Франсин Мандевилл - Полночь в Париже

— Моего французского хватит, чтобы поговорить с родителями мальчика, — предложила Мэри Ли.

— А я определенно помню, как они выглядят, — сказала Хейди Клейтон. — Отец — маленький и тощий, с такими жирными полуседыми волосами. На нем были…

— Отлично, Хейди. Я поняла. — Кендра подняла руку, чтобы остановить поток информации. «Благородных девиц» отличала исключительная наблюдательность к деталям костюма. — Ты и Мэри Ли пойдете с капитаном Рэндаллом. Остальные ждут здесь.

Затем она занялась мальчиком. Совершенно потерянный, он угнездился между ее плечом и шеей. Ласково, спокойно она спросила по-французски, как его зовут.

После долгой паузы он ответил еле слышно:

— Реми.

— А остальные ждут здесь вместе с Реми. — Кендра посмотрела вверх. — Спасибо, капитан Рэндалл.

— Не стоит, мэм.

— Кендра Мартин, — представилась она. — Пожалуйста, зовите меня Кендрой.

— С удовольствием. С громадным удовольствием, Кендра. — Он выговорил ее имя протяжно, словно лаская. Затем резко повернулся на каблуках и двинулся к лестнице, а Мэри Ли и Хейди поспешили за ним.

Остальные девочки сгрудились вокруг Кендры, послушные, внимательные. Тихо переговариваясь, они время от времени ласково касались Реми, а он понемногу успокаивался — громкие рыдания сменились редкими тихими всхлипываниями.

Удивительно, но всего несколько любопытных взглядов, несколько тихих замечаний, сопровождаемых короткими жестами в ее сторону, и один-два вежливых вопроса по-французски, все ли в порядке, — и посетители ресторана вернулись к еде, словно не произошло ничего необычного.

— Кендра, мы не смогли их найти, — удивленно сказала Хейди, когда через некоторое время они вернулись: она на шаг впереди Джексона Рэндалла и Мэри Ли. — Я смотрела даже в дамской комнате, мамы Реми там нет.

— Ее нигде нет, — добавила Мэри Ли. — Я вышла на улицу и осмотрела все вокруг. И хозяин ее не видел, и вообще никто.

— Но как же так? — Кендра отказывалась верить, что женщина может так просто оставить своего ребенка, который к тому же подавился, на милость незнакомых людей. Особенно женщина, которая следила за действиями Кендры так, словно боялась за жизнь своего сына.

— Боюсь, что не удалось найти и отца, — сказал Джек Рэндалл. — Даже по самому подробному описанию Хейди. Предупреждая ваш вопрос, скажу, что они и меня заставили проверить мужскую комнату. Его нет в ресторане, как нет его жены. Их нет и в ближайших окрестностях. Я не знаю, что делать.

— Что-то здесь не так, — сказала Кендра и задумалась, стараясь свести все эти факты воедино. — Как вы думаете, мы должны позвонить… — Она испуганно подняла на него глаза. — Я даже не знаю, куда звонить. В полицию? В комитет защиты детей? Куда?

— А остальная семья Реми? — спросила Эмбер Карлайл.

— Конечно, Эмбер. Ты совершенно права. — Кендра тепло и благодарно улыбнулась девочке. — Как я об этом не подумала?

Она стала шептать забавную чепуху в ушко Реми, щекоча его своим дыханием и стараясь заставить посмотреть вокруг и улыбнуться. Он частично отлепился от нее, не желая, впрочем, отпускать ее шеи, и повернул к ней личико — неправдоподобно старое, лишенное выражения, непроницаемое. Лишь в глазах как-то отражалось то, что он чувствует.

И в этих глазах Кендра прочла такую глубокую, тяжелую, ужасную печаль, что побоялась задавать вопросы. У ребенка не должно быть таких глаз, подумала она. Никакому ребенку не вынести такой печали. Никакому.

— Реми, — наконец сказала она по-французски. — Ты можешь сказать мне свою фамилию? — Кендра говорила самым нежным голосом, на который только была способна, но мальчик не ответил. Через несколько минут ей стало ясно, что он и не собирается. — А знаешь ты, как зовут твою маму? Или папу?

Ответа не было.

— А может быть, ты мне скажешь, как зовут твою бабушку? Или любимую тетушку?

Ответа по-прежнему не было. Только печальный взгляд этих слишком много видевших глаз. Кендра увидела в глазах мальчика не просто печаль — опасение, даже страх. И снова она задалась вопросом, что же пришлось ему пережить.

— Где ты живешь, Реми?

Нет ответа.

— Ты живешь здесь, в Париже?

Молчание, Кендра немного подумала и переменила тактику.

— А у тебя есть какое-нибудь животное, Реми? Щеночек, или котенок, или, может быть, золотые рыбки?

В его глазах мелькнула искра интереса — и потухла.

— Ага, — сказала Кендра. — Я думаю… Ты очень похож на мальчика, у которого есть слоненок.

— Нет, не слоненок! — слова вдруг посыпались, словно он не смог удержать их. — У меня есть пони по имени При дю Кан!

— Ах пони… И что, При дю Кан жил с тобой?

— Конечно, нет. Он жил… в конюшне…в… — он говорил все медленнее и наконец совсем замолчал.

— Так где живет твой пони, Реми? Где его конюшня? — спрашивала Кендра.

И опять — непонятное нежелание отвечать. Проклятье! Ну почему он не может сказать?

— Может быть, у него в карманах есть что-нибудь с его именем? Хоть что-нибудь, что поможет нам узнать, кто он? — Джек сделал медленное, осторожное движение в сторону Реми.

Мальчик испустил такой вопль, что у Кендры едва не лопнули барабанные перепонки, а половина посетителей ресторана недовольно повернула головы в их сторону. Кендра крепче прижала к себе маленькое тельце, успокаивая, лаская, бормоча полуанглийские-полуфранцузские утешения. Он дрожал и опять начал плакать.

— Это невыносимо, — понизив голос, сказала она Джеку. — Я совершенно растерянна. Что же нам теперь делать?

— Мне кажется, единственное, что мы можем сделать сейчас, это позвонить в полицию. Страшно жаль отдавать такого маленького и несчастного ребенка, но если вы побудете с ним еще немножко, я надеюсь, нам удастся исправить положение с помощью властей.

— Капитан Рэндалл…

— Джек, — поправил он. — Друзья зовут меня Джек.

— Джек, — согласилась она и поймала себя на том, что ей нравится простота и сила такого обращения. Имя Джек шло к нему. Рассердившись на себя за столь неуместную в данных обстоятельствах мысль, она указала на свою группу, столпившуюся вокруг, и произнесла особенно сухо и деловито: — Я сопровождаю этих девочек в качестве агента туристической фирмы. Я полностью отвечаю за них. И я не могу тащить их в полицейский участок и держать там, пока мы будем «исправлять положение».

Джек молчал. Кендра смотрела на него, наблюдая работу мысли в сменявших друг друга выражениях его лица: он то прищуривал глаза, то шевелил губами, то сжимал челюсти. Взгляд ее остановился на его подбородке, тяжелом, квадратном, красивом — она ничего не могла с собой поделать! — на котором ближе к вечеру начала пробиваться легкая щетина.