Эскорт для чудовища (СИ) - Шварц Анна

Он хмыкает, отстраняясь.

— Ладно.

Типичный мужчина. Самодовольную улыбку я у него сразу же замечаю. Довести девушку до того, чтобы она умоляла остановиться и передохнуть — у них идея фикс. Я боюсь завтра выходить из дома, представляя, насколько будет болеть все тело. А вообще, мы оба немного перегнули палку: у меня болят огромные отметины засосов на коже, а я умудрилась прикусить Смоленского во время поцелуя до крови. Как мы с ним появимся на людях — большой вопрос.

Я потягиваюсь, переваливаясь с бочка на бочок, разминая мышцы, которые уже начинают гудеть. Чувствую, как за спиной немного вздрагивает матрас, а потом меня сгребают сильной рукой, и вдавливают в свои накачанные кубики пресса и грудь. Я протяжно вздыхаю, когда Кирилл утыкается мне носом макушку, втянув воздух.

Его присутствие — какой-то афродизиак? Мурашки по коже от него.

— Ладно, — произношу я, прикрыв глаза, — ты меня сейчас переубедил. Давай повторим…

Хмурым и ранним утром я выползаю из-под одеяла, поежившись. Мою задницу больше не греет тело Смоленского, поэтому я поскорее накидываю халат, который он мне вчера выдал, и оглядываюсь через плечо.

Кирилл мирно спит. Одеяло с него наполовину сползло, и мой взгляд перемещается ему на спину, где я снова рассматриваю те самые шрамы, вызвавшие у меня много вопросов. Не выдержав, я осторожно наклоняюсь и прикасаюсь к ним пальцами. Провожу по беленьким полосочкам, стараясь не разбудить, и подтягиваю одеяло повыше.

Зная Смоленского чуть получше, я могу предполагать, что эти шрамы у него остались из детства. Скорее всего, от биологического отца. Если мать Кирилла пошла на такой шаг, сбежав от сожителя-тирана к другому, думаю, их жизнь была еще страшнее, чем мне описала Елена.

Я долго смотрю в окно, думая о том, что если уж так выйдет, что господин старший-Смоленский совершенно не примет наши отношения, я не стану держать на него зла. Мужчина, который спас почти незнакомую женщину, усыновил чужого ребенка и вырастил из него такого, как Кирилл, достоин только уважения.

Я ухожу из комнаты, оставляя Смоленского спать, быстро умываюсь и завариваю на кухне кофе. В доме немного душно, поэтому я выхожу на улицу с чашкой, чтобы проветрить голову. Утро оказывается теплым, а легкий туман и роса на траве говорит мне о том, что прохладные дождливые деньки закончились и скоро придет жара.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда неподалеку раздается громкий звук «чвак!», словно кто-то копает землю. Осторожно подхожу к краю веранды и смотрю за перила.

Тоха!

Господи Боже.

Стоит, и впрямь копает. Небольшую ямку. Я приподнимаю удивленно бровь. Рядом с ним валяются какие-то палки в пакетах. Тоха, видимо, чувствует чей-то взгляд, поэтому оборачивается на меня и вздрагивает, чуть не выронив лопату.

— Ешкин кот, Саша!

— Извини, — произношу я, — просто услышала, как ты копаешь и решила посмотреть, что происходит.

Тоха вытирает со лба пот и хмыкает, пожав плечами.

— Да я тут розы сажаю. Бабка моя их разводит и потом продает. Я Кирилла Владимировича спросил — может, нужно ему. Участок-то пустой, некрасиво. Ну он сказал, чтобы я делал, че хочу, все оплатит. Ну я короче все кусты у бабки и забрал, все равно в этом году плохо покупают…

Я хмыкаю. Бизнесмен фигов. Тоха выпрямляется, скептически взглянув на меня.

— Угораешь? Вообще-то, розы реально красивые. Я свою дачу ими засадил.

— Извини, Тоха. Я верю. Просто ситуация забавная, — произношу я мирно, — ладно, не буду тебя смущать. Просто вышла проветриться, там в доме духота.

— Эй, Саш! — окликает меня Цербер, как только я хочу уйти. Я поворачиваюсь, удивленно взглянув на него.

— Чего?

— Извини, пожалуйста. — произносит Тоха, опираясь на лопату, — за то, что я про тебя хреново думал. Ну, про то, что ты с почти женатым человеком…

— Ой, Тоха, — морщусь я, — забудь. Ты не сказал мне ни одного плохого слова за это время. Я не в обиде на тебя.

— Все равно. Я вчера заснуть не мог после того, что от этой… — Цербер презрительно сплевывает на землю и потом, замерев, затирает плевок ботинком. Видимо, чтобы Смоленский не увидел, — после того, что от этой услышал, короче. Я много где работал, но такую мразь вижу впервые. Ну и ты, я как понял, в курсе была, что их отношения — фальшивка…

— Да, — хмыкаю я, — в курсе.

— Ну и я о чем. Прости, что о тебе надумал всякое. Все-таки ты реально баба хорошая. Жаль, правда, что тебя Смоленский уже наверняка застолбил.

Я изгибаю бровь в ответ на эту реплику. «Застолбил». Звучит-то как…

— Но если че у вас не получится, я свободен. У меня зарплата хорошая, дача в Испании…Детей люблю. Просто помни это.

— Ага, Тоха. Буду иметь тебя ввиду, — фыркаю я, надеюсь, что Смоленский сейчас не решил открыть окошко, чтобы подышать свежим воздухом после сна и не слышит наш разговор, — давай, удачи. Еще увидимся с тобой.

— Пока, Саша. Не простудись тут. — желает мне мирно Тоха и снова принимается копать ямки для роз. Я ухожу под размеренное «чвак… чвак» обратно в дом. Подальше от греха. Наши отношения с Кириллом только начались, и не хочется лишний раз давать повод для ревности.

К тому же Тоха сейчас умудрился задеть мое больное место фразой про детей.

Смоленский еще не знает, что я не смогу никогда забеременеть. И шанса ему признаться в этом у меня еще не было. Пока он занят Майей, и пока наши отношения не зашли слишком далеко, чтобы планировать совместную жизнь, но если до этого дойдет в будущем, я не знала, как он отреагирует на такую новость.

Я ждала дня, когда Майя сможет вернуться к обычной детской жизни. К сожалению, даже со связями семьи Смоленских, и деньгами Кирилла, это случилось не сильно быстро. Дни тянулись, я начинала нервничать, несмотря на то, что в моей жизни началась белая полоса и Кирилл, как мог, поддерживал меня.

Но это случилось: когда мне передали документы о предварительной опеке, я заплакала. Дело осталось за малым — дождаться, когда Майя окончательно поправится и ее смогут выписать из больницы. А там и Смоленский докажет, что он настоящий отец ребенка.

Я перевезла игрушки и вещи Майи к нему в дом. Точнее, это сделали другие люди, я просто руководила процессом. От маминых вещей я не смогла избавиться. Оставила все, как есть. Может, когда боль немного утихнет, я смогу убрать эти вещи куда-нибудь, чтобы не терзать свое сердце при виде их.

— Саш, не подкинешь меня до больницы? — просит однажды днем меня Катя, позвонив, — младшенького туда положили, рыбью кость проглотил. А я вчера поехала на такси, так тот чуть в аварию не попал. У меня паранойя уже. Я ж беременная… заплачу тебе.

— Господи, — поражаюсь я, — конечно, заеду за тобой сейчас. Как Валерка-то?

— Нормально. Успели прооперировать и достать все.

— Это хорошо. Я тебя за так подкину, Кать, успокойся. Все равно мне к Майе.

— Еще ничего не решили с опекой? — сочувственно спрашивает Катя, а я вздыхаю.

— Решили. Просто Майе надо поправиться.

— Слава богу! А то даже я мандражировать начала! Бедная девочка!

В больнице, после игр с Майей, я говорю с ее лечащим врачом, который уверяет меня, что малышка уже чувствует себя хорошо, а, значит, скоро ее можно будет забирать. Если бы это был простой аппендицит — я бы уже могла вернуться с ней домой. Но из-за осложнений все затянулось.

Катю я жду на парковке возле больницы, наслаждаясь теплым солнышком. Кирилл выкроил в своем плотном графике пару часов, и написал мне о том, что заедет за мной, а заодно передаст кое-что Майе. Я, конечно, сказала, что пообещала вернуть подругу домой, но он меня уверил, что кто-нибудь из его Церберов довезет девушку в целости и сохранности.

— Твою мать, — вырывается у меня, когда я краем глаза замечаю заезжающий на парковку знакомый черный «Ауди». Я бы подумала, что это кто-то другой, но за рулем я уже отсюда вижу рожу Андропова, — тебя только сейчас не хватало.