удерживает ремень. Меня тоже. Вокруг меня как в невесомости, все пространство занято медленно-медленно разлетающимся стеклом. По счастью, оно тонированное, поэтому собирается в нитки, бусины и даже в ошметки как будто бы ткани.

Теперь машина планирует ниже, и на меня летит низенький бело-черный придорожный столбик, из тех, что стоят вдоль дорог. Причем он находится ровно по моей стороне и сейчас точно соберет капот машины в гармошку. Отец крутит руль, машина виляет, стекла продолжают развеваться вокруг, как флаги.

Повернуться я не могу, даже шевельнуться, голова застыла в том зафиксированном ракурсе, который был на момент столкновения.

Машина снова стучится днищем и опять взлетает. Летит она очень долго, бесконечно долго. Для меня прошло, наверное, полчаса. Потом мама с заднего сиденья скажет, что она ничего не успела понять: ее только тряхануло и вот мы уже стоим.