Грэм Грин - Выигрыш

Я посчитал, что все уладилось, но внезапно ее взгляд остановился на одном из тех остроконечных шпилей, которые вздымались из-за платанов на площади впереди.

– Мы уже разослали приглашения. Что скажет тетя Марион? (Она жила с тетей Марион с того времени, как ее родители погибли на войне.) – А ты скажи ей правду. Уверен, ей больше понравится получать открытки из Италии, чем из Борнмута.

– Нужно принять во внимание и оскорбленные чувства викария.

– Полагаю, он от этого не умрет.

– Никто не поверит, что мы с тобой действительно поженились, – добавила она после небольшого раздумья (в добродетели ей не откажешь). – Нам будет неловко.

Потом ее настроение снова изменилось, и она задумчиво продолжила:

– Ты берешь себе свадебный костюм напрокат. А я себе сшила специальное платье.

– Еще есть время перешить его в вечернее. В конце концов, все равно тебе пришлось бы переделывать его.

Перед нашими глазами предстали невыразительные очертания какой-то церкви: это было уродливое здание, но не более безобразное, чем церковь Святого Луки. Оно было серое и суровое, все обляпанное копотью, со ступеньками цвета глины. Текст на фасаде гласил: «Приходите ко мне все, кто обременен заботами».

Едва ли не то же самое, что «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Только что закончилась церемония венчания, и около входа собралась сумрачная толпа убого одетых девушек с детскими колясками – и дети, и собаки пронзительно визжали и скулили. Здесь же находились и пожилые матроны. Вид у них был такой, словно они собрались тут, чтобы проклясть молодых.

– Давай понаблюдаем, – сказал я, – такое может случиться и с нами.

Из церкви вышла и выстроилась вдоль обеих сторон ступенек вереница девушек в длинных розовато-лиловых платьях и кружевных голландских чепчиках.

Они со страхом бросали взгляды на молодых нянечек с детьми и пожилых матрон, одна из девушек не выдержала и захихикала – трудно было бы упрекать ее за это.

Двое фотографов установили камеры, чтобы снять церемонию выхода молодых на фоне арки, украшенной каменными листочками клевера. И вот наконец появились жертвы, а за ними потянулась толпа родственников.

– Какой ужас! – заметила Кэри. – Просто ужасно. Подумать только, на их месте могли бы оказаться ты и я.

– Ну, пока еще у тебя нет зоба, да и я, слава Богу, не краснею как рак и знаю, куда девать свои руки.

Подружки невесты вытащили пакетики с бумажными лепестками роз и начали забрасывать ими молодых, которые направлялись к автомобилю, украшенному цветными лентами.

– Им еще улыбнулось Счастье, – сказал я. – С рисом сейчас тяжело. Но, надеюсь, тетя Марион, конечно же, сможет договориться с бакалейщиком.

– Не будет она этим заниматься!

– Никому нельзя доверять на свадьбе. Она вызывает в людях непонятную атавистическую жестокость. Посмотри, вот теперь они не позволяют невесте сесть в машину, стараются оскорбить жениха. Видишь?! – спросил я, схватив Кэри за руку.

Маленький мальчик с молчаливого согласия одной из хмурых матрон незаметно подкрался к дверцам автомобиля и, как только жених наклонился, чтобы влезть в машину, коротким взмахом швырнул полную горсть риса в лицо молодому.

– Если у тебя имеется только стакан риса, – заметил я, – то ты вынужден бросать весь рис прямо в глаза врагу.

– Но это ведь ужасно! – воскликнула Кэри.

– Это и есть то, что называется церковным браком.

– У нас все будет иначе! Очень скромно, только самые близкие родственники.

– Но ты забыла о дорогах и оградах. Это христианская традиция. Мальчик этот никакой не родственник ни жениху, ни невесте. Поверь мне, я знаю. Мне приходилось уже венчаться в церкви.

– Ты венчался в церкви?! Но ты никогда не говорил мне об этом, – отметила она. – В таком случае мне больше по душе оформить наш брак в мэрии.

– А вот это у меня в жизни будет впервые. Один раз и навсегда.

– О боже! – сказала Кэри. – Скорей постучи о что-нибудь деревянное.

Вот так и случилось, что Кэри гладила колено бронзовой лошади здесь, в Монте-Карло, умоляя о счастье, и мы сидели одни в огромной гостиной отеля. И я сказал Кэри:

– Не волнуйся. Все будет хорошо. Наконец-то мы остались с тобой одни.

Это было действительно так – если не считать портье, кассира, швейцара, двух лакеев с нашим багажом и пожилой пары, которая сидела на диване, потому что мистер Друтер, как мне сказали, еще не приехал, и нас ожидала чудесная ночь, которую мы проведем с Кэри вдвоем в одном из номеров отеля.

Мы обедали на террасе отеля и наблюдали, как люди входили в казино.

– Может быть, – сказала Кэри, – заглянем туда: просто так, ради интереса. В конце концов, мы же с тобой не азартные игроки, правда?

– Куда уж нам, – ответил я, – с нашими пятьюдесятью фунтами.

Мы решили не трогать ее денег, чтобы зимой иметь возможность поехать отдохнуть на недельку в Ле-Туке.

– Ты же бухгалтер, – сказала Кэри. – Ты должен в совершенстве знать все системы игры в рулетку.

– Все системы требуют много денег, – ответил я и внезапно подумал о нашем номере, который мисс Булен уже забронировала для нас: я даже не знаю, сколько он стоит. Наши паспорта были все еще на разные фамилии, и я полагал, что имеет смысл снять два отдельных номера, но гостиная – это уже слишком. Возможно, она нам понадобится после свадьбы.

– Чтобы играть по системе, – сказал я, – нужно иметь миллион франков. К тому же ставки ограничены. Да и банкомет никогда не проигрывает.

– А я слышала, что кому-то удалось сорвать банк.

– Такое случается только в комических куплетах, – ответил я.

– Было бы ужасно, если бы мы действительно были заядлыми игроками, заметила она. – Ты бы все время думал только о деньгах. Ты этого, надеюсь, делать не будешь?

– Нет, – заверил я, и это была правда. В тот вечер меня волновал только один вопрос: проведем ли мы эту ночь вместе. До этого мы еще никогда не спали с ней вместе. Такие уж отношения сложились между нами… Я согласен был ждать еще долгие месяцы, чтобы только провести в счастье остаток своей жизни с нею. Но сегодня вечером я уже не мог терпеть дальше. Я был взволнован, как юноша, – внезапно я понял, что совершенно не представляю, что у нее на уме. Кэри на двадцать лет моложе меня и еще не была замужем все в ее руках. Я даже не знал, как понимать то, что она говорила. Например, когда мы пришли в казино, она отметила: «Мы побудем здесь минут десять, не больше. Я очень устала». Был ли это намек в мою пользу? Или против меня?

Или, возможно, это была обычная констатация факта? Волновал ли ее тот же вопрос, что и меня? А возможно, она уже все решила заранее и для нее этого вопроса уже не существовало? Или, возможно, она считает, что я должен взять инициативу в свои руки?