Мария Воронова - Уютная душа

А теперь, конечно, время упущено. И остается только с этим примириться. Лучший способ сохранить душевный покой — не терзаться об утраченном, а радоваться чужому счастью. Вот у Милки роман со Стасом Чесноковым, дай Бог, чтобы у них все срослось… А Миллер всегда сможет дать им хороший совет, помирить, словом, стать для влюбленных эдаким добрым дядюшкой.

Он сменил обувь, надел халат и открыл дверь в операционное отделение. Администратор сказала ему, что Розенберг где-то там. Чувствуя себя неуютно, Миллер оглядел коридор, прикидывая, в какую дверь толкнуться. Без операционного костюма, колпака и маски не хотелось вламываться в операционную.

Он осторожно приоткрыл дверь в моечную, надеясь получить у сестер более точные сведения о местонахождении Розенберга. В маленькой комнате оглушительно шумела вода, и худенькая женщина мыла под краном инструменты, стоя к нему спиной.

Сердце почему-то забилось сильнее, и Миллер не отрываясь смотрел, как она сосредоточенно трет зажимы, сутулясь и приседая от усердия.

«Почему мне так приятно смотреть на нее?»

И тут она обернулась…

— Таня! Вы?!

— Дмитрий Дмитриевич!

Они бестолково шагнули друг к другу, потом так же бестолково отпрянули, пряча руки за спину и делая вид, что вовсе не хотели обняться.

— Таня… — тихо повторил Миллер.

Красная, с пылающими щеками, она опустила глаза и снова схватилась за инструменты, но руки ее подрагивали, а вода брызгала во все стороны. Она досадливо кинула зажим обратно в раковину и закрыла кран.

— Как вы?

— А вы?

— Дим, ты чего тут торчишь? — В дверях возник Розенберг. — Пойдем коньяк пить!

— Яш, дай поговорить с человеком. Ты знаешь, что Таня — лучшая операционная сестра в мире? Правда, когда я с ней работал, ее было заметно больше. Вы так похудели… Вы здоровы?

— Абсолютно.

— Точно здоровы? А может, это ты, Яша, ее обижаешь? Или испытываешь на ней новые секретные технологии липосакции? — Миллер нарочно говорил шутливым тоном, чтобы Таня не поняла, как он взволнован встречей.

Розенберг захохотал:

— А что, идея богатая. Новый метод снижения веса — берешь с дамочки деньги, вручаешь ей швабру и отправляешь на месяц санитарить в больничку. Эффект гарантирован.

— При чем здесь швабра? Надеюсь, ты не заставляешь Таню шваброй махать?

Розенберг фыркнул:

— А чем, по-твоему, я должен заставлять махать свою санитарку?

— Что? Таня? Вы — санитарка? Вы?

Она смущенно опустила глаза, а Миллер понял, что разозлился на нее, несмотря на радость неожиданной встречи.

— Как вы могли, Таня? Вы, сестра высочайшей квалификации!

— Дим, не ори, — поморщился Розенберг. — Что тут такого? Можно подумать, она Родине изменила. Человеку деньги нужны, не все могут за идею горбатиться.

— Я не против денег. Но с Таниной подготовкой можно даже в частной клинике претендовать на сестринское, а не санитарское место.

— Претендовать можно на что хочешь! — отрезал Яша. — Только с местами напряженка. Вряд ли она бы и на эту работу у меня попала, если бы Максимов не попросил за свою знакомую.

— Он сказал, что я его знакомая? — тихо переспросила Таня.

— Было бы странно, если бы он просил за незнакомую, — пожал плечами Розенберг. — Правда, непонятно, почему он не сказал, что вы — операционная сестра. Знай я об этом сразу, пристроил бы вас удачнее. У меня все вакансии заняты, но я обзвонил бы коллег и нашел бы вам место по специальности.

Таня нервно крутила в руках щетку для инструментов, и Миллеру показалось, что сейчас она сломает хрупкую деревяшку.

Она ушла из клиники сразу после того, как он ударил Максимова. Значит, не придумав, как отомстить ему, Борис Владиславович решил отыграться на ней! За что? За то, что нашелся человек, готовый вступиться за нее. Вот он и решил унизить ее, удалить из коллектива, в котором ее уважают и любят, доказать, что она — не больше чем поломойка. И уж совсем гадко, что Максимов не сообщил Яше о том, что Таня — его жена. Ну понятно, профессору ведь неприлично иметь жену-санитарку.

Бедная, с каким же подлецом она живет…

— Так мы идем пить или нет? Таня, вы, когда здесь закончите, бутерброды нам приготовьте. — С этими словами Розенберг взял Миллера за рукав и бесцеремонно потащил по коридору.

Они расположились в комнате отдыха, Розенберг достал коньяк, Миллер закурил, все еще переживая неожиданную встречу.

Вскоре появилась Таня. Пряча глаза, она приготовила большую тарелку бутербродов, сварила кофе. Миллер попытался было усадить ее на диван, но она пробормотала «потом, потом», вырвалась и убежала.

Через некоторое время он, извинившись перед Розенбергом, отправился ее разыскивать, но дежурная сестра сказала, что Таня ушла домой.

«Не хочет видеть меня, свидетеля своего унижения. Если бы она знала, что я чувствую…»

Неизвестно, чего она ждала от этих сборов, но все оказалось гораздо скучнее, чем она представляла. Она-то думала, что раз уж их, группу медиков МЧС, вывезли на природу в бывший пионерский лагерь, то заставят бегать по родным просторам с носилками, брать полосу препятствий и делать перевязки в военно-полевых условиях. Возможно, научат разворачивать подвижной госпиталь. Что-то вроде детской игры «Зарница», о которой ей рассказывал папа.

Но их даже не гоняли на утреннюю гимнастику. По утрам группа неспешно вставала, умывалась, наводила красоту, завтракала и шла в актовый зал слушать лекции. Изучаемый предмет назывался ОТМС — организация и тактика медицинской службы, и через десять минут заунывного бубнежа о действиях в очаге ядерного поражения Таню начинало неудержимо клонить в сон. Другие участники сборов либо дремали, либо перешептывались, вспоминая старые анекдоты по теме лекции.

«Что надо делать в очаге ядерного взрыва? — Держать автомат на вытянутых руках! — Почему на вытянутых? — Чтобы капли расплавленной стали не капали на казенные сапоги! — А еще что надо делать? — Замотаться в простыню и медленно ползти на кладбище! — А почему медленно? — Чтобы не создавать паники».

Этот древний юмор действовал освежающе в тягучей атмосфере лекционного зала.

После обеда начинались практические занятия, то есть группа решала ситуационные задачи или, для разнообразия, изучала противогазы и дыхательные аппараты.

Увы, Таня оказалась отстающей. Рассчитать, сколько надо машин и автобусов для вывоза людей из очага поражения, если дано количество людей и сила взрыва, было для нее непосильным. С противогазом тоже дело не заладилось. Она с опаской относилась к этому прибору, полагая, что надеть его можно только с одной целью — чтобы немедленно задохнуться. А уж бегать и стрелять с этим ужасом на голове — нет, спасибо!