Няня по принуждению (СИ) - Шварц Анна

— Нет так нет, Мирослава, — произносит Амир, и в его низком и холодном голосе скользит ирония, — можешь мыться в одежде. Садись в воду. Целиком.

— Вы сумасшедший, — произношу я, не решаясь больше спорить и опускаюсь в воду. Она горячая, но терпеть можно. Кожа быстро краснеет и вверх поднимается пар, — можно я обувь, хотя бы, сниму и воду поменяю? Она грязная.

— Меняй. Снимай.

Я снимаю с ног абсолютно мокрые кеды и сбрасываю их за бортик ванны, ощущая себя героиней какого-то сюрреалистичного сна. Спускаю из джакузи воду, молча наблюдая, как она быстро уходит, споласкиваю от песка дно и ставлю наливаться чистую воду. После поднимаю на Амира взгляд. Он по-прежнему наблюдает за мной, сложив мощные руки на груди.

— Вы так и будете смотреть? Я не разденусь при вас, вы меня пугаете. А если тронете — закричу.

— Долго еще будешь изображать из себя черт знает кого? — похоже, ему на мои слова плевать, потому что он остается спокойным, — мне на хрен не нужно трогать гулящую девку, по недоразумению называющуюся моей женой.

— Тогда уйдите. Я сделаю, как вы сказали — разденусь, выброшу все вещи и искупаюсь, — я предпринимаю еще одну попытку нащупать в этом монстре человечность, договориться с ним, и протягиваю руку запястьем вверх, — принесите мне лучше бинты и перекись. У меня рука болит, смотрите. Все уже прилипло, я не смогу снять платье. Только если с кожей.

Ну вот, Рита, уже пытаешься договориться с похитителем? Амир опускает взгляд вниз, рассматривая рукав платья, залитый запекшейся кровью.

— Или вызовите врача, — уже менее решительнее произношу я, когда он берет меня за запястье. С него станется просто отломать мне руку, чтобы не беспокоила. Нет руки — нет проблемы. В его лапище мое запястье кажется тонкой, бледной веточкой.

Он погружает мою руку в горячую воду, и я нервно сглатываю, глядя в его жестокие темные глаза.

— У меня сейчас снова кровь пойдет…

— Врач не приедет. Посторонние люди к тебе не зайдут, — перебивает он меня, — прислуге запрещено к тебе приближаться и разговаривать. Если не хочешь, чтобы наказание понесли невиновные — и тебе не советую пытаться с ними заговорить.

— Я что, буду сидеть взаперти?

— Да, — Амир вытаскивает мою руку и неожиданно разрывает с треском рукав до самого локтя. Сердце в страхе ёкает. Господи, как он легко это сделал.

— И что со мной будет потом? — тихо спрашиваю я, глядя, как с руки падают в воду алые капли, окрашивая ее розовым, — если я буду вести себя тихо и слушаться — вы меня выслушаете?

Амир выпрямляется. Неужели, правда уйдет? Пожалуйста.

— Вряд ли я тебя хочу выслушать, Мирослава. Но я посмотрю на твое поведение.

Он разворачивается и уходит из ванны, хлопнув дверью.

Я смываю горячей водой запекшуюся кровь с руки, и рану перестает неприятно дергать. Надеюсь, я не добегалась до заражения крови. Все-таки, непонятно обо что я разодрала в темноте руку — вроде это была коряга, а там черт ее знает…

Сколько я не прислушиваюсь — но из комнаты не доносится ни звука. Либо Амир все-таки, совсем ушел и любезно оставил меня одну, чтобы я спокойно привела себя в порядок, либо просто тихо поджидает. Я снимаю с себя мокрое насквозь платье, бросаю на пол, и, глядя, как оно золотом растекается по темному кафелю, внезапно понимаю, что у меня нет сухой одежды.

И что мне делать?… Выйти из ванны и порыться в шкафах Мирославы? А если там действительно Амир?

— Бред какой-то, — тихо говорю я сама себе. Может, это какой-то розыгрыш и меня сейчас снимают скрытой камерой? Просто в голове не укладывается, как человек может быть таким непробиваемым. Нормальный постарается разобраться, этот же будто специально игнорирует все мои мольбы прислушаться.

И он меня пугает до мурашек. Он взял и выдернул меня из мира, где я напрягалась, когда Володя просто повышал голос. Этот не кричит, нет… он просто успел показать за эти полчаса совершенно другой мир, где мое мнение вообще ничего не значит. Нет, хуже. Тут человеческая жизнь ничего не стоит. Я до сих пор не знаю, что с Вовой. С языка не раз был готов сорваться вопрос “Что с моим мужем”, но разум подсказывал мне, что этого спрашивать не стоит, чтобы не сделать еще хуже.

