Мой далекий близкий (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Разве это возможно? Неужели Илья… Нет, нет, нет, не могу поверить. А вдруг он жив? От этой мысли я выпрямилась, но тут же поникла, осела, падая на спинку сиденья. После такого не выживают. Я укутала лицо в платок, шапку натянула до глаз, обняла себя за плечи. Меня начинало трясти, грудь раздирало от нарастающего дрожания, хотелось рыдать, кричать, разнести нахрен весь этот вагон, может, тогда бы утихла эта тупая боль, разрастающаяся внутри.

Но я сидела, покачиваясь, закрыв глаза, глотала слезы. Ильи больше нет. Моего брата, моего любимого, моего ненаглядного. За что, за что?!

А мама с папой, что будет с ними, когда им сообщат? Они и так не знают, чего ждать, жива ли я, а тут такое… Сердце сжалось от боли. Господи, дай им сил пережить этот удар. А я вернусь, я непременно вернусь, как только появится возможность. Как только распри утихнут… И мне ничего не будет угрожать, и я уже никому не буду интересна…

Вернусь и начну свою жизнь заново, тихо, неприметно, одиноко. Буду жить с родителями, помогать им, а мне ничего не надо. Совсем. Так лучше, спокойней. Без надежд, без любви.

Как он там, подумалось тут же. Надеюсь, рана несерьезная, по крайней мере, внешне так кажется, но кто знает. Господи, пусть у него тоже все будет хорошо. Пусть он поправится, прошу тебя, Господи.

Я вдруг поняла, что, наверное, впервые в жизни обращаюсь к Богу, прошу его о помощи, даже не задумываясь, куда, зачем. Все это льется изнутри в пространство, и кажется, меня и впрямь кто-то слышит.

— Помоги нам, Господи, — прошептала я, утыкаясь лбом в стекло, — помоги нам.

Самолет до Черногории летал каждый день в шесть вечера. Я без проблем оформила билет, прошла все пункты досмотра и оказалась в зале ожидания. Села в кресло и принялась ждать, напала дремота, наверное, от шока и усталости.

Я то и дело вздрагивала, открывая глаза, будучи уверенной в том, что сейчас кто-нибудь подойдет и выведет меня отсюда. Никто не подошел. Объявили посадку, народу было немного, все-таки не то время года, межсезонье.

Я смотрела в иллюминатор на удаляющийся Питер, сияющий в темноте желтыми фонарями и думала, что же там? И правильно ли я сделала, убежав? Но одно я понимала точно: я хотела поставить в этой историю точку. А без этой поездки ее бы не было.

Достав листок из кармана, развернула его. Он был написан от руки в отличие от остальных.

“Прости меня, я просто хотел, чтобы ты была счастлива”.

Забавно, что первое, что я подумала: разве такое возможно… И вот сижу здесь и понимаю: нет, кажется, невозможно. Потому что источник моего счастья снова остался в прошлом.

Через три часа мы приземлились в аэропорту Тивта. Если можно назвать аэропортом это зданьице. Внутри только лента для багажа и двери на выход. Трое встречающих, среди которых мужчина под семьдесят с табличкой в руках. А на ней на латинице мое имя из нового паспорта.

Я нервно вдохнула, но все же направилась к нему, попутно разглядывая. Он был высокий, статный, хотя полностью седой. Темные глаза смотрели с интересом, по-доброму. А еще он кого-то мне напоминал, только я не могла понять, кого.

— Александра, — улыбнулся он мне, говоря, скорее, утвердительно, чем вопросительно.

Я кивнула. Он кивнул в ответ, приглашая следовать за ним. Говорил мужчина хоть и на русском языке, но с акцентом.

Мы сели в припаркованный на стоянке автомобиль и сразу тронулись с места.

— Давайте знакомиться, — сказал мужчина, — меня зовут Шотт Людвиг Альбертович.

Я все-таки удивилась, уставилась на него широко раскрытыми глазами, мужчина усмехнулся.

— Ну а вы Ася, я знаю. Андрей много о вас рассказывал.

— А… — прошептала я, но так и не смогла произнести это вслух.



— Здесь недалеко, — ничего не сказал на это он, — скоро будем на месте.

За окном было темно, дорога не освещалась, и только на небе нависали звезды, яркие, большие, близкие, кажется, протяни руку и достанешь.

