Будь, пожалуйста, послабее - Виктория Осадчая

— Мне мужа нужно вытаскивать из тюрьмы, Вашего племянника и крестника, кажется, — я села напротив.

— Я об этом знаю, не нужно напоминать. А племянник мой, как и ты, всего лишь букашка. Строительство он затеял. Кишка тонка, чтобы вытянуть этот бизнес.

— А почему Вы решили, что строительство затеял именно он, Елена Ивановна? — поинтересовалась я. И тут до меня начало доходить, о какой персоне говорил Лешка. Пока я соображала, передо мной на столе появились бумаги.

— Подписывай, деньги тебе переведут сейчас же на счет.

— У Вас и бумаги уже готовы? — удивилась я. Хотя, чему можно было удивляться? Ушлых людишек много.

— Елена Ивановна, — в помещении появился Лешка. А я ведь даже не услышала, как он подъехал, — Вы арестованы за покушение на жизнь человека, причинение гражданки Погудиной- Барышниковой средней тяжести вреда здоровью. А так же за воровство и подделку документов.

Батюшки, люди, куда я попала?

— А где твои доказательства? — начала вырываться женщина.

— За решеткой, Елена Ивановна, Шмит начал давать против Вас показания. Все, дорогуша, праздник окончен, — Леша довольно улыбнулся мне и поволок за собой арестованную извивающуюся женщину.

Это был суд — всем судам суд. Расследование и сам процесс длились почти десять месяцев. Конечно, такая городская шишка! Причем судили не только за покушение на меня, но и еще нашли кучу всего, что прибавило срок Елене Ивановне. Вся городская знать сразу напряглась, ведь работала она практически со всеми не только в городе, но и по области. Имела огромный бизнес по реализации недвижимости.

Я думала все из-за земли, хозяйкой которой была я. Нет, не только. Это был давний конфликт между моим дедом и ею, тогда еще молодой и сильной женщиной. Это уже позже бабушка рассказала, как таскала за волосы Елену Ивановну по «Березке», выволакивая из кабинета деда.

— Изменял? — удивилась я.

— Это же мужики, крошка. Изменял. Мы ведь даже разводиться собирались. Не дал. Просил извинения, падал в ноги, потом вообще сказал, что запрет в доме, чтобы я никуда от него не ушла. А я простила. Мы должны прощать, иначе не выйдет семьи, — вздохнула бабушка. Я промолчала на счет семьи, потому что боялась сейчас подымать эту больную тему.

— Так от деда что она хотела? — поинтересовалась я, поковырявшись вилкой в салате.

— От деда? Хм, — бабушка усмехнулась, — предлагала себя красавицу, а взамен хотела обладать и им, и землей. На тело-то дедушка позарился, кобелина старая, земля ему пухом. А вот все остальное отдавать не хотел. Ни то что отдавать, даже делиться и в горе и в радости. Он меня не подпускал к делам близко, а тут какая-то молоденькая прошмандовка. Хм, не на того напала! И крутилась, и крутилась. А может, еще что делали, я не знаю, свечку не держала. Но, когда соседки начали посмеиваться, я и разозлилась. Приезжаю, а в кабинете она, лезет на моего мужа. Вот и кровь моя взыграла! Ее за патлы, благо было за что брать, тащила волоком через весь зал, вышвырнула на улице, вываляла в пыли, — делилась бабушка.

— Батюшки! Оказывается, как много я о тебе еще не знаю, — рассмеялась я, представив картину в полном ее объеме.

— Она грозилась, что прибьет меня. Честно, нисколечко не испугалась. Сказала, если еще раз появится возле ресторана, я ее просто придушу. Не появилась, хотя несколько раз сталкивалась якобы случайно со Степаном Васильевичем. А вот обиду затаила. Думала, если бы я в горе оплакивала внучку, так она мне бумаги смогла бы подсунуть. Хрен ей там! Пусть теперь хлебает тюремную баланду, потаскушка, — шлепнула ладошкой по столу Серафима Андреевна.

— Ты потише при ребенке, — остановила я разбушевавшуюся бабулю.

— Ничего! Пусть учится, в жизни пригодиться! — заявила она. На что я снова рассмеялась. А рассказ мне этот помог посмотреть на Елену Ивановну с другой стороны.

Раньше я ее считала приличной серьезной женщиной. И даже в голове не помещалось, что она могла меня убить. А тут вон как оно оказывается.

Как же ее вычислили Ромка с Лешкой? А просто! Рома предложил вариант просмотреть банковские счета, которые могли принадлежать Шмиту, чем на протяжении долгого времени Лешка и занимался. Нашел! Не успел товарищ Шмит его скрыть. Оказывается, что на протяжении долгого времени ему переводила деньги некая госпожа Королькова.

Те сразу начали выяснять, кто такая и за что платит деньги этому мужику. Оказалось, что эта Королькова работала в доме Елены Ивановны и ни сном, ни духом пожилая женщина и не знала, что на ее имя имеется счет в банке, и что там могут быть деньги.

— А! Этот со шрамом? — посмотрела она на фотографию Шмита, когда Лешка спросил, знает ли она его.

— Так он работал здесь, очень долго. Потом исчез. Слышала краем уха, что его называли мужчины между собой Штирлицом. Мол, заслали в стан врага.

Как оказалось, он и не прекращал работать на Елену Ивановну, а просто получал деньги от двух хозяев. С удовольствием выполнял грязную работу и по поручению Барышникова старшего, ну и совершал диверсии по ее просьбе. Рассказывать он долго не хотел о своей хозяйке, но когда ее взяли по подозрению, выложил. Мол, не одному же тянуть эту лямку. Тем более, что счет его заморозили, а договориться о том, чтобы он прикрыл ее зад, Елена Ивановна не успела.

А потом долгое время Леша собирал еще материалы и доказательства, чтобы засадить тетку Барышникова по полной. И о черном риэлторстве нашел информацию и свидетелей, и подельники ее пошли вслед за ней в клетку. А вот судей меняли несколько раз, потому что запугать или подкупить для этих людей было парой пустяков. Вот и затянулась вся эта дребедень. А вместе с тем и меня дергали.

Во избежание открытия новых имен, связанных с ней (потому что там и прокурора и области можно было занести в этот список), Лешку отправили на повышение в Питер, мол, такие сотрудники не должны пропадать в глубинке, а дело быстро передали в суд.

Так и закончилась эта история.

Что касается моей личной жизни, то тут был полны бедлам. Помните, я упоминала об обаяшке архитекторе? В большой спорт вернулся ревнивый муж, который после небольшой драки с Ильфатом, с ним же и помирился, а вот я стала врагом номер один. Со мной на протяжении долгого времени не разговаривали, иногда