Наталья Лукьянова - Негаданное счастье

Довольные, но уставшие путешественники решили, что на сегодня впечатлений достаточно. Наступил вечер, пора было немного подкрепиться. Это можно было сделать в любом кафе, на набережной их было великое множество. Но у Геннадия Николаевича имелась своя четкая программа. И отступать от намеченного плана он не собирался. Виктория Михайловна безропотно следовала за своим спутником и мысленно прикидывала, когда она попадет домой. Сейчас они поужинают и отправятся в обратный путь. Да, Алексу придется долго ждать возвращения дорогой гостьи. Наконец Геннадий Николаевич сделал выбор. Честно говоря, Виктории Михайловне было непонятно, почему он предпочел это заведение другим. Кафе как кафе. Она даже испытала легкое разочарование. Виктории Михайловне почему-то казалось, что Балканский пригласит ее в какой-нибудь фешенебельный ресторан.

Заказ, с согласия Виктории Михайловны, Балканский сделал сам. Кроме паэльи, с которой Виктория Михайловна была уже знакома и особого восторга от этого знакомства, помнится, не испытала, на стол поставили огромный стеклянный сосуд очень странной конфигурации. У него было два горлышка – одно широкое, посередине, как и положено, второе – узкое, сбоку! Примерно под углом в сорок пять градусов. Понять назначение причудливой конструкции без дополнительных объяснений было невозможно. Но когда Геннадий Николаевич, потирая ладони, сообщил, что внутри вино, Виктория Михайловна притихла. Она, конечно, привыкла за время пребывания в Испании к тому, что вино здесь принято подавать не бокалами, а бутылками. Но это произведение винодельческой мысли побило все рекорды по своим габаритам и оригинальности исполнения.

– Вот это и называется поррон. Кстати, дорогая Виктория Михайловна, паэлью я заказал не зря. Здесь ее готовят виртуозно, по старинным рецептам, без всяких современных новшеств. Надеюсь, вам понравится.

– Спасибо, Геннадий Николаевич. Я ни на секунду не сомневаюсь в вашем выборе. А два горлышка для чего? Странная какая-то конструкция. Предназначения не понять.

– Хороший вопрос. В этом и заключается вся прелесть. Что такое выпить бокал вина? Удовольствие или небольшое разочарование. А этот замечательный кувшинчик превращает рядовое занятие в искусство. Только покорив этот сосуд, вы поймете всю прелесть и колорит испанской жизни. Это как маленький экзамен. Оглянитесь вокруг, видите, как снисходительно улыбаются местные завсегдатаи? Они думают, что глупый турист сейчас опростоволосится. А теперь внимание! Я начинаю.

Балканский двумя руками обхватил сосуд за широкое горлышко, развернул кувшин узким горлом к себе, потом поднял поррон вверх и отпустил левую руку. Сосуд оказался на высоте вытянутой правой руки. Потом Геннадий Николаевич наклонил стеклянный кувшин таким образом, что струя вина, свободно вырвавшись из отверстия, описала плавную траекторию, которая закончилась во рту. Балканский пил вино, при этом ни одна капля не брызнула в сторону. Виктория Михайловна завороженно следила за происходящим. Вот это мастер-класс! Сколько же надо было тренироваться, чтобы научиться так виртуозно исполнять почти «смертельный» аттракцион! Струя все лилась, казалось, ей не будет конца. А Балканскому хоть бы что, только кадык безостановочно ходил туда-сюда. Неужели он должен выпить все до капельки? Тогда это конец. Мало того что существовала прямая угроза его здоровью, ведь так недолго и захлебнуться. Но если он допьет вино, возвращение на уютную виллу будет под большим вопросом. Виктория Михайловна занервничала. Ночевать в Барселоне не входило в ее планы. К тому же у нее было недостаточно денег, чтобы снять номер в гостинице. В это время Геннадий Николаевич почти неуловимым жестом обуздал сосуд, вино перестало литься. И вновь не было пролито ни капли напитка. С видом победителя Балканский поставил поррон на стол, вокруг раздались аплодисменты. Виктория Михайловна нервно вздрогнула и огляделась по сторонам. Все в кафе били в ладоши, улыбались и выкрикивали одобрительные слова.

