Неправильно для меня (ЛП) - Брэнди Меган

— Оукли… Может быть, мне не следует…

Оукли прерывает его:

— Сядь, Роуэн. Ты сейчас так же вовлечен в это дело, как и я. То, что ты не взял булавку, которую пытался дать тебе мой отец, еще не значит, что она не в пути. Я хочу, чтобы ты был здесь. Твое место здесь.

Мои глаза расширяются, и я смотрю в его сторону.

Он создал Пламя?

Так держать, брат.

— Я провела последние две недели, перечитывая все файлы за последние пять или шесть лет, и в конце концов я надеюсь просмотреть те, что были до этого. Мне нужно, чтобы вы, ребята, поняли, что я такая же способная, как и вы. И я не потерплю, чтобы мне снова лгали. Если ты лжешь, ты отворачиваешься от Блейза, а это противоречит правилам поведения.

Она делает глубокий вдох и немного теряет бдительность.

— Это место часть меня, и я хочу иметь возможность ходить сюда каждый день, гордясь тем, кто и что мы есть, будь то академия или Блейз. И этого не произойдет, если я почувствую, что вы что-то скрываете от меня. Если что-то случится, нам нужно обсудить это как единое целое. — Ее глаза путешествуют по всем нам. — Можете ли вы каждый пообещать мне это?

Все кивают головой, и Оукли откидывается назад, с ее плеч явно спадает тяжесть. Я так чертовски горжусь ею прямо сейчас. Это то, кто она есть, кем она должна быть, сильной и решительной, требующей того, чего она хочет.

Чертовски храбрая.

Роуэн и Хиллок встают, каждый целует ее в голову, прежде чем уйти, а ее отец и я встаем рядом. Он наклоняется через стол, чтобы поцеловать ее точно так же, а затем направляется к двери, где останавливается.

— Мы только хотели защитить тебя как можно лучше, — тихо говорит Трик, его сожаление легко воспринимается. — Ты мой ребенок.

Слезы застилают ее глаза, и она кивает.

— Я знаю, но с этого момента мне нужно знать все, — ее глаза скользят к моим, — чтобы защитить себя.

И мои колени ударяются об пол.

Оукли

Не могу поверить, что я только что это сказала. Я не могу поверить, что он упал на пол. Мой папа закрывает за собой дверь, а я просто сижу, застыв, тяжелое дыхание Алека единственное, что слышно в комнате. Его кулаки лежат на ковре, как и колени, и он не делает ни малейшего движения, чтобы встать.

Внезапно я нервничаю еще больше.

Я медленно встаю и подхожу к передней части стола. Не в силах контролировать дрожь, я провожу руками по переду джинсов, прежде чем набираюсь смелости прикоснуться к нему. Дрожащими пальцами я протягиваю руку, чтобы провести рукой по его небритому темному лицу, мышцы моей груди сжимаются, когда я это делаю. Чувствовать его так же успокаивающе, как я и думала.

Очень медленно его голова поднимается.

Водянистые янтарно-зеленые глаза, оттенка, который я еще не видела у него, горят в моих. Они омрачены слишком многими эмоциями, чтобы их можно было назвать, и стыд обнаруживается легче всего.

Его щетина, такая грубая и отросшая непривычная для него, вызывает дрожь у меня по руке, когда я провожу по ней ладонями, пока не обхватываю его лицо руками.

— Она сказала тебе… не так ли? — Шепчу я.

Его плечи опускаются передо мной. Его лицо искажается, когда он кивает головой, его тяжелые выдохи прерываются на моих запястьях. Его пальцы дрожат, когда он поднимает руки, чтобы обхватить ими мои, его глаза закрываются, когда его губы скользят по моей ладони, заставляя меня резко вдохнуть.

— Я думал, она лжет. — Его взгляд снова встречается с моим, и его руки опускаются по бокам. — Но я надеялся, что это не так.

Мое лицо щиплет, и я сглатываю, впервые озвучивая страх.

— Меня не затошнит, если я признаю, что хотела, чтобы тест был неправильным?

— Нет, детка. — Он качает головой, морщит лоб, показывая тем, как мое признание причиняет ему боль так же, как и мне. — Как бы мне ни было неприятно это слышать, я понимаю, почему ты этого хочешь. Я солгал тебе, причинил тебе такую боль, которую хотел бы вернуть себе, но… не могу. Он скользит коленями по полу, придвигаясь ближе, но не тянется ко мне.