Я еще раз прислушиваюсь, и осторожно снимаю нижнее белье — сначала бюстгалтер, потом леггинсы, которые я оставила, когда надевала платье, а потом и трусы. Быстро споласкиваюсь от крови и грязи, выхожу из ванны, и беру с полочки белый халат. Он пахнет чем-то незнакомым. Не просто стиральным порошком, а чем-то тонким, приятным, похожим на ваниль.

Дверь открывается, а я вскрикиваю, прижав халат к обнаженному телу, когда вижу, что в ванную заходит Амир.

— Я не одета, — пытаюсь сообщить я, пятясь назад, но Амир берет меня за локоть и просто сажает на белый пуф, выпихнув его ногой на середину ванной комнаты. Моя попа с противным звуком прилипает к кожаной обивке. О Боже.

— Руку дай сюда.

— Я голая. Можно мне одеться?

Он прожигает меня темным взглядом, и я затыкаюсь. Пинком отправляет еще один пуф ко мне, бросает на него что-то, и садится на корточки рядом со мной. От этого у меня начинает испуганно биться сердце. Лучше бы он по-прежнему смотрел на меня сверху вниз. Почему-то так казалось безопаснее. Я подбираю ноги, чтобы отодвинуться от него, и пытаюсь закрыться получше халатом, но то, что я по факту совершенно обнаженная рядом с ним, заставляет меня сгорать от стыда и страха.

Потом только я замечаю, что он положил на пуф, и от лица отливает кровь.

— Что вы хотите делать?

— Ты не видишь? — Амир с щелчком надевает стерильную перчатку, — руку давай сюда, ты вообще меня слушаешь? Зашивать буду.

— Само заживет! Не надо! — я испуганно уворачиваюсь, когда он пытается взять меня за запястье, и упираюсь ему в бедро ногой, пытаясь отпихнуть подальше, — не вздумайте!

— Мирослава! — рычит он, а я мотаю головой.

— Нет! Я сама. У меня есть медицинское образование. Не уверена, что оно есть у вас.

— Тебя что, связать? — он перехватывает мою руку и жестко ее фиксирует, и сколько бы я не рвалась, не трепыхалась, как птичка в силках — не отпускает.

— Вы меня хотели убить! А теперь пытаетесь позаботиться? Я вам не доверяю!

— Ты тупая? — интересуется он, и я удивленно смотрю на него. Амир держит меня за предплечье, и сидит так близко от меня, что я запоздало снова вспоминаю — я голая! Голая! Меня прикрывает только халат и то не полностью! И замираю, задержав дыхание, — долго будешь еще притворяться? Ты пока в моем доме, и пока еще моя жена. Бросить тебя подыхать от кровотечения?

— Вы странный, — вырывается у меня, — если уж я ваша жена, то, может, выслушаете меня? Я имею на это право.

Он изгибает темную бровь, и я слышу смешок.

— Нет. Я не хочу тебя слушать.

— Скажите, что вы сделали с… с Володей, — я запинаюсь, едва не сказав “с моим мужем”, но взгляд Амира все равно опасно мрачнеет, — и я разрешу вам зашить мою руку.

— Ты мне условия ставишь?

— Нет… не совсем.

— Еще один вопрос о твоем любовнике — и я его убью.

Я замолкаю. Амир еще несколько секунд сверлит меня взглядом, а потом опускает его и переворачивает мою руку запястьем вверх. Я зажмуриваюсь, молясь, чтобы после его манипуляций мне не пришлось вообще её отрезать.

“Еще один вопрос о твоем любовнике — и я его убью”. Все, что мне удалось узнать о Володе — то, что он жив.

Открываю я глаза, когда Амир, промыв рану, опрыскивает ее чем-то прохладным. Удивленно смотрю на флакончик, и понимаю, что он меня обезболил. Потрясающе.

— Ай, — вырывается у меня, когда мужчина принимается накладывать швы, — могли бы и подождать минутку.

Он бросает на меня быстрый взгляд, но ничего не отвечает. Я невольно рассматриваю его, пытаясь отвлечься от неприятного жжения в руке. А он не противный. Не урод. Мне такие не нравятся, но, наверное, другие женщины легко на него клюют — внешность у него грубая, мужественная. Еще и фантастически богат, судя по особняку, следит за собой — посещает, наверное, тренажерный зал. Или занимается борьбой. Такие мышцы не появятся просто так. Даже если в генетической лотерее повезло.