Вот тебе, матушка, и поррон. Надо тщательнее изучать местные обычаи и традиции, чтобы не оказаться в дурацком положении. В этом слове ей послышалось что-то возвышенное, музейное или романтическое. А на самом деле все оказалось приземленным до невозможности. Аттракцион для любителей выпить, и не более того.

– А теперь вы. – Виктория Михайловна с ужасом увидела, что Балканский протягивает к ней оставшееся вино. – Она молча, но с таким остервенением замотала головой, что Геннадий Николаевич расхохотался.

– Да вы не бойтесь, это совсем не страшно. А для страховочки мы положим вам салфетку на грудь. – Он сложил матерчатую салфетку вчетверо и, не спрашивая разрешения, пристроил ее где-то между подбородком и грудью. – Ну, давайте, вы же смелая женщина, я знаю.

– Я не пью. – Виктория Михайловна защищалась из последних сил.

– Это не выпивка, это традиция. Я тоже не пью. Вы не бойтесь, это легкое домашнее вино, в нем градусов примерно столько же, сколько в кефире. Кефир, надеюсь, вы не опасаетесь употреблять? Виктория Михайловна, милая моя, не отказывайтесь от удовольствия.

«Милая моя» сразило Викторию Михайловну наповал, парализовало всякую волю к сопротивлению. Дрожащими руками она взяла поррон и, закрыв от страха глаза, попыталась повторить недавний трюк Балканского.

– Так, хорошо, руку вытягиваем, молодец. – Геннадий Николаевич превратился в строгого учителя и комментировал каждое движение. – А теперь открываем глаза. Очень хорошо. Ничего не боимся, у вас все получится. Медленно наклоняем сосуд, одновременно открываем рот. Отлично. Все, молодец!

Терпкая винная струя попала в горло, и Виктория Михайловна поняла, что она сейчас захлебнется и покроет свою несчастную голову несмываемым позором, теперь уже навсегда. Но странное дело, вино лилось в нее, как из крана, а она была еще жива. Наконец пытка кончилась. Это Балканский смилостивился и перехватил сосуд с вином из ее слабеющей руки.

– Пятерка с плюсом, вы талантливая ученица. Но для первого раза вполне достаточно.

Виктория Михайловна с удивлением поняла, что она только что умудрилась сделать невозможное. Конечно, не с таким шиком, как Балканский, но все-таки она укротила винную струю. Молодое вино ударило в голову сразу. Приятное головокружение расслабило напряженные нервы, и она поняла, что страшно голодна. Ее неловкость и зажатость пропали, она чувствовала себя молодой, счастливой, готовой на любые подвиги. Виктория Михайловна без лишнего стеснения взяла в руки огромный, с большую плоскую тарелку кусок хлеба, натертого спелым помидором с солью и сбрызнутый оливковым маслом и принялась за основное блюдо. Еще несколько минут назад она с ужасом взирала на этот громадный ломоть и твердо знала, что ни за что не станет есть «это». А сейчас ей казалось, что ничего вкуснее в жизни она не пробовала. После немыслимого по своей виртуозности и бесшабашности трюка Виктория Михайловна чувствовала себя супервумен. Какой денек выдался, однако. Не каждому дано пережить такое количество перевоплощений за день. Переживания, сомнения и рефлексия отступили на задний план. Она набросилась на еду с жадностью дикарки. Виктория Михайловна уплетала рис с кроликом, сдобренный шафраном, с таким смаком и самозабвением, словно ее не кормили несколько дней. И ей было все равно, что подумает Балканский, она распрощалась с предательской дрожью в руках и мыслями о вероломной вилке, выскользнувшей из ее рук утром и сделавшей ее несчастной на много часов. Все это была такая ерунда по сравнению с ощущениями, пережитыми сегодня, что и вспоминать об этом не имело ни малейшего смысла.