Елена Рахманова - Любит – не любит

– Как же она его упустила? – полюбопытствовал Венчик.

– Ей по телефону дочь позвонила, и пока она за трубкой бегала, он и ушел, – сообщил охранник. – Но имейте в виду – вдруг кто-то интересуется вашей квартирой.

– Пустяки, не волнуйтесь. Этой Мещеряковой вечно злоумышленники мерещатся, – пошутил Венчик. – Наверняка что-то напутала.

– Вот-вот, и я ей так сказал, а она ни в какую. Твердит: вор, грабитель, наводчик, а мы, мол, только даром зарплату получаем. – Охранник был рад, что его слушают. – Правда, приходил тут один к вам, с ребеночком. Так он действительно через час ушел. Ваш знакомый, должно быть? – на всякий случай решил уточнить он. – На вид так вполне приличный молодой человек и тоже с бородой.

– Знакомый, знакомый, не беспокойтесь, – сказал Венчик. – Он покурить, кажется, выходил, тогда, наверное, его соседка и застукала, приняла за грабителя. Видите, как все просто объясняется.

«Просто, да не совсем, – подумал продюсер, снова оставшись один в квартире. – Что за спектакль устроил здесь Роман и с какой целью? Зачем заставил столько времени возиться с его сыном, если никаких срочных дел у него, как выяснилось, не было?»

Где-то в глубине души Венчик ревновал Александру к новому мужу. Как ни крути, а ему предпочли другого, хотя спутник по жизни он, положа руку на сердце, был никудышный. «Зато характера легкого и нрава незлобивого», – привычно возражал Венчик неизвестному оппоненту. Только вот что теперь делать с этим, он не представлял. То, что раньше он ставил себе в заслугу, вдруг стало выглядеть не стоящей внимания ерундой. По всему выходило, что Роман открыл ему глаза на те стороны жизни, которые он упорно не желал замечать. И сделал это вполне сознательно, а не по воле случая. Хотел наставить на путь истинный? Вполне возможно. Только каждый в этой жизни идет своей дорогой. Но за благие намерения честь ему и хвала.

– У меня еще вся ночь впереди, – сказал себе Венчик. – Если повезет, сумею разобраться, что к чему. Если нет, что ж, значит, не судьба.

Но что-то внутри него настойчиво требовало разобраться, словно это был вопрос жизни или смерти.

Он опустился в любимое кресло, где его обычно посещали мудрые мысли, вытянул ноги, закрыл глаза и стал прислушиваться к тому, что творится в его душе, надеясь, что нужное решение придет само собой. Пальцами Венчик машинально перебирал алые сердечки, нанизанные на белое пластмассовое кольцо…

У нескольких людей в этот день с самого раннего утра радостно екало сердце. Сегодня в их жизни должно было произойти поистине знаменательное событие: знакомство с новым, нет, с новыми жителями нашей планеты.

Впервые квартира Александры казалась тесной и перенаселенной. Приехавшие накануне родители Тины – папа Михаил Ильич и мама Лидия Петровна – и ее младшая сестра Ира, немного напряженные, чувствующие себя неловко в чужом доме, старались держаться поближе к бабе Дуне. Та же ощущала себя коренной обитательницей роскошных апартаментов и наставляла их, что можно и чего нельзя тут делать. Александра доводила до совершенства детскую, под которую переоборудовали комнату для гостей. Роман взял на себя все заботы о Петюне.

Наконец вещи для малышек и молодой мамы были собраны и упакованы, цветы – огромный букет бледно-розовых роз – вынуты из вазы, где они провели ночь. В точно назначенное время к подъезду подкатило такси, и на двух машинах отправились забирать Тину из роддома. В квартире осталась лишь баба Дуня. Ей одной Александра решилась доверить свое чадо, своего ненаглядного Петюню.

Еще с вечера начали спорить, кто будет «выкупать» малышек – отец Тины или Роман. Но мужчины так и не пришли к согласию. Каждый приводил доводы в свою пользу.

– На месте решим, – сказал Роман, когда стало ясно, что им не договориться.

– Там времени не будет, – возразила Александра.

– Поживем – увидим, – ответил ей муж.

Что-то в его тоне насторожило Александру.

Она нахмурилась, словно собираясь его о чем-то спросить, но ее отвлекли. Роман облегченно перевел дыхание. Он не был уверен, что сумеет ответить на вопрос жены. Он вообще ни в чем не был сегодня уверен.

В помещении, где родственники встречали рожениц с малышами, – белые колонны, лепной потолок, – они оказались далеко не единственными. Здесь царила возбужденно-приподнятая атмосфера, и все собравшиеся чувствовали себя близкими людьми. Еще бы – их объединяла одна общая радость.

Хотя вдоль стен стояли кресла из коричневого кожзаменителя на деревянных ножках, большинство из них пустовало. На ногах было легче переносить ожидание. Когда двери посередине торцевой стены распахивались и в проеме появлялась торжественно выступающая накрахмаленная медсестра с ребенком на руках, а за ней радостно улыбающаяся мамаша, кто-то из собравшихся кидался к ним. Ребеночка после соответствующего ритуала «выкупа» передавали сияющему отцу, который первым делом устремлял зачарованный взгляд на своего отпрыска.

Вокруг них обязательно суетился кто-нибудь из родных или друзей с фотоаппаратом и видеокамерой. Через некоторое время они отбывали. И наступала очередь следующих счастливчиков.

– Ну и кто будет принимать детей, мы же так и не договорились, – обратился к Роману отец Тины.

– Все очень просто: мы оба, – ответил он, оглядываясь по сторонам, словно искал кого-то. – Девочек двое, нас тоже двое. Ваша – левая, моя – правая.

– Это почему же моя – левая? – тут же возмутился Михаил Ильич.

– Ну, тогда давайте поменяемся, – рассеянно произнес Роман, глядя поверх его плеча на входную дверь. – Моя – левая, ваша – правая. Устраивает?

Новоиспеченный дед нахмурился, соображая: нет ли здесь подвоха?

– Да какая тебе разница! – нетерпеливо воскликнула Лидия Петровна. – Обе теперь наши!

– И то правда, – пробормотал он.

Но сердце Михаила Ильича все равно щемило. Разве этого он желал своей Валечке, разве за этим разрешил отправиться в Москву? Мать-одиночка, да еще с двумя дочерьми, одна из которых неродная. Как он ни хорохорился перед знакомыми, а рассказать правду не решился. Уходил от ответа, когда напрямик спрашивали, почему не пригласили на свадьбу, да была ли она, эта свадьба, и какой у них зять. А нет никакого зятя! Теперь бабы наверняка пойдут языками чесать, когда они вернутся домой. Все рано или поздно разнюхают, все разузнают. Э-эх!

– Ой, наши! Наши! – заверещала вдруг Ира, вытягивая шею и подпрыгивая, чтобы лучше видеть. – Смотрите!

Но вся их компания и так уже рванула к распахнувшимся дверям. Медсестра ловко держала два свертка с розовыми бантами. За ней выглядывала Тина. Вот она увидела родных и неосознанно бросилась им навстречу. Но сестра ловким движением бедра остановила ее и прошептала: