Цена измены - Елена Алексеевна Шолохова

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Отец сам не захотел приходить. Утром позвонил, поздравил, перевел деньги в качестве подарка и что-то наплел про срочную поездку. Хотя Инна прекрасно понимала, что он попросту трусит прийти. Точнее, боится встретиться с матерью.

– А тетя Зоя эта… – продолжала ворчать Алла Арнольдовна. – Совсем из ума выжила…

– Мама, замолчи, – перебила ее Инна. – Пожалуйста.

Алла Арнольдовна уставилась на нее в первый миг ошеломленно, но тут же вознегодовала:

– Что? Это ты мне?

– Тебе.

– Как ты с матерью разговариваешь?!

– А как ты с Никитой? То, что ты устроила, это недопустимо. Это…

– А что я такого, собственно, устроила? Я лишь сказала ему правду! Ты забыла, как он не так давно обошелся со мной? Сказал бы спасибо, что я не сняла побои и не засудила его! Как он вообще посмел после всего сюда припереться?!

– Он – всё еще мой муж. И он – отец моих детей. Ты не должна была так на него накидываться.

– Ах, отец и муж? Шлюшке его об этом скажи! Или ты что, решила его простить? – Алла Арнольдовна недобро прищурилась.

– Может быть, и решила. Это мое дело.

– Ну и дура. Увидела букетик и забыла, как он кувыркался с другой?

– Не забыла. Но наши отношения тебя не касаются. Он пришел ко мне. Понимаешь? Ко мне! Ты не имела права его прогонять, не имела права вообще ему что-то говорить.

– Я не имела права?! – задохнулась мать.

– Я скажу честно. После истории с Митей я собиралась… я не хотела с тобой больше общаться, мама. Да, вот так. Поэтому я не отвечала на твои звонки. Потом от тебя ушел папа. Ты приехала ко мне. Я не смогла… я пожалела тебя, потому что понимала, как тебе больно. Я думала, и ты меня поймешь. Но ты… Сегодня ты перешла черту. И я прошу тебя уйти, – Инна старалась говорить спокойно, но под конец голос дрогнул.

– Ты прогоняешь родную мать? – тихо и, словно не веря, произнесла Алла Арнольдовна. – Прогоняешь ради этого кобеля, который ноги о тебя вытер?

– Мама, прекрати! Уходи! – Инна чувствовала, как в груди закипала истерика.

– Я для тебя всю жизнь… всё… А ты… ни ума, ни гордости у тебя, ни уважения к родителям…

– Я не могу тебя больше слышать! – сорвалась она, повысив голос. – Видеть тебя не могу! Ты же все портишь. Отравляешь всем жизнь. Что хорошего я от тебя слышала? Только одни гадости. И ты ничего про Никиту не знаешь. Ты понятия не имеешь, какой он. Но каждый раз ты смешиваешь его с грязью. А уж перед тобой он точно ни в чем не виноват. А теперь уходи!

– Если я уйду, то… – мать не договорила. Окинула Инну горящим взглядом, затем, поджав губы, стала собираться. Но уже выходя за порог, все-таки бросила:

– Сначала меня предал муж, а теперь и дочь. Никого у меня не осталось. Что ж, спасибо тебе, дочка. Живи как знаешь. Только не пожалей потом.

Дверь за ней захлопнулась. Инна тяжело опустилась на стул. Разговор с матерью полностью ее опустошил. Пару минут она сидела в каком-то оцепенении, затем достала телефон и набрала Никиту.

Она не думала, о чем будет говорить. Пока хотелось одного: извиниться перед ним за мать. И, может быть, сказать: «Приезжай…»?

Но Никита на звонок не ответил. А через полчаса он ей сам перезвонил. Сердце тут же затрепыхалось, как у девчонки. Она приняла вызов.

– Никита… – начала Инна взволнованно.

Но услышала в ответ чужой, совершенно незнакомый голос:

– Это не он...

– Не он? – зачем-то переспросила Инна, хотя и сама по голосу сразу поняла.

Эта внезапная заторможенность, словно защитная реакция, не давала тут же впасть в панику. Осознание приходило постепенно. Где-то под ребрами, рядом с желудком образовался ледяной ком, и мертвенный холод от него расползался во все стороны, потихоньку сковывая внутренности. И в то же время сердце разгонялось с каждой секундой все быстрее.

– А где Никита? – чужим каким-то голосом выдавила она. А в мыслях уже в отчаянии кричала: нет, нет! Только не он!

– А вы ему кем приходитесь?

– Жена, – выпалила Инна. – Я его жена!

– Ваш муж попал в ДТП. Его привезли к нам, в третью кировскую около получаса назад. Пока он без сознания. Сейчас готовим его к операции. Нам необходимо знать, есть ли у него какие-то хронические заболевания. Гепатит, ВИЧ, болезни почек, сердца? Есть ли аллергия на что-нибудь?

Вместо ответа у Инны вырвался громкий всхлип.

– Послушайте, он жив. Это главное. Мы ему оказываем всю необходимую помощь. Соберитесь, это важно.

– Нет, он ничем таким не болен, – сглатывая слезы, ответила она. – Постойте, у Никиты аллергия на цитрусовые…

– Ясно, а на препараты?

– Нет, не было. Скажите, с ним все будет хорошо?

– Мы все для этого делаем.

Мужчина на том конце еще что-то говорил, о чем-то спрашивал, но Инна слышала лишь собственный пульс, который казался оглушительным грохотом, разрывающим барабанные перепонки.

После звонка она еще несколько секунд стояла посреди комнаты в оцепенении, сжимая телефон. «Он жив – это главное», – повторяла она себе слова звонившего, как заклинание. Но страх, дикий животный ужас, все сильнее скручивал внутренности. Что она за дура, даже не спросила, какую операцию ему собрались делать. Да вообще ничего не спросила! А вдруг он…

В гостиную вбежал Митя.

– Мам, можно я пойду во дворе погуляю? – с радостным возбуждением спросил он.

Инна молчала – не могла ответить. Не могла даже обернуться к нему. Стояла, крепко прижимая ладонь ко рту, чтобы не зареветь, не напугать ребенка. Но слезы предательски катились из глаз.

Митя обошел ее, заглянул в лицо и сразу притих. Глаза его растерянно округлились.

– Мама, ты плачешь? Что случилось? Мама, мамочка… – тряс он ее за вторую руку.

Инна крепко зажмурилась, несколько раз глубоко втянула воздух и судорожно выдохнула. Потом покачала головой и с трудом выдавила:

– Ничего такого… я просто… Папа твой немножко