Мы и впрямь быстро приехали, вскоре уже поднимались в гору, петляя между домов. Остановились почти наверху, по крайней мере, никаких огней выше я не приметила. Загнав машину на парковочное место, Шотт вышел из нее, я выскочила следом. Он открыл маленькую низкую калитку сбоку дома.

— Аккуратно, здесь ступеньки, — заметил мне, кивнув, я спустилась вслед за ним.

Мы обошли дом, тут оказалась веранда и, собственно, вход. Сердце билось в учащенном ритме, когда я делала шаг за порог. Разувшись, скинула куртку и шапку с платком, прошла за мужчиной, указавшим мне направление. Там была просторная уютная гостиная в светлых тонах. Но рассматривать ее сейчас я просто никак не могла. Потому что напротив меня стоял Андрей.

Мы замерли, глядя друг на друга. Словно первый раз видели. А мне теперь и впрямь казалось, что в первый, после всего пережитого мной. И все-таки я была рада, что он жив. Хотя если вдуматься, это стоило жизни моего брата.

От этой мысли силы словно оставили меня, ноги подкосились, и Андрей в два шага оказался рядом, подхватив, усадил в кресло. Присев на корточки, посмотрел в глаза. Я не знала, что говорить, да и не было на это сил. И он, кажется, понял это.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал мне, — идем.

Я пошла за ним. Даже душ не стала принимать, рухнула в отведенную мне кровать, накрывшись с головой. Хотела зарыдать и не смогла. Лежала, глядя в темноту, а потом забылась сном, глубоким, далеким, похожим на смерть.

В глаза светило солнце. Мне кажется, именно от этого я проснулась. Сам факт наличия солнца вытащил из пучины сна. И только потом навалилось осознание всего случившегося, за секунды в голове пронеслись события вчерашнего дня, и я сжалась в комок. Лежала, не двигаясь, сама не знаю, чего ждала. А потом раздался стук в дверь.

— Спишь? — спросил знакомый голос.

Я покачала головой, не вылезая из-под одеяла.

— Уже полдень, тебе надо поесть.

Откинув одеяло, я уставилась на Шилова. Он улыбнулся. Криво так, даже неуверенно как будто. Раньше бы я и допустить не могла мысли о неуверенности касательно этого мужчины, а теперь… Теперь я знала, что ничего на самом деле о нем не знаю.

Кивнула в ответ, он тоже кивнул и ушел. После душа я спустилась вниз, где в кухне за круглым столом сидели Андрей и Шотт. И только увидев их вместе, я наконец сообразила, кого же мне вчера напомнил мужчина.

— Вы… Вы его отец? — выпалила, сама того не ожидая. Они переглянулись, усмехаясь.

— Да, Ась, — кивнул Шилов, — но ты садись, завтракай, мы еще поговорим.

Шотт быстро откланялся. Я съела сырники, запив кофе. Все это в полной тишине. Наконец, отставив чашку, спросила:

— Зачем, Андрей?

Он посмотрел внимательно.

— Ты сама знаешь.

Я прикрыла лицо руками, посидев так несколько секунд, сказала, убирая их:

— Выходит, ты подстроил свою смерть?

Он кивнул.

— А как же… — я сглотнула, надо набраться сил, чтобы произнести следующие слова, но Андрей сказал за меня:

— Артем и твой брат решили от меня избавиться, но волею судеб я узнал об этом раньше. Ну и дал им, так сказать, завершить начатое.

— То есть… то есть вместо тебя в машине взорвался кто-то другой?

Шилов вздохнул, кивая.

— Это ужасно.

Он ничего не ответил. Все-таки не зря я считала его жестоким. Удивительно, как в одном человек может сочетаться столько разного?

— Расскажи, — попросила я, — расскажи сначала.

Шилов, немного подумав, встал.

— Пойдем, прогуляемся.

Тиват мне понравился, маленький, уютный, самобытный. Спустившись с горы, мы вышли по дороге к набережной.

— Я и сам думал о таком исходе, — заговорил Андрей, — слишком много было у меня в руках того, что хотели другие. Когда-то идея стать хранителем компромата мне показалась интересной, только я не учел, что таких людей очень не любят, и рано или поздно избавляются от них. Но я никак не думал, что это сделают мой друг и твой брат. Да, не спорю, я их в свое время прижал, но тем не менее… — он на пару секунд замолчал.