По лезвию судьбы - Алина Савельева

Родители только умилялись и потешались над такими забавными разборками, не подозревая, до чего дойдет их война в будущем.

Я только сегодня прилетел после двухнедельной разлуки. С ума схожу без нее. Каждый раз, уезжая, с трудом выгоняю себя из дома. Даже не думал, что такое бывает. Видел, конечно, любящие пары, но такой одержимости никогда не встречал. И дело не в том, что ревную или боюсь потерять. Этого нет. Совсем. Катюша не дает мне усомниться ни на миг в своей любви и верности.

И она не просто для меня любимая женщина. Она моя душа, мое сердце и моя жизнь. Я никогда ей этого не говорю. Не научился или до сих пор не смог преодолеть свои страхи, не знаю. Но мне кажется, ей не нужны мои слова. Катя все понимает и чувствует меня как никто другой. Она читает между строк мои дурашливые претензии, в которых скрыт совсем другой смысл, вопящий о моей любви к ней. Ждет меня, налаживая наш быт, находя время учиться и заниматься ребенком.

А я так и не научился жить вдали от нее. И любую возможность использую, чтобы заехать домой. Хотя бы ненадолго. К ней и к сыну.

Когда она мне сообщила о беременности, очень зря не включила камеру. Такого счастливого идиота, носящегося по квартире, никто никогда не видел. Я смутно помню, что орал на всю вселенную о том, что эта женщина моя и что она самая невероятная и бесконечно любимая. Подкидывал в воздух Фильку, не замечая, как он меня царапает от страха, прыгал через мебель, снося все, что лежит на поверхностях. Пока не выдохся и не рухнул перед ней на колени, прижимая еще плоский животик к уху, пытаясь услышать маленькое сердечко, мысленно говоря, как сильно я его уже люблю. Как целовал ее руки, пряча в ее ладошках свое лицо в надежде утаить предательски намокшие глаза.

Конечно, не услышал тогда бьющийся моторчик малыша, зато на УЗИ практически пожал сыну руку, касаясь пальцами до крохотных ручек, через экран монитора. До чего технологии дошли, не только сердечко, а вообще все параметры рассказали и показали. Я сотни раз потом пересматривал видеозаписи с этой процедуры, запомнив каждую секунду наизусть.

А теперь этот шкет, о чем-то посекретничав со своей напарницей по шалостям Стефи, зашёл с ней за машину, чтобы я их не видел в окно. Включив камеры по контуру авто, наблюдаю, как детишки, вытянув губы уточкой, целуют друг друга, едва коснувшись и тут же брезгливо сморщившись, вытирают ротики руками. Рановато начали. Потом понравится, за уши не оттянешь.

И тут меня опять накрыли мысли о том, что до судорог боюсь, что вторая будет девочка. Боюсь потому, что пацан — это пацан. Андрюха моя копия, такой точно не пропадет и не сломается, что бы ни происходило, будет карабкаться вверх. Ну, может, придется, как и меня, отправить в свободное плавание, если будет тупить. Но он выкрутится, как и я в свое время, и добьется своего, как бы ни пришлось ему изворачиваться, найдет решение.

А вот дочку я точно спрячу и закрою в стометровой башне, как Рапунцель. И убью любого, кто подойдет к ней ближе, чем штрафная в зоне ворот. Жду дня, когда узнаем пол ребенка, как приговора. Катя только смеется надо мной, не веря, что я способен держать ребенка в ежовых рукавицах. Уверена, что я буду просто вдвойне счастливее от появления папиной доченьки. Куда уже счастливее? Меня и так разрывает каждый раз, когда я дома. Когда она рядом. А все говорят — будет двойное счастье.

Да что вы знаете о счастье? О том, которое неустанно следует за тобой, куда бы ты ни шел. О том, что, наполнив тебя с головы до пят, дарит крылья. Когда, просыпаясь утром, ты видишь ее улыбку. Иногда с фотографии, а иногда в твоих объятьях. Но неизменно Катя улыбается новому дню. Каждый день. И заразила этим меня, научив любить жизнь. Наполнив ее смыслом и непрерывным потоком необъятной любви, счастьем от одной только мысли, что я ее нашел. Она моя.

С Катюшей даже ссориться весело. На мои требования родить Андрюху ровно в восемнадцать ноль-ноль,, ну потому, что это наше число «1800», Катя долго пыхтела, пытаясь мне объяснить, что от нее это не зависит, и, потерпев неудачу, в переговорах, поставила мне заставку на смартфон с изображением курантов на шесть часов, велев мне тщательно следить за временем на циферблате застывшего изображения.

Плывет ко мне моя Катрин. Глаза негодующе горят, но я знаю ее наизусть. Пару финтов с мячом, и в ее глазах совсем другой огонь. Моя девочка. Пытается все же ругать меня за неосторожность в выражениях при детях, но сдается сразу. Нет у нее оружия от моих наглых лап, знающих ее тело досконально. Каждую чувствительную точку, каждый миллиметр моей идеальной женщины. Но, оказалось, наказания мне не избежать.

— А тут? — спрашивает у меня Катя, осторожно царапая по груди

— Не очень. Ниже попробуй, — хриплю измученно, терпя эксперимент по непереносимости царапок.

— Тут? — проводя по напряженному прессу, переспрашивает испытательница.

— Уже лучше. Попробуй еще ниже и нежнее, — прошу Катю, уже еле сдерживаясь. — О, да-а-а-а, тут можно-о-о, — разрешая Кате немного поиграть, судорожно сжимаю покрывало в кулаках, чтобы не сорваться и не наброситься на нее как животное. Ее цапки, следующие за нежными поглаживаниями ладошки и пальчиков, доводят меня до исступления. Вызывая противоречивые ощущения, от которых по всему телу стремительно разлетаются колючие мурашки и разгорается нешуточный огонь.

Катюша тоже изучила меня давно. И намеренно медленно двигает рукой по стволу, вынуждая меня уже рычать от накатывающего напряжения и самому толкаться в ее сжатую вокруг него ладошку.

— Кабачок хочу, — выдает Катя, и я, скосив глаза, вижу, как плотоядно она, облизывая губы, разглядывает налившийся до предела член, и это лишает последних капель терпения. Подхватываю мучительницу, осторожно усаживая сверху.

— Поза номер три из твоего блокнота, малышка, — рычу и хриплю как тяжелобольной, прежде чем захватить в плен любимые губы, не позволяя оторваться даже на секунду, смешивая наши стоны от первого проникновения после четырнадцати ночей врозь. Как в первый раз, сносит голову от нее. Да, теперь я точно дома.