Элис Хоффман - Седьмое небо

— И прекрати крутить волосы, — сказала она. Ей не нужно было смотреть на Билли, чтобы знать, чем ой занят.

После того как Роджер ушел от них, мальчик завел обыкновение накручивать волосы на палец с такой силой, что выдирал целыми клочьями, и на правом виске местами просвечивала кожа.

— Тебе понравится дом, — добавила Нора, — У тебя будет своя комната.

— Ничего мне не понравится, — буркнул Билли, и Норе немедленно захотелось его придушить.

Она нажала на газ; машина задергалась, а мотор пронзительно взревел. Что с этой квартиры нужно съезжать, Нора поняла, когда застала малыша у окна — он без зазрения совести объедал с подоконника хлопья облупившейся краски. Дом она начала подыскивать сразу же после ухода Роджера, когда отключили отопление, и ей пришлось брать Билли с малышом к себе в постель, чтобы не мерзли. Всю ночь их холодные, точно ледышки, пятки упирались в ее спину, а если ей все же удавалось заснуть, Нору преследовали сны о домах. Каждое воскресенье они выезжали на просмотры на Лонг-Айленд, и каждое воскресенье Билли приклеивал комочки жвачки к днищам шкафчиков в кухнях и мочился в ванны в чистеньких, только что облицованных кафелем ванных комнатах, отлично понимая, что Нора не станет шлепать его на глазах у агента. Ей оставалось лишь скрипеть зубами и поудобнее устраивать на плече малыша, пока их водили по кабинетам, обитым сосновыми панелями, и гостиным с натертыми дубовыми полами. Когда показ завершался, Нора долго стояла на лужайке перед очередным домом, который ей был не по карману, и уходила, лишь когда малыш принимался чихать от запаха свежескошенной травы.

Она уже почти отчаялась, когда на глаза ей попалось объявление о продаже дома на Кедровой улице. Хотя на часах было уже четверть десятого, она немедленно набрала указанный в объявлении номер. Убедившись, что в цену не закралась опечатка, она отнесла уснувших детей в соседнюю квартиру, к миссис Шнек, которая готовила отменную лапшу и за пятьдесят центов в час присматривала за чужими чадами, а сама поехала на Лонг-Айленд. Съезд с Южного шоссе она нашла без особого труда, но заплуталась в городке и почти час кружила по улицам, пытаясь найти Кедровую. Все дома казались на одно лицо, а бензин кончался. В отчаянии она свернула направо и совершенно неожиданно очутилась на нужной улице, прямо напротив искомого участка. Сосед из ближайшего дома, с которым она разговаривала по телефону, ждал ее на дорожке. Он уже решил, что она попала в аварию, и собирался подождать еще пять минут, а потом вызвать дорожный патруль. Перед тем как провести ее внутрь через боковую дверь, он извинился за состояние дома. Наверное, это было очень глупо, — несмотря на то что электричество отключили и Нора, передвигаясь на ощупь, почти ничего не могла разглядеть, она мгновенно влюбилась в этот дом. За такую-то цену она могла себе это позволить.

На следующий день она позвонила Роджеру. Он гастролировал в Лас-Вегасе и всю душу из нее вытряс, требуя развода, и Нора наконец могла сказать, что согласна, но при одном условии: если он вместе с ней подпишет договор займа, чтобы в банке думали, будто она замужем. Разумеется, Роджер согласился. На нем уже висело столько невыплаченных займов — включая кредит на покупку «фольксвагена», который, по мнению Норы, не взял бы ни один нормальный человек, ни в рассрочку, ни как- то иначе, — что еще один погоды не делал.

Когда они подъехали к дому, Билли как раз пытался представить отцовское лицо, но у него ничего не выходило. Фургон с вещами перегородил подъездную дорожку, так что Нора вынуждена была парковаться на улице. Когда она вынула из сумочки серебристый ключ, присланный Джоном Маккарти по почте, он оказался горячим на ощупь, Норе пришлось даже дуть на него. Она вылезла из «фольксвагена» и сложила переднее сиденье, чтобы вытащить малыша Джеймса.

— Мы приехали, — проворковала она.

Неподвижно сидя на месте пассажира, Билли смотрел прямо перед собой. Его медового цвета волосы сбились колтунами.

— Давай, страдалец, — сказала ему Нора, — Вылезай.

Мальчик нехотя выбрался из машины и поплелся за матерью. Он был тощий и узкоплечий, копия Роджера — а тот обладал идеальным телосложением для человека, которому по роду деятельности приходится прятаться в коробках и ящиках. Нора взяла младенца под мышку. Лужайка перед домом была подстрижена кое-как, вдоль дорожки белели пушистые шары одуванчиков.

— Подумаешь, сорняки, — хмыкнула Нора.

Они подошли к входной двери. Билли плелся позади так близко, что в буквальном смысле наступал ей на пятки. Ключ не подошел, пришлось обходить дом сзади и идти к черному ходу. Нора сделала знак грузчикам, которые столпились вокруг трухлявого деревянного стола для пикников и пили кофе из своих термосов.

— Ну вот мы и дома, — объявила Нора детям, когда рабочие отправились выгружать пожитки из фургона.

Шум машин, доносившийся с Южного шоссе, был таким громким, что с непривычки подступала головная боль, а в небе ревел снижающийся самолет. В темноте дом производил несравнимо лучшее впечатление.

— Не смотрите, как он выглядит сейчас, — произнесла Нора, — Думайте о том, каким он станет.

Джеймс захлопал в ладошки и ткнул пальчиком в направлении сетчатой двери, которая раскачивалась туда-сюда. Билли молча смотрел на мать; поймав пристальный взгляд старшего сына, Нора поудобнее примостила на плече Джеймса и похлопала его по спине. Заметив, что с наличников отслаивается краска, она закусила губу, и вид у нее стал такой расстроенный, что Билли с трудом сдержал желание сказать ей что-нибудь хорошее, но вместо этого сморщил нос и заявил:

— Тут воняет какой-то дрянью.

— Спасибо тебе огромное, — отозвалась Нора, хотя это была чистая правда, — Я знала, что ты найдешь чем меня ободрить.

Нора открыла замок и вошла в дом. Как только грузчики внесли манеж Джеймса, она установила его в кухне и посадила туда малыша. Отперев изнутри входную дверь, она вышла во двор и, протиснувшись мимо стоящих посреди дорожки дивана и каркаса кровати, вытащила из машины пакет с продуктами. Не обращая внимания на убийственный запах в кухне, она ножом вскрыла большую коричневую коробку и не ошиблась: противни оказались именно там. Духовка, едва ее включили, немедленно начала чадить, а на дальней конфорке обнаружилась позабытая кастрюля с густой бурой массой, однако Нора вытащила большую миску и надорвала упаковки с содой и ванилью.

— Ням-ням, — сказала она малышу, который пытался встать, держась за прутья манежа.

Прежде чем заняться тестом, она расстегнула браслет и положила его на стол. Браслет был подарком бывшего мужа. Наверное, стоило избавиться от него, но на цепочке собрались памятные вехи всей ее жизни: сердечко, которое когда-то подарил ей Роджер, молочный зуб Билли, крохотный позолоченный медвежонок, которого муж принес ей в больницу, когда родился Джеймс, миниатюрная гитара, которую Нора купила в тот день, когда Элвиса призвали в армию.