Арина Ларина - Люблю, целую, жму лапу!

Бледный Кирилл добрался наконец до спасительного выхода и позорно бежал с поля боя.

Светочка, всхрапнув, как бешеный гиббон, резко повернулась к Рюрику. Вообще-то на него она ещё никогда не орала. Наверное, от нападений Тарасова спасали матримониальные планы коллеги, она всё ещё на что-то надеялась. Но рисковать не стоило, поэтому Рюрик торопливо сунул угощение в рот, демонстративно закатил глаза и прошамкал:

– Светочка, это божественно. Вы потрясающе готовите.

Печенье и прочая сдоба у Светланы Егоровны в самом деле были чудесными, так что тут он даже душой не покривил.

Настроение Церлиной менялось молниеносно – подобно погоде в тропиках. Только что она орала на ультразвуке, и вот уже – вуаля, улыбается и щебечет:

– Да? Правда вкусно? Я старалась. Вы такой милый, такой душка.

Рюрик согласно закивал, дескать, да – я милый и душка. Не говорить же ей в ответ, что она тоже, кхм, милая.

Комплименты в адрес Светланы Егоровны были чреваты последствиями.

Стоило Тарасову из чувства самосохранения похвалить любвеобильную даму, как она тут же снова пошла на абордаж, многозначительно улыбаясь, подмигивая и норовя задеть бедром.

С работы он буквально сбежал, улучив момент, когда коллега отлучилась припудрить носик перед окончанием трудовой вахты.

– Я сегодня пораньше, мне надо, – пробормотал Тарасов понимающе ухмыляющимся сотрудникам. Наверное, уже вся фирма следила за их отношениями. Рюрик не удивился бы, если б узнал, что народ делает ставки на исход противостояния. До чужой личной жизни всем есть дело. И тем, у кого её вовсе нет, чтобы хоть чем-то заполнить эмоциональную пустоту. И тем, у кого она есть, потому что на фоне чужих глупостей собственные неудачи кажутся более терпимыми.

Домой не хотелось. Когда изо дня в день возвращаешься в пустую квартиру, где тебя никто не ждёт, прогулки по городу начинают казаться привлекательными. Иногда Рюрик думал, что и бабульки постоянно колготятся во дворе, потому что дома тоскливо. Это может понять лишь тот, кто долго стремился к покою и одиночеству, а потом в одночасье понял, что одиночество – это совсем не так здорово, как представлялось в начале.

Он с детства, сколько себя помнил, жил с мамой. Мама знала всё: с кем он дружит, с кем разговаривает по телефону, какие у него завтра уроки и что поставили за домашнюю по химии. Скрыть что-либо от Валентины Петровны было делом неосуществимым, да Тарасов и не пытался. В её жизни не было ничего более важного и ценного, чем единственный сын. Поэтому мама жила «Рюшечкиными» делами и проблемами. Любая, даже самая любящая мама при таком раскладе может сильно надоесть. То есть любить её Рюрик, конечно, не перестал, но жить желал отдельно.

Валентина Петровна была навязчива и утомительна, как страховой агент. Тарасов не мог выпить с друзьями пива, привести домой девушку, даже высморкаться в ванной спокойно он тоже не мог. Маман немедленно материализовывалась перед дверью и тревожно шептала в щель:

– Зая, ты что, простыл? Хочешь, я куплю капельки от насморка? Они не горькие!

До самого мая он вынужден был выходить из дома в шарфе и шапке, чтобы мама не беспокоилась. Встречаться с женщинами можно было только в её присутствии, так как только Валентина Петровна могла сказать точно, не будет ли от девочки неприятностей. Не встречаться с женщинами тоже было нельзя, потому что маму начинала беспокоить его потенция. Она тревожилась и подсовывала ему под нос статьи о вреде нерегулярной половой жизни. Усилием воли и ценой тягостных скандалов со слезами и упрёками ему всё же удалось убедить Валентину Петровну жить отдельно. Но при одном условии – мама желала поселиться в шаговой доступности от деточки. Решено было, что она будет приходить, чтобы стирать, готовить и убирать. На семейном совете постановили, что Рюрик останется в двухкомнатной, а мама уедет в однушку.

– Не спорь, – отрезала маман. – У тебя будет семья, дети, тебе нужна большая площадь. Я дарю тебе эту двушку и надеюсь, что ты это оценишь.

Рюрик оценил. На радостях он даже не стал напоминать маменьке, что это не совсем подарок, так как однушку для мамы он брал в кредит, который надо было ещё как-то выплатить.

Десять лет Тарасов пахал как раб на галерах. Он хватался за любую работу, дополнительные проекты, репетиторство и даже рефераты и дипломы для студентов. Кредит был выплачен, самостоятельность обеспечена и закреплена материально и на бумаге, а счастье так и не наступило. То есть Рюрик, безусловно, радовался, что живёт хотя бы не с мамой. Но для внутренней гармонии этого было недостаточно.

Квартира перестала казаться уютной. Даже притом что Тарасов был ярко выраженным домоседом. Пустота ощущалась физически и морально. Наверное, пора было всё же легализоваться на сайте знакомств и попытаться найти тихую, домашнюю девушку, которая хотя бы минимально подойдёт под его требования. Помимо отсутствия склочного характера, дама должна была быть ещё и остроумной. Иначе сосуществовать с ней под одной крышей будет затруднительно. Просто скучная и правильная девица была Рюрику не нужна.

По дороге с работы Тарасов даже начал придумывать текст объявления для анкеты. Чтобы не заполучить в итоге какую-нибудь скучную клушу, он твёрдо решил составить анкету с юмором, чтобы и девушки писали соответствующие. Но дальше первой фразы «Благородный идальго, уставший от ратных подвигов, ищет свою Дульсинею» у него дело не двинулось. Начало было спорным. С одной стороны, девицы, не знающие значения слова «идальго», должны были сразу сминусоваться. Хотя на свете существовали поисковики, дававшие ответы и на более сложные вопросы. С другой – соискательницы могли неправильно понять пассаж про ратные подвиги. Ещё решат, что он отставной дуболом-прапорщик, уволенный в запас. Но это же фигура речи, девушка с юмором должна понять. Или не должна? Они всё же не поржать на эти сайты заходят, а найти мужа. А тут он со своими шутками и неоднозначными посылами. Может быть, не выпендриваться и написать просто и честно, раскрыв все карты. Вроде женщины любят честных и открытых парней. Хотя загадочных и интригующих они любят ещё больше. Так, во всяком случае, утверждала Татьяна. Её последний кавалер, простой, как кирпич, получил отставку именно по причине своей незатейливости. Он всегда говорил, что думает, не заморачиваясь на такт и дипломатию. Сначала это было мило, а потом надоело.

Занятый этими мыслями Тарасов не заметил, как добрался до дома. То, что он уже почти пришёл, Рюрик осознал, нажимая на кнопку лифта. Помимо привычной сумрачной тишины в подъезде было что-то ещё. Какой-то звук. Нет, не звук, а писк. С подвизгиванием. Жалобный и странный. Эти звуки точно издавал не ребёнок.