Ты - Моя Обитель (СИ) - Войнова Яна

Раздосадованный губернатор сдался через два часа, когда, наконец, осознал, что кайфа от сегодняшний жертвы не получит, и уехал. А Юля же… вместо громкого завывания от жуткой боли и жалких молитв о пощаде, истерично продолжала хохотать как припадочная, не забывая прикрывать руками живот… как могла, как получалось защитить его… Они скоро устанут издеваться над ней. Ей лишь нужно потерпеть. Еще совсем чуть-чуть. Она лишь надеялась, что затихший внутри спиногрыз, просто спит и ничего не чувствует…

Юля очнулась от яркого морозного солнца. Ослепляющий луч бил прямо в правый глаз. Левый она отчего-то была не в силах открыть. Тело адски ломило. Юля практически не чувствовала конечностей, она не могла подняться и даже заговорить. Сквозь монотонный шум в ушах урывками донесся какой-то звук. Резкий, похожий на выстрел. Потом другой. Еще один. И еще. Громкие голоса людей. Истошные вопли. Слишком много криков. Юля, пытаясь что-либо рассмотреть, усилием воли заставила себя поднять тяжелое нависшее веко. Она увидела в проеме ошалевшее лицо Барина, который прошептал:

― Мать честная… — а потом, он куда-то исчез. Как же так?! Руслан снова пришел за ней, он должен забрать ее отсюда, обратно. Домой. К Диме. Юля хотела было его окликнуть, но язык не слушался. Вслед за Бариновым в проеме появился Вадик Северов, который подошел к ней и неожиданно ласково сказал:

― Так, золотая моя, все будет нормально. Ща все исправим. Подлатаем, и будешь как новенькая, — видимо, она и вправду слишком плохо выглядела, потому что ласковый Северов, это было что-то из ряда вон выходящее. Вадик поднял ее на руки, не желая того, причинил сумасшедшую боль и понес куда-то. Юля почувствовала жуткий холод, а потом чьи-то сильные руки, которые положили ее в какую-то белую машину. Затем услышала надломленный вопль мужа, только почему-то его не видела. Где же он? Почему не рядом?

― Дима, — прошептала она. Ее губы высохли и потрескались, а горло словно было сжато железными тисками. Ей больно было глотать, говорить, двигаться.

― Тише, тише, золотая моя. Не разговаривай. Тебе нельзя, — успокаивающе шептал ей Вадик, — Дима твой позже к тебе заглянет. У него еще одно дельце незаконченное, — а потом он обратился к кому-то в машине: — Кирилл, чтоб как новенькая была, а то урою всех нах…!

Затем Юле на лицо надели что-то прозрачное и пластиковое, и она улетела мыслями к теплым берегам солнечной Тосканы, туда, где находилась в родных спасительных объятиях своего любимого мужа, где им ничего не угрожает, туда, где ее очень сильно любят…

Перед тем, как направиться в дом, где держат Юлю, Руслан отчего-то отвел Северова и Романа в сторону и что-то им сказал. Мужики согласно закивали.

― Заканчивайте совещание! — рявкнул Орлов. Он стремился быстрее добраться до жены. Спешил и дрожал от страха, так как не знал, что именно там увидит. Долго… слишком долго она находилась в плену у тварей. Жива ли? Не с его счастьем надеяться на что-то хорошее. Трех здоровых амбалов, подельников Минаева, сняли за считанные минуты. Баринову удалось растолкать своих ребят, и он первым вбежал в заброшенный дом. Выскочил как ужаленный оттуда, кивнул головой Роману, и охранник, вместе с другими мужиками, перекрыл Диме дорогу.

― Не надо вам туда, Дмитрий Константинович, — объяснил Роман.

― Вы рехнулись?! Немедленно отошли! — орал он, — Юля-а-а!

Дима не понимал, что они делают, он рвался туда, к ней. Но его крепко держали пятеро здоровых парней. Он размахивал кулаками, материл их, на чем свет стоит, но они его не слушали.

― Уроды! Я вас всех уволю к чертовой матери! Юля-а-а! Отпустите, мать вашу!

А потом Север ее вынес… Опухший глаз, окровавленное лицо, повисшая безжизненная рука и изломанные ноги… у него промелькнула мысль, а есть хоть одно нетронутое живое место на ее жестоко избитом теле? Орлов истошно заорал от ужаса, увидев, во что превратили его жену и от ощущения собственного бессилия. Тягостная тишина позднего вечера оглушающе звенела, аккомпанируя его адской боли.

― Че стоите?! — еле перекрикивал Баринов его вопли отчаяния, — Лицом его в снег, пулей! — приказал он парням.

