Татьяна Алюшина - Любовь со вкусом вишни

Рано или поздно ему все равно пришлось бы продемонстрировать наблюдателям, что Ника его клиентка, но Кнуров рассчитывал сделать это позже. Значительно позже, на самом последнем этапе. Уж больно не хотелось тащить за собой в Сибирь довесок в виде соглядатаев, да и пока идут поиски, не нужны они, болтающиеся под ногами.

Сергей придумал для Михаила Ивановича совсем иную комбинацию, которую собирался разыграть уже после завершения дела, они обговорили все с Дедом, накидали приблизительный план действий, возможные варианты.

Но нежданный ливень нарушил все планы.

Сергей позвонил Антону, они обсудили сложившуюся ситуацию.

Ну что ж, придется соображать и действовать по ходу развития событий.

В их работе и не такое случалось!

Вот черт!

Теперь Вероника оказалась под ударом!

Пока этот Михаил Иванович не знал, где она и связана ли она с ним, Кнуровым, у него сохранялся оперативный простор для действия.

Ладно, прорвемся!

Он набрал домашний номер Ринковых, Антон домой еще не скоро доберется, а предупредить Василия Корнеевича и Наталью надо. Кнуров успокоил дедушку, уверив, что все противопростудные меры приняты, в данный момент его внучка спит и сегодня они не приедут.

Чай он так и не допил, посмотрел в темную жидкость, словно ответы там искал, отодвинул чашку, легко поднялся и направился в спальную.

Кнуров включил ночник, стоявший на тумбочке, и осторожно, чтоб не разбудить девушку, лег, не раздеваясь, на кровать, повернулся на бок и стал смотреть на нее. Он усмехнулся, подумав, что опять прислушивается, дышит ли она вообще, так тихо она спала.

Ника лежала на боку, лицом к нему, раскрасневшись от конька и жаркого одеяла, которым была укутана до подбородка. Сергей почувствовал легкий вишневый запах и вдруг с какой-то щемящей ясностью понял, осознал до конца реальность про себя, про них двоих и про ту ночь, когда попросил Господа сохранить чью-то жизнь.

Все свои страхи, все отстраненно-поверхностные отношения с женщинами, все застарелые обиды лежали сейчас перед ним бесформенно-пыльной серой кучкой и не имели абсолютно никакого отношения ни к этой девушке, ни к любви, ни к настоящей жизни, ни к нему как к мужчине, как к личности.

Наталья совершенно права – это великое счастье!

Огромное счастье, что он не прожил жизнь рядом с чужим человеком, годами барахтаясь и все глубже и глубже погружаясь в липкую, похожую на остывшую овсяную кашу массу мелких обид, непонимания, пустоты, взаимных претензий, бесконечной полярности несовпадения двух посторонних друг другу людей, живущих почему-то вместе!

Мучился бы, терпел, чувствуя разъедающую, как ржавчина, вину за то, что не любит и не хочет женщину, ждавшую его из грязно-кровавого месива всех войн, которые он прошел. И однажды, устав окончательно, он бы выбрался из этой овсянки и ушел, испытывая еще большую вину, теперь уже за то, что не справился, не сохранил семью, и огромное облегчение оттого, что ушел, подогревающее эту самую вину. А потом годами бы вытаскивал себя из этого чувства!

Но это «что было бы» и, слава богу, не случилось с ним слетело с его души сейчас легко, как шелуха, сдуваемая ветром.

И нет, не было никогда в его жизни никого, кроме вот этой женщины!

Все просто!

Это все очень просто! У каждого из нас внутри есть некий камертон, настроенный на своего человека. Ты живешь и не знаешь, кто он, где он и встретитесь ли вы вообще. Но камертон звучит, всегда точно определяя иные отношения как дешевку – это стекло, и это стекло, и это.

И ты принимаешь тех, с кем сводит тебя жизнь, потому что бог его знает, как звучит хрусталь, ты же не слышал никогда, ну чувствовал, ну ощущал, но ведь не слышал!

И вдруг – бзынь-нь! И все!

И нет больше вопросов и ответов, и никаких «возможно» и «может быть». Есть единственный, совпадающий с тобой полностью тон.

Все очень просто! Потрясающе просто!

Главное, чтобы в тебе самом не было трещины и вы звучали в унисон!

«Все остальное обыкновенная хрень! Ну, вот так сложилась моя дорога к ней! Через всякое дерьмо. Бывает», – подумал, засыпая, Кнуров.

Ника проснулась от жары и от тревожного, непонятного сна. Ей было жарко и неудобно, она чувствовала себя бабочкой, укутанной в горячий кокон. Попыталась вытащить руки из-под одеяла и замерла, увидев спящего рядом Кнурова.

И тут он открыл глаза.

Они смотрели друг на друга, пережив в эти несколько мгновений всю свою жизнь, ту, что уже прожили порознь, и ту, что еще проживут, даст бог, вместе. Нечто такое, что доступно для понимания только небесам и влюбленным.

И, не сговариваясь, одновременно, потянулись друг к другу, встретившись на полдороги в таком поцелуе, после которого может быть только продолжение, – горячем, безумном, отбирающем все силы! Настоящем!

При том, что он только что все ясно понял про нее, про себя, про них двоих, Кнуров оказался не готов к тем чувствам, обостренным ощущениям, которые так неожиданно обрушились на него.

Как-то одна из его подружек сказала ему: «Когда ты со мной трахаешься, мне всегда хочется назвать тебя «товарищ Дзержинский». Ты контролируешь все, Кнуров, даже свое удовольствие!»

И это действительно было так. Всегда.

С самого первого своего сексуального опыта в подростковом возрасте он контролировал все – от первого поцелуя до элегантного ухода от дамы после постели.

До этой женщины!

Какой тут контроль?!

Нет, конечно, с того самого первого момента, как он ее увидел, она будила и так растревожила в нем все мужские инстинкты, что он тысячу раз думал и представлял себе, как у них все могло быть! Как у каждого нормального здорового мужика, с воображением на эту тему у Кнурова все обстояло отлично.

Оно и понятно – настоящему коту всегда март!

Но он жестко обрывал все свои эротические фантазии и видения, связанные с Никой, понимая и боясь того, что она перевернет все в нем и в его жизни.

«Кретин! Да хоть перевернет, хоть уканопупит вообще, какая, к чертям собачьим, разница?!» – сатанел он от восторга, целуя ее.

Вот здесь и сейчас, забыв обо всем на свете и в первую очередь о каком-то там контроле и о том, что надо бы не торопиться, чтоб не напугать ее и себя заодно, Сергей рвался вперед, сходя с ума, чувствуя и переживая только этот наивысший момент и то, что он вокруг нее, в ней, с ней!

Выше, выше, несясь к неизвестности и крепко держа ее в объятиях, точно зная, что если они будут порознь, то просто помрут!

Все стихии вместе: землетрясение, ураганы и черт его знает что еще подхватили его вместе с женщиной, которую он нашел, наконец, подняли куда-то в звенящую неизвестность, поближе к Богу, и сбросили вниз, забыв предупредить, что смерть бывает сладкой, и высокой, и обновляющей, оставляя за собой отголоски взрывов-воспоминаний в теле, в разуме, в жизни!