Дороти Иден - Никогда не называй это любовью

– Мамочка, ты едешь в Лондон, да? – капризно спросила Нора.

А Кармен добавила:

– Чтобы повидаться с папой?

– Да, милые. Мы с папой устраиваем званый ужин. Люси упаковала мой саквояж. Поэтому сейчас мисс Гленнистер почитает вам на ночь сказку, а я надеюсь, что вы будете хорошими девочками и не станете шалить.

– Мама, а ты будешь танцевать с папой? – спросила Кармен.

Нора, с презрительной снисходительностью старшей, надменно проговорила:

– Мама будет танцевать со многими джентльменами. Правда, мамочка?

– Но не с такими красивыми, как папа? – взволнованно спросила Кармен.

– Глупышка, ну откуда может взяться джентльмен, красивее папы?! Ведь тогда мама просто не вышла бы за папу замуж! Правда, мамочка?

– Или позвала бы его, чтобы он стал нашим папой! – заявила Кармен.

Нора перестала свысока смотреть на сестру и страстно воскликнула:

– Мамочка, ведь правда, что мы с Кармен самые твои любимые? И ты приведешь нам еще одного ребеночка?

Еще один ребенок. Дети не понимают, о чем спрашивают. Как она может сказать им, что у нее никогда больше не будет детей! Эта часть ее жизни с Вилли разрешилась однажды утром полтора месяца тому назад, когда он заехал за ней в отель «У Томаса». Правда, он должен был заехать за ней накануне вечером, чтобы отвезти на бал! Переодевшись в бальное платье, она сидела в ожидании его с десяти часов вечера до полуночи. Так и не дождавшись мужа, она в ярости сорвала с себя платье, швырнула его на пол и отправилась спать.

Вилли, смущенный, появился после завтрака, утверждая, что он совсем забыл о ней и вспомнил только полчаса тому назад. Он забыл о бале, ради которого уговорил ее приехать в город, переодеться и ждать его… Да, да, у него совершенно вылетело это из головы. И он задержался в клубе. Из Ирландии приехали какие-то его друзья. Кэтрин прекрасно понимала, чем оканчивались такие встречи. Она хорошо знала ирландцев.

Да, она хорошо знала ирландцев. Один из них сейчас стоял прямо напротив нее. При ярком солнечном свете она отчетливо видела на красивом лице Вилли следы бурно проведенной ночи. Еще она видела его умоляющие глаза, его подчеркнуто смущенную улыбку. Она знала, что вот-вот он начнет объясняться по поводу еще одного скверного поступка, еще одного проявленного к ней неуважения, пренебрежения ею. Она понимала, что не было никаких земляков, с которыми он якобы задержался в клубе допоздна. Ибо с некоторых пор знала настолько точно, что даже не было необходимости посылать ему вслед детектива: Вилли далеко не преданный и верный ей супруг.

Она не сомневалась, что он ни за что не откажется от потакания своим прихотям и что его очень мало волнует, пьян он или трезв, примет она его в свои объятия с радостью или нет. Меньше всего его заботили мысли о возможности доставить ей удовольствие. Да и вообще, что за дурацкая мысль – наслаждаться любовью с одной только женой! Не лучше ли обратиться к тем женщинам, для которых занятие любовью – работа!

Кэтрин знала, что Вилли считает себя обычным мужем, ну, может быть, немного лучше, чем обычным, из-за своих красоты и обаяния. К сожалению, он не понимал в данный момент и, наверное, уж никогда и не поймет, что его обаяние и красота не вечны. И в один прекрасный день они исчезнут навсегда. Как исчезли они для нее. Кэтрин старалась не думать о других женщинах до тех пор, пока ни одна из них не возникала на ее дороге, пока Вилли был осторожен. Ее сестра Анна уже давно предупреждала ее о подобных вещах. Жена очень счастлива, если ее муж никогда не сбивается с истинного пути.

Но явиться к ней прямо из объятий какой-то женщины и стоять с виноватой детской улыбкой, ожидая, что она простит его за это бесконечное унижение, да еще хотеть от нее поцелуя! Кэтрин, сотрясаясь от презрения и отвращения, отпрянула от мужа, заявив, что с этой минуты их фактическому браку конец: он остается только номинально, и что, если он попытается хоть пальцем коснуться ее, она закричит.

Кэтрин понимала, что Вилли не захочется вынуждать свою жену звать на помощь в отеле, где ее так хорошо знали. Его лицо помрачнело, но, совладав с собой, он заметил, что она, конечно, совершенно права в своем гневе. Но, может быть, она все-таки перестанет сердиться? Ведь такое случается не впервые. Неужели на этот раз он повел себя так уж скверно?

Кэтрин вздохнула: нет, просто она смертельно устала прощать его. И на будущее теперь для нее не существует такого слова, как «прощение». И еще он ее очень обяжет, если немедленно вызовет кэб, ибо ей хотелось бы отправиться к детям.

Прежде чем она ушла, Вилли сделал последнюю, притом неловкую попытку к примирению.

– Передай девочкам, что я заеду в воскресенье. Может быть, к тому времени у тебя будет настроение получше. Ты знаешь, что не можешь вот так взять и отделаться от меня. В конце концов, я твой муж.

Да, он – ее муж, она – его жена. А тетушка Бен мягко намекает, что пора бы ей обрести другие интересы, а дети с невинным видом спрашивают еще об одном ребеночке. От всего этого ей хотелось разрыдаться. Но не рыдать же ей всю оставшуюся жизнь.

Поэтому, с улыбкой поцеловав девочек, Кэтрин сказала, что если Богу будет угодно еще одного ребеночка, то Он пришлет его и что сегодня вечером будет не бал, а званый ужин. Интересно, какую ей следует сделать прическу? И кого ей посадить с другой стороны от мистера Парнелла?..

Было уже половина девятого, и Кэтрин больше не могла задерживать ужин. Она распорядилась, чтобы, если придет мистер Парнелл, его сразу же провели в дом, а сама пригласила своих гостей в маленькую столовую залу отеля «У Томаса».

Она упорно держала стул справа от себя незанятым. Вполне объяснимо, что такой занятой человек, как мистер Парнелл, задерживается. У него могло возникнуть какое-нибудь неотложное дело, и, безусловно, оно было для него важнее званого ужина.

– Мы простим его, – весело проговорила она, – когда же он придет, мы уже приступим к сладкому.

Однако стул так и оставался свободным. Кэтрин сидела с высоко поднятой головой, топазы ее броши ярко сверкали на ее кружевном воротничке. Кэтрин чувствовала, что с трудом исполняет роль безупречной хозяйки. Она была слишком разочарована. И разгневана, хотя всей душой надеялась, что ей удается скрывать свое состояние от гостей. Как только осмелился Чарлз Парнелл поступить так невоспитанно, проигнорировав ее приглашение?!

Вилли, в отличие от жены, не старался скрыть своей обиды.

– Этот малый напрочь лишен хороших манер.

О'Горман Махоун разразился своим громоподобным хохотом: происходящее чрезвычайно забавляло его. А Анна, сестра Кэтрин, с легким злорадством пыталась узнать, с чего это Кэтрин вообразила, будто, как всегда, проведет званый вечер с неизменным успехом, хотя это не всегда удавалось другим светским дамам, выступающим в роли хозяйки дома.