Татьяна Алюшина - В огне аргентинского танго

– Привет, дочь, – обнял и прижал ее к себе папа.

– Привет, папуль, – обняла она его, прижалась, прикрывая глаза и вдыхая знакомый родной запах. – Ум-м-м. Соскучилась.

– Я тоже, – поцеловал ее в волосы папа и погладил по спине.

– И я, – подошла к ним Надя и обняла их обоих сразу.

– А именинника? – потребовал ее внимания к себе дядя Андрей.

– А как же! – Лиза попала в его объятия. – С днем рождения! Ура!

– Хорош тут обниматься, – присоединился к ним Кирилл. – Там у нас важный момент настал.

– Что, утиный пирог? – усмехнулась Лиза.

– А то! – пояснил дядя Андрей и поторопил: – А ну, давайте-ка все за стол, тебя, пигалица, ведь только и ждали. Давайте, давайте, потом подарок вручишь, а то от матери нам влетит!

Пирог получился классный, но… но все равно не то! А тут как раз подоспело время для второго традиционного шашлыка, о котором Лиза совершенно забыла. Дело в том, что Лизавета практически не ела мяса, не любила, зато обожала всякую рыбу и морепродукты. Вся семья об этом, понятное дело, знала, и именно из-за нее стало традицией делать на таких вот праздниках и застольях сначала мясной шашлык, а второй порцией – рыбный. Лиза это дело особенно уважала и могла запросто слупить пару шампуров.

И когда «освежали» стол перед вторым заходом горячего, когда она здоровалась и разговаривала со всеми гостями, поменявшийся ветерок вдруг донес до нее запах жарящейся рыбы. Лиза вдохнула, побледнела и, что-то пролопотав невразумительное, быстренько побежала в дом.

Промчавшись мимо кухни, добежала до туалета, еле-еле успела откинуть крышку унитаза и вывернула ему всю душу.

– Лиза, что случилось? – заглянула в распахнутую дверь ванной комнаты обеспокоенная Маня. – Тебе плохо?

– Нет, Маня, мне хорошо! – уверила ее Лиза и повторила тесное душевное общение с унитазом.

Потом обессиленно отползла к умывальнику и принялась полоскать рот.

– Господи, Лизок, ты чем так отравилась-то? – расстроилась Маня и, сочувствуя, принялась гладить ее по спине. И вдруг рука невестки замерла, и Маня спросила ошарашенно: – Лиз, ты что, беременна?

Лиза не ответила, закрыла кран, вытерла лицо полотенцем, повесила его на сушилку и медленно повернулась к невестке.

– Значит, беременна, – выдохнула Маня утвердительно.

– Только не говори Кириллу, – недовольно предупредила Лиза.

– Знаешь, это такая вещь, которую вряд ли можно скрыть, – усмехнулась Маня и вдруг сделалась серьезной: – Если, конечно, ты не собираешься…

– Не собираюсь, – перебила ее резковато Лиза, – даже вслух не произноси.

– В таком случае он рано или поздно об этом узнает, как и все остальные, – резонно заметила Маня.

– Вот и пусть это произойдет как можно позднее, – проворчала Лиза.

– Лиз, – своим обычным спокойным, ровным и чуть насмешливым тоном произнесла Маня. – Если ты так будешь бегать к унитазу, то к вечеру это еще сегодня перестанет быть тайной для всех. Лучше сказать Кириллу сейчас.

– Что лучше сказать мне сейчас? – спросил Кирилл, входя к ним в ванную комнату. – И что вы тут застряли? Лиза, там уже твой шашлык готов, на стол вынесли. Меня за вами отправили.

– Ум-м-м, – застонала Лизавета, кинулась к умывальнику и принялась полоскать рот для профилактики подкатившей к горлу тошноты.

– Так, и что происходит? – строго спросил у барышень Потапов.

– Лиза беременна, – сдала Лизавету Маня.

– Лиза – что? – переспросил ее муж.

– Я же просила, – простонала Лиза, посмотрев укоризненно на Маняшу.

– Беременна, – спокойно повторила Маня.

– Так! – ошарашенно заявил Кирилл и повторил: – Та-а-к! – Посмотрел на сестрицу внимательно и попытался что-то спросить, но она, резко хлопнув по ручке крана, закрывая воду, отрезала:

– Это точно. Есть еще какие-нибудь дурацкие мужские вