Ольрика Хан - Пока Майдан не разлучит нас

Современность. Дискурсное конструирование «терроризма». Еще один критический фильм альтернативной телекомпании. Об оккупации Израилем палестинских территорий. О жестокости израильских солдат, о страданиях палестинцев, о том, как из сопротивления конструируется «принадлежность цивилизации», «варварство», «отсталость», «терроризм». Вижу, как у студентов глаза наполняются слезами. Такие фильмы трудно смотреть. Рассказываю о разных «режимах правды», о конструировании разных версий действительности с помощью смещений акцентов. Говорю о том, что ни одна военная история не бывает простой. Простой ее делает пропаганда и невежество тех, кто ее бездумно потребляет.

– В этой жизни нет легких решений. Поддерживать войну или нет – ваш выбор. Но для того, чтобы выбор был осознанным, вы должны уметь анализировать механизмы извращения реальности. Ее упрощения и превращения в пропаганду. Мне все равно, какую позицию вы отстаиваете за пределами класса. Но внутри этой аудитории вы должны быть нейтральными, аполитичными и аналитически мыслящими. В ваших midterms – полусеместровых работах – вы должны продемонстрировать, что умеете воссоздавать целостную картину мира, а не потреблять ее упрощенные сконструированные варианты. После того, как вы прослушали половину этого курса, вы должны это уметь.

Половина курса… Невероятно. Через две недели приедет Лешка. Нью-Йорк, Метрополитен… Всего этого мне по-прежнему хочется, хотя события в Киеве добавили фон, от которого нам уже не уйти. Вечерние разговоры с Лешкой пропитаны недомолвками, о наличие которых каждый из нас хорошо осведомлен. Вы делаем вид, что их нет. Мы обходим стороной происходящее в Украине, сосредоточившись на своем американском бытие.

У Лешки все хорошо. Компания по-прежнему готова спонсировать его рабочую визу, и очень надеется, что он сможет продержаться в своем нынешнем статусе до осени. Это по-прежнему означает, что Лешка зависит от меня, а я от своей работы и от договоренностей о продлении своего исследовательского статуса на все лето. Я стараюсь. Я делаю все возможное. Даже если окажется, что это не для нас, а для него одного. Даже если… Я не хочу думать об этом «если», но понимаю – у Лешки на Майдане и папа, и брат. Майдан для него – больное и личное. Все мои по другую сторону баррикад. И хоть мы молчим об этом, с каждой новостью об избитых приверженцах Майдана Лешка отдаляется от меня. С каждой новостью об униженных оппонентах я отдаляюсь от Лешки. Мы не обсуждаем это. Мы это знаем. Мы чувствуем.

К моменту прилета Лешки в Нью-Йорк мне кажется, что между нами непреодолимая пропасть. Но с каждой милей, приближающей меня к манхэттенским небоскребам, разлом становится меньше. Утром 21 февраля я мчусь по семьдесят восьмой магистрали и думаю об одном: только бы Лешкин самолет успел приземлиться, пока снежная буря окончательно не накрыла все вокруг! Раскидывая снег, дворники машины работают так неистово, что я слышу только их визг – вжить, вжить, выжить, жить. Время остановилось. Дорога остановилась. Вокруг никого. Только я, дворники и снег.

Удивительно, как мне удается прорваться сквозь снежную пелену. Иногда полезно не слушать прогнозы. Все вокруг замерло в предчувствии катаклизма. Ожидание бури. Рейсы отменены. Лешкин самолет вылетел раньше, поэтому есть надежда, что его успеют посадить. «Господи, пусть все будет хорошо! Пусть его самолет долетит!» Сжимая руки и клацая костяшками пальцев, я наворачиваю круги по залу прибытия аэропорта Кеннеди и надеюсь только на одно – что Господь Бог слышит мои молитвы.

Когда табло загорается надписью «landed», я все еще не верю. Не поверю, пока не увижу. Неужели долетел? Неужели прорвался? Вот оно, очередное чудо! «Лешка!! Я здесь!!!» – бросаюсь к Медведю. Узнать его нелегко – приталенное пальто и щегольские туфли делают Лешку похожим на нью-йоркского стилягу. Впечатление добавляет изящный чемоданчик, покорно повинующийся управлению Лешкиной руки.

«Белка!!» Сворачивая с траектории, Медведь размашисто вышагивает ко мне. Останавливаемся. Смотрим друг на друга. Я не выдерживаю незнакомого Лешкиного взгляда. Уткнувши свою беличью мордочку Медведю в грудь, обхватываю его тело. Какое же оно родное и близкое! Лешка… Слезы катятся из моих глаз, и их утереть некому и нечем. Мои руки заняты Лешкой, его лапы заняты мной.

Мне кажется, я сейчас тресну – Лешка сжимает меня все сильнее, и я понимаю месседж. Как бы ни был силен ураган, разносящий нашу любовь в щепки, у нас есть силы сопротивляться. Мы способны друг друга удержать. Мы способны устоять, сохранив любовь. Я снова плачу. Теперь уже от счастья. Спасибо тебе, родной! Спасибо тебе, что держишь. Спасибо, что не отпускаешь. Я так люблю тебя, Медведь!

Проехать к гостинице по заснеженному Нью-Йорку на колесах не представляется возможным. Оставив машину на стоянке у аэропорта, спускаемся в метро. До сих пор я видела его только в фильмах. Оглядывая мрачные платформы, думаю об одном: как бы от этой душной темноты быстрее освободиться.

Манхэттен. Когда-то я здесь уже была, и это была нелюбовь с первого взгляда. «Небоскребы-небоскребы, а я маленький такой…» Точно. Маленькие люди, задавленные гигантскими каменными глыбами. В воздухе отчетливо слышался запах гари. Ощущение, что рядом пожар, о котором никто никого не считает нужным ставить в известность. Голова кружилась – мне постоянно не хватало кислорода.

На этот раз все не так. Вынырнув из подземки, мы видим другой Нью-Йорк – белый, в снежной пелене. Кажется, вот-вот пронесется Санта в оленьей упряжке. Предчувствие праздника – как на Новый год. Предвкушение неизведанного и прекрасного. Начала новой любви.

Мы доносим это чувство в гостиницу в пальцах рук, сплетенных в одно, и это сплетение источает новую силу. Расшвыряв наши вещи центростремительным вихрем, ее мощь поднимает нас над приземленностью манхэттенской суеты, и мы с Лешкой летим. От хмурых небоскребов и визжащих хайвеев, угрюмых сабвеев и рокочущих взлетных полос. Туда, где ясное небо и солнечный свет. Где лукоморья и избушки, где хороводы мультяшных зверят. Мы летим в страну сказки. Туда, где наша любовь. Безразмерная и удивительная. Неповторимая. Одна на века…

По меркам Нью-Йорка наша гостиница от Метрополитен-опера в двух шагах. Когда не переставая валит снег, это более чем кстати. Не уверена, что в такую погоду вообще можно вызвать такси. И точно. В театр бредем сквозь сугробы. Но это никак не портит нам праздник: взявшись за руки, мы ощущаем себя героями Джека Лондона. Людьми, сильными духом.

Вознаграждение за стойкость – оперный буфет. Шампанское! Как же давно я его не пила! Метрополитен прекрасен. Хрустальные люстры и золоченые зеркала в огнях, в зеркалах дамы и кавалеры – в самых неожиданных одеждах. Вот казак: человек в кубанке и длинной накидке из овцы. А это королева: бархатное платье на корсаже, шитый золотом воротник. Псевдояпонцы: кимоно, хаори. Даже подражатель Горбачеву есть: в его шляпе а-ля пирожок.