Ребенок от бывшего мужа - Лия Рой

Не ученый, не врач, не военный. Я не оставила бы свой след в истории, и всегда это хорошо осознавала.

Но мне нравилось делать что-то полезное. Нравилось не сидеть дома. Нравилось общаться с людьми. Нравилось слышать их благодарность за то, что их вкусно накормили.

И я была очень рада вернуться к своему простому, совсем нехитрому, но такому любимому занятию.

В перерывах между работой и детьми я понемногу учила чешский, стараясь освоиться в новой стране и привыкнуть к ее менталитету, культуре, нормам и обычаям.

Не скажу, что это стало чем-то очень сложным, тем более, что работники моей кафешке в этом деле мне охотно помогали. Они же учили меня моим первым чешским словам, они же стали моими первыми друзьями в Праге.

Спустя год я полностью привыкла и во всем освоилась.

Купила машину уже на свои деньги, открыла небольшой счет в банке, куда ежемесячно откладывала столько, сколько могла.

Так, на всякий случай, ведь жизнь, как показывал опыт, могла быть весьма и весьма непредсказуемой.

Матвей тоже быстро привык к новой школе, почти сразу заведя друзей. Учителя его хвалили, называя одаренным в математике, но для меня самым главным было то, что местный психолог не звала меня к себе на личный прием и не показывала страшных рисунков сына, спрашивая, все ли хорошо у нас в семье.

Ведь теперь у нас и впрямь все было хорошо.

Матвей учился и подрастал, обожая сестер, Мира стала называть меня мамой, а маленькая Мия росла не по дням, а по часам.

Все было почти идеально.

Не хватало лишь одного паззла во всей картине.

Прошел целый год и два месяца, а я так больше не видела и даже не слышала Орлова.

Я понятия не имела, что творилось в оставленной Москве. Что делал Макс? Искал ли он меня? Можно ли было «высовываться» или пока что это было слишком опасно? Чем завершилась назревавшая в прошлом война? Что выкинул Максим и как далеко он зашел в своих мстительных играх? Как сильно от этого мог пострадать Михаил?

А еще я боялась.

Мне было страшно, что это все, это конец.

Что возврата домой больше не будет.

Что я больше никогда не увижу Мишу.

Никогда не смогу ступить на свою родную землю.

Не вернусь к прошлой жизни.

Миша говорил, что это может занять и месяц, и пять лет.

Их с братом длительная, кровопролитная разборка.

И самое ужасное – я не знала, чем она может закончиться.

Мне оставалось только сидеть, затаившись, как Орлов и наказал.

Конечно, мне приходило в голову раскрыться. Позвонить ему. Может быть, даже вернуться домой.

Но если все пошло не по плану, то это стало бы фатальной ошибкой.

Миша обещал, что сам появится, когда будет безопасно.

Я читала газеты, искала новости в интернете, но, как назло, все было тихо. Редко и мало упоминалась фамилия Орловых. Наверное, сами братья не хотели огласки и вели свою войну тихо, без лишних глаз.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как положиться на судьбу. Верить, молиться и ждать.

И, когда я совсем отчаялась, оказалось, что ждать оставалось совсем недолго.

Ровно через полтора года, спустя еще четыре месяца, в дверь моего маленького, обжитого с детьми дома, кто-то робко, будто бы совсем несмело, постучался. Ранним декабрьским утром.

– Здравствуй, – улыбнулся мне Миша. Так, будто бы не прошло почти двадцать месяцев с момента нашего расставания. Будто бы весь наш мир не изменился до неузнаваемости. – Меня, вот, снегом принесло, – пошутил он, указывая куда-то позади себя.

И правда. С ночи повалил снег, а я и не заметила. К утру уже намел настоящие сугробы. Вот радость-то будет мелким, они его очень ждали, хотели слепить снеговика.

Я оторопела на несколько секунд, размышляя об абсолютно бытовых вещах, не осознавая, кто передо мной стоит и что это значит.

– Миша… – прошептала я лишь спустя несколько долгих, томительных минут. – Миша? – уже громче воскликнула, начиная задыхаться от переполнивших разом чувств. Радость, счастье, вера, надежда – все эти эмоции разом накрыли меня, и я бросилась в объятия бывшего мужа, ни о чем не думая.

– Я тоже рад тебя видеть, Алина, – прошептал Миша куда-то в мои волосы, крепко обнимая в ответ. Будто боясь отпустить от себя хотя бы на сантиметр.

Не знаю, сколько мы так простояли на холодной улице, на крыльце дома холодным декабрьским утром. На душе впервые за долгие месяцы было спокойно и тепло, поэтому я не заметила бы, даже случись ураган или метель.

– Я так долго тебя ждала, – прохрипела я, силясь сдержать слезы облегчения, при этом, не сразу поняв двойственность своего высказывания. – Смотри… я носила его, не снимая, – улыбнулась сквозь все-таки проступившую влагу на глазах. Вытащив из-за водолазки подвеску, я показала ее Мише. Он улыбнулся в ответ.

– Как и обещала, сохранила, – ответил он. Я закивала, вспоминая, как надела ее обратно еще в поезде в Прагу, считая, что у меня таким образом будет хоть какая-то связь с прошлым. С дорогим человеком.

С человеком, который очень много ошибался в прошлом. И который понес за это наказание. Который сделал все, чтобы постараться исправить.

И которому это, кажется, удалось.