Дима вырывался, кричал, отбивался, но мужики, скрутив его, уложили на грязную от тающего снега мокрую землю. Его отпустили, только когда Юлю увезли на машине скорой помощи. Дима еще несколько минут лежал на холодной, сырой земле. Затем поднялся, сел прямо в рыхлый сугроб, зачерпнул рукой талый снег и обмыл лицо, чтобы успокоится. Нет, вранье. Чтобы прикрыть от мужиков льющиеся рекой горькие, жалкие слезы.

Баринов правильно поступил, что не дал ему зайти внутрь. Если бы он первым увидел Юлю, наверное, не смог оказать ей необходимую помощь. Дима бы просто тихо умер рядом…

― Орлов, я, конеша, понимаю все, но давай, приходи в себя, — услышал он мрачный голос Северова, — Резче надо действовать, а то Минаев сбежит, сука!

― Волков сообщил, что он у себя в загородном доме прячется, падла! — вторил ему Баринов.

― Вот там мы его и закопаем.

Охрану губернатора уложили быстро. Бравые бойцы у всех были отборные. Но они договорились, что убивать губернатора будут лично. Втроем зашли в комнату, где паскуда Минаев прятался от страха.

― Э, мужики… давайте договариваться! — завизжал как пугливая свинья губернатор, когда они вооруженные приблизились к нему, — Я не последний человек в этой области. У вас будут проблемы, если вы меня тронете!

― А, ты прикинь, гнида? А у нас есть разрешение от дедов тебя завалить! — сказал Барин. — Тебя списали, падла! И никто тебе уже не поможет. Скоро с дружком своим, что Феликсу вредили, с Алиевым, увидишься. В аду! Привет передавай! Пусть не хворает! (*историю Любви криминального авторитета Феликса можно прочесть в романе “Ты — Моя Любовь”)

Минаев, пятясь от них, кинулся к шкафу за пистолетом. Орлов среагировал первым и хладнокровно выстрелил сначала в одно колено, затем в другое.

― Че, олигарх, и это все? Зассал? — спросил его Север.

Нет, Орлов не испугался. Просто… визжащий как недорезанная свинья взрослый мужик вызывал омерзение. Раненный губернатор, вопя от боли, стал медленно ползти, в слабой надежде спастись от их правосудия.

― Ползи, ползи, тварь, тебе еще недолго осталось, — сказал Север, заметив жалкие потуги губернатора скрыться от них. Вадик выстрелил ему в живот, приговаривая: — Это тебе за Лору, сука!

Баринов направил дуло пистолета на Минаева, харкающего кровью, и добавил:

― За друга моего, Феликса, — однако резко остановился и не стал нажимать курок.

Север смачно выругался:

― Че? И тебя проняло? Может, мы ещё простим, скорешимся, а потом вместе побухаем с гондоном?! Вы охренели?!

― Не-не-не, — отмахнулся Барин и заулыбался, — Слышь, Север? Давай в лучших традициях Феликса…

Орлов не понимал о чем они говорят, но два лысых амбала, взяли за шкирку скрипящего от боли Минаева и потащили на улицу.

― Что вы делаете? Да пристрелите его уже! — возмутился Орлов и отвернулся, так как слышать истошные крики раненного Минаева было невозможно. Губернатор, конечно, заслужил все, что сегодня получил, но… Орлов не осуждал мужиков за чрезмерную жестокость, но они же не изверги, так же нельзя…

― Че? Пожалел? — спросил Север, схватив лопату и начиная копать, — А Юльку он твою, пожалел? Нет?! Лицо жены вспомни, Дима, и не мешай!

― Пристрелите, пожалуйста, пристрелите! — жутким, пронизывающим шепотом молил Минаев, но Барин и Север не слушали. Они рьяно копали яму, чтобы живьем его туда положить. Когда могила была готова, они бросили вниз еще скулящего Минаева и забросали землей.

― Все! Покойся с миром в прохладном месте! Привет тебе от Феликса! — сказал Барин, отдал честь и смачно плюнул на могилу Минаева. Затем, посмотрев на окружающую природу, с шумом вдохнул еще слегка морозный воздух, — Тьфу, аж воздух чище стал! О! А вот и солнце всходит!

Орлов взглянул вверх и увидел, как свинцовое пышное облако полотном застилало хмурое небо. Тьма уже посерела, но все еще настырно цеплялась за небосклон. Пара тусклых лучей восходящего солнца упорно стали пробиваться сквозь мглу. Наконец, взлохмаченный, тусклый рассвет забрезжил и полностью поглотил черноту. Темное одеяло было сдернуто с неба, оно постепенно прояснялось, окрашиваясь светло-голубыми разводами.