То самое чувство (СИ) - Роач Лия

Захожу в полностью зеркальный с приглушенным верхним светом туалет, мою руки и разглядываю себя. Выгляжу, несмотря на  душевные песнопения и жаркие танцы, нормально, так же, как в зеркале у себя дома перед выходом. Даже помада на губах ничуть не стерлась. Аленка - или Лёшка, как зовет ее любительница мужских прозвищ на женские имена Альбина - не зря ее хвалила.

Возвращаясь в караоке, прохожу через другой зал, более плотно уставленный столиками. Тут тоже экран, но на нем демонстрируют не музыкальные клипы с дорожками текста, а шоу-показ "Виктория'с Сикрет".

В этом зале заметно тише, потому что он больше ресторанного типа - для еды и общения, хотя здесь тоже звучит музыка и есть танцующие между столиками пары.

У одной из стен установлена длинная, стилизованная под кирпичный камин, барная стойка с удобными стульями. И ни один из них не занят, поэтому я, не задумываясь, располагаюсь во втором с краю. Надо же мне где-то пересидеть, пока мои соседки очаровывают новых мальчиков. Если никто им не приглянется, Лелька меня найдет, если же они решат уехать без меня, я не пропаду. Тут и Лелька, да и на такси я спокойно доберусь до дома.

Может, даже и к лучшему - лягу спать пораньше. Хотя кого я обманываю? Во сколько ни ложусь, уснуть я все равно не могу. Приходится даже прибегать к валерьянкам и прочим маминым настойкам, но и они не особо помогают. Да и не должны. Они вроде как от нервных состояний, а я не нервничаю, я просто учусь жить по-новому. Жить жизнью, в которой нет Никиты. И получается у меня, честно говоря, фигово.

Я заказываю коктейль и смотрю, как бармен его готовит, развлекая меня профессиональными трюками. Больше-то все равно никого нет.

- Привет, - слышу над своим ухом небрежный голос, от которого по моей коже поземкой закружились, рисуя замысловатые узоры, колкие мурашки.

Медленно поворачиваю голову направо и вижу опускающегося на соседний стул Никиту.

Я перестаю дышать.

- Почему ты ушла от подруг? - спрашивает он, не глядя на меня, а тоже наблюдая за барменом. - Вы так здорово пели. Публика требует продолжения.

- Компания наша неожиданно разрослась, а я не люблю толпу.

Сглотнув, отвечаю таким же отрешенным тоном, хотя внутри все бурлит, клокочет и пузырится как кипящая, готовая к извержению, лава.

Он здесь!

Но как он здесь оказался? И зачем он здесь? Случайно или пришел ради меня? Он меня простил или, наоборот?..

От кишащих в нем вопросов мозг взрывается, но я их не задаю, боюсь спугнуть этот первый за долгое время момент вместе. Тот самый момент тишины, о котором мы только что пели и которым я точно хочу насладиться.

Спрашиваю о другом.

- Ты видел, как мы пели?

- Конечно, - он ставит свой стакан на столешницу и, зажав его между ладонями, крутит туда-сюда.

Черная с пузырьками жидкость в нем плещется и вздымается волнами к краю, норовя выплеснуться наружу.

- Не знал, что ты так классно поешь. И танцуешь. Видимо, придется изучать тебя заново.

Мне кажется, я даже моргать забываю.

- Заново? Ты… - я не договариваю, потому что боюсь произнести свою отчаянную надежду вслух. Вдруг, если я ее озвучу, она рассыпится в воздухе и окажется нереальной, не сбудется?

- У тебя хороший адвокат. Убедительный.

- К-кто?

Он наконец поворачивается ко мне и улыбается. Широко и искренне. Как раньше.

- Ты не знаешь?

Я так напряжена, что едва заставляю себя мотнуть головой. Идей у меня, и правда, никаких. Юлька точно бы не стала за моей спиной связываться с Никитой, тем более после нашего последнего разговора, а больше и некому. Подробностей нашего разрыва никто, кроме Дэна, не знал. В его протекцию я ни за что не поверю.

- Вика, - с улыбкой фокусника выдает он.

- Вика? Тебе звонила Вика?! - В ее участие поверить еще труднее.

Он поднимает вверх указательный палец.

- Приходила. Сегодня явилась ко мне в универ и назвала придурком. При всех. Я офигел и сразу проникся.

Чтобы не думать о невероятности его слов, я сосредотачиваюсь на фактах.

- Но Вика не знает, что я здесь. Это никак не объясняет…

- Зато знает Алиса. Сестра не прочь тебя сдать за еще один чизкейк, - смеется он и меняет интонацию. - Еще вопросы будут или пойдем споем что-нибудь дуэтом?

- Ты тоже поёшь? - удивляюсь я.

- С тобой я даже танцую, - говорит он низким бархатным голосом, встает и берет меня за руку.

Мы идем в караоке-зал, но у входа он останавливается и, повернувшись ко мне, легко целует в губы.

- Я скучал, - признается тихо.

Потемневшие глаза мерцают знакомым блеском неприкрытого желания, и меня затопляет ощущение счастья.

- Что будем исполнять? - спрашиваю с улыбкой.

- Как насчет "Нас не догонят"?

- Годится!

И, крепко держа и поглаживая мою руку, Никита ведет меня в зал.

- Не спишь уже? - приоткрыв дверь в нашу комнату, тихо спрашивает мама.

Я мотаю головой.

- Рановато ты проснулась для 31 декабря. Всю ночь же, наверное, спать не будете, - она улыбается.

- Не знаю. А сама чего не спишь?

Мама глубоко вздыхает.

- Поговорить хотела. Пойдем?

Я скидываю с себя одеяло и шлепаю босиком по ламинату - тапочки просто ненавижу. Поэтому предпочитаю ковры или любые другие напольные покрытия, но и теплый пол, как в этой квартире, вполне меня устраивает.

Иду за мамой в гостиную, с ногами залажу на диван, она садится рядом. Облизывает губы, готовясь начать говорить, но так ничего и не произносит.

- Ты решила принять предложение о переводе? - подсказываю я.

Она снова вздыхает.

- Решила. Но все равно сом…

- Ну и правильно, мам! - перебивая, восклицаю преувеличенно радостно, но не обманываю этим даже ее, не говоря уже о себе.

Мы обе понимаем, что это лишь моя бравада, жалкая попытка ее приободрить, не добавлять переживаний из-за и без того не простого решения о переезде в Тюмень - ей предложили серьезное повышение, отказываться от которого было непростительной глупостью. О чем я маме и говорю.

Она грустно улыбается.

- Конечно, глупо. Тем более, ты знаешь истинную ситуацию. От меня мало что зависит.

Я киваю.

Дело там не только в повышении, но и в разразившемся недавно скандале - прошлый прокурор, мамин непосредственный начальник, был пойман на получении крупной взятки. Произошла массовая проверка и чистка кадров. Прокурора сняли, назначили на его место исполняющего обязанности, дядьку авторитарного и, как это часто бывает, самодурного. Ну и он откровенно копает под команду старого прокурора и даже под тех, кто, как мама, не состоял в команде, но работал под его началом. И несмотря на то, что тщательная служебная проверка никакого криминала за ними не нашла, новый прокурор не скрывает, что сделает все, чтобы избавиться от старой гвардии. Маму в прокуратуре ценят, и терять не хотят, но и с новым назначенцем сталкиваться себе дороже, поэтому и предложили ей временно "пересидеть" ситуацию до ее логического разрешения. Но мама считает, что, согласившись на этот перевод, она косвенно словно подтверждает всеобщую уверенность в ее причастности к коррупционным схемам, и внутренне не готова отступать.

И вот уже больше месяца она мучается проблемой выбора. На чаше весов, кроме профессиональной дилеммы, фигурируем еще и мы с Алиской. Ну и папа, конечно. Я даже думаю, что папа больше.

- Тогда тем более нужно соглашаться и больше не сомневаться. Мы, конечно, будем по тебе скучать, очень, - я беру ее за руку. - Но точно не пропадем. И за папой присмотрим, можешь на нас положиться.

И снова улыбка, уже не такая печальная.

- А папа присмотрит за вами?

- А то! Где он, кстати, в такую рань в предпраздничный день?

Мама отводит взгляд.

- Мама…

- Он у Артамоновых, - говорит она тихо.

- Зачем?

Сам факт того, что папа у родителей Кости, не был странным - не зря же наши семьи дружат столько лет, - но и время визита, и то, что мама прячет глаза, вызывает у меня обоснованное беспокойство.