Я так хочу, чтобы он потянулся ко мне.

— Я не могу представить, каково тебе было пройти через это в одиночку. Не только не с кем поделиться новостями, но и… думать о… — Он сглатывает, его взгляд опускается на мой живот. — О том, что я был с кем-то другим, пока наш ребенок рос внутри тебя.

Я проглатываю свой крик, и его глаза поднимаются на мои, теперь покрасневшие и полные слез.

— Ты была совсем одна в один из самых важных моментов твоей жизни, и это все моя вина. Я не могу вернуть это тебе. И мне жаль, что я узнал это от неё, прежде чем ты смогла… — шепчет он, и когда он моргает, по его щекам текут слезы. — Мне так жаль, что она украла твои прекрасные новости. — Он задыхается, и у меня начинает покалывать в носу, пока я борюсь со слезами. — Еще одна вещь, которую я не могу вернуть…

Он говорит правду. Я была одна, мне некому было позвонить и поделиться этим, некому было держать меня за руку, пока я ждала и молилась, чтобы появилась только одна полоска. Это должен был быть счастливый момент, чтобы я плакала счастливыми слезами, но вместо этого я плакала от сожаления.

Этот позор я всегда буду носить с собой.

Но я не хочу сожалеть еще больше, отталкивая его, даже не пытаясь сделать шаг вперед. Я сглатываю, боясь правды, но готова узнать один маленький кусочек прямо сейчас.

— Она мне тоже кое-что рассказала, — произношу я, и его брови сходятся к центру. — Но я боюсь узнать правду, было ли это ложью или нет.

— Что ты хочешь, чтобы это было? — Спрашивает он, в уголках его глаз появляются морщинки.

Мои глаза наполняются слезами.

— Я хочу, чтобы это было правдой.

Он обдумывает это мгновение, прежде чем его лицо проясняется.

Он встает на колено, отталкиваясь ногой, чтобы выпрямиться во весь рост, и я вздыхаю, откидывая голову назад, чтобы наши глаза были прикованы друг к другу.

— Спроси меня.

Когда мои губы смыкаются, из меня вырывается тихий всхлип, он придвигается ближе, пока его грудь не касается моей, и у меня перехватывает дыхание. Затем его руки поднимаются, шероховатость его кожи царапает мою, и мои веки закрываются.

Боже, мне нужно было его прикосновение.

— Оукли, — шепчет он, его большой палец скользит по моей щеке, отчего у меня по рукам бегут мурашки. — Я не могу сказать тебе, что я не делал вещей, которые бы тебе не понравились, потому что я их делал.

Мои глаза распахиваются, когда боль вонзается в мои ребра, затрудняя дыхание, пока я жду продолжения.

— Но, детка… после того, как ты подарила мне себя… — Он прижимается своим лбом к моему. — Я отказался отдать ей себя.

Мои руки поднимаются, мои предплечья упираются в его грудь, когда я сжимаю хлопковую материю в ладонях, держась изо всех сил, когда я, вероятно, должна хотеть оттолкнуть его.

— Я принадлежу тебе, детка. Только ты. Каждая частичка меня твоя, если ты не примешь это, я буду умолять тебя. — Он двигается так, что его тело теперь вплотную ко мне. — Прости меня, я этого не заслуживаю, люби меня, даже если я этого не заслужил, доверяй мне, у тебя нет для этого причин, но всё же. — Он наклоняет мою голову еще дальше назад, его ладонь обнимает меня за шею, в то время как другая скользит по моей щеке. Он шепчет: — Спаси меня, принцесса.

— Я еще многого не знаю.

— Мы это исправим, я клянусь. Я расскажу тебе все. — Он вздрагивает, его глаза сужаются. — Но, принцесса… — выдыхает он, и мое тело сотрясается от беззвучных криков. — Скажи мне, что ты все еще моя.

— Кто сказал, что я когда-либо была? — Шепчу я сквозь слезы.

Он облизывает губы.

— Я. Я сказал.

Моя хватка на его рубашке усиливается, и я притягиваю его еще ближе, его губы почти касаются моих. Его глаза темнеют, пока он ждет моего ответа.

Несмотря ни на что, я его. Полностью.

— Алек… — Опять шепчу, и он вдыхает, его грудь прижимается к моей.