Татьяна Алюшина - Мой слишком близкий друг

Мы вступили в заговор с целью введения в неведение моих родных, только по прошествии этой самой потрясающей недели оповестив их о моем выздоровлении, сохранив эти семь дней только для себя. Поэтому по телефону с мамой и всеми, кто звонил и интересовался моим состоянием, разговаривал Митя, уверяя, что я иду на поправку и у меня заметный прогресс.

Ну, не соврал же! Ну, недоговорил, но не соврал.

А иначе случилось бы то, что случилось, когда они узнали правду – немедленно прилетай домой, или мы всем скопом прилетим к тебе, а это знаешь какие деньги!

Домой надо. Восстановиться на работе, войти в нормальную жизнь. И родные на самом деле заслуживают моей огромной благодарности и любви и душевного отдохновения от пережитой всем кланом трагедии.

Ночь перед отъездом мы не спали. Не могли тратить ее на сон, оторваться друг от друга были не в силах: то нежно, то страстно занимаясь любовью, то разговаривали тихими голосами, то целовались и не могли остановиться.

– Марта, мы показывать сразу твоим, что мы вместе, не будем, ладно, – с нотками извинения в тоне, огласил свой план Митя. – Сначала я должен поговорить с Левкой.

– В уголок, что ли, его отведешь? – посмеивалась я над его чрезмерной заботой о нервной системе моего братишки.

– Ты что, это так не делается, – слегка возмутился Митя, – надо сесть вдвоем за хорошим ужином и рюмочкой и по-мужски поговорить. Потом он попробует мне набить морду, а я дам ему разок до нее дотянуться, потом мы замиримся и допьем, что осталось, и поедем к тебе, где охмелевший Левка толкнет разрешающую речь.

– В том смысле, что благословит? – не прониклась я должным образом важностью оглашенной процедуры. – Мальчики, у вас какие-то очень странные правила жизни.

– А куда деваться, – горестно вздохнул Митя и полез целоваться.

В аэропорт встречать нас приехала целая толпа моей любимой родни. Меня сразу заграбастали в объятия, Митю обхватили чьи-то другие руки, нас передавали для обниманий и целований радостных из рук в руки по кругу, и в конце сумбурной, шумной и радостной встречи так и совсем разъединили. Я и слова Мите сказать не успела, как меня затолкали в чью-то машину и объявили, что все мы едем в Большой дом, где уже накрыты праздничные столы. А по приезде в поселок выяснилось, что Мити нет.

– Я его к дому подбросил, – объяснил радостный Левка. – Ему по дороге позвонил заместитель, что-то у них там в ресторане без Димыча кувырком пошло. Он же из-за тебя все дела задвинул, хотел помочь, а бизнес без присмотра, сама знаешь.

Я не знала, я бизнесом не занималась, но мне стало грустно и как-то совсем пусто без него, но пришлось улыбаться и общаться с любимой родней.

На следующий день меня, уже меньшей толпой – мама, Майя, Игорь, Иван и Левка с Мариной – торжественно ввели в мою переделанную новым ремонтом квартиру. Я впечатлилась. И расхваливала Ивана и всех участников ремонта. Квартира на самом деле преобразилась сильно. Теперь вместо алькова была сделана полноценная маленькая спальня за раздвижными дверьми, с большой кроватью и удобными функциональными встроенными шкафами, полностью изменена большая комната: другие цвета, другое расположение мебели, а значит, и движения в ней. Прихожую вообще не узнать, стала визуально еще больше, и кухню изменили. А патио сделали гораздо более серьезным, с раздвигающейся маркизой-навесом, добавилось высоких растений, и стол больше стал.

Да все здорово сделали. Я благодарила от души долго и проникновенно. Мы отметили французским вином и устрицами, привезенными нами с Митей, можно сказать, новоселье, и мне торжественно вручили ключи от нового замка. Мама порадовала, что они с Надей, Митиной мамой и Майей почистили все мои вещи в специальной чистке, навели полный идеальный порядок в них и в моей обуви, в документах.

Тоже здорово. Я провожала их всех, целовала, махала рукой, благодарила… и, закрыв за ними дверь, с неприятным холодком в сердце подумала, что мне предстоит здесь спать и как-то жить дальше.

Митя звонил каждый день. Но как-то сразу, с первых наших фраз, получилось так, что мы оба обходили стороной разговоры о нас, о том, что было во Франции, о планах, которые мы строили. Не говорили слов любви и не произнесли хоть намека на интимный подтекст или шутку. Я рассказывала о том, какой великий подарок сделали мне родные: ремонт в квартире, и о том, как встретили меня на фирме, и что со следующей недели я уже выхожу на работу, правда, пока не в качестве начальницы отдела. Мите пришлось срочно вылететь в Питер, и он делился трудностями и мелкими неприятностями, возникшими там в его ресторане, и что ему придется задержаться, чтобы подобрать нового повара. И мы замолкали, не зная, как прощаться, и я чувствовала обиду на него за эти нейтральные разговоры и непонятное молчание о самом главном, а он… не знаю, что он!

– Ну, пока! – говорила и нажимала отбой.

И еще долго смотрела на темный экран, недоумевая, что с нами происходит и почему все так вышло нелепо, странно и что он меня стесняется? Я его стесняюсь? Мы стесняемся наших чувств? Да что происходит-то?!

Но ничего не менялось. Я вышла на работу, вникала в новые дела, шла уже третья неделя после нашего возвращения, а у нас с Митей все тяжелее и нелепо происходили разговоры исключительно по телефону. Бред какой-то! Он вернулся из Питера и пробыл в Москве ровно сутки, в которые мы с ним так и не увиделись. Проговорили по телефону ни о чем больше часа, единственной ценной информацией всего разговора было сообщение, что он улетает в Минск на несколько дней.

Я совсем разозлилась, наворчала на Митю, сказала, что складывается впечатление, что он меня боится и не хочет со мной встретиться! И видимо, во Франции был какой-то другой Митя, который утверждал, что меня любит, первый раз за эти недели после нашего возвращения, произнеся по телефону слово «любовь», пусть и в таком ругательном контексте, и добавила, что где-то по пути в Москву их, этих Мить, подменили.

– Не подменили, – выслушав мою обвинительную речь, помолчав, ответил он. – Я вернусь, Марта, и мы все решим.

Что мы там должны решить? Непонятно. И, кажется, он действительно просто от меня скрывается.

Так прошла еще неделя, в странных каждодневных разговорах по телефону, не окрашенных даже нашими прошлыми легкими пикировками и шуточками. А на фоне тех изменений и событий, которые происходили в моей жизни, от этой непонятности в наших отношениях мне становилось совсем плохо.

Рано утром, еще не было и семи, в домофон позвонили. Я долго не могла оторваться от своего неприятного занятия – преклоняться перед его величеством унитазом, в который меня рвало. А домофон все звонил и звонил, кое-как прополоскав рот, я проковыляла в коридор и сняла трубку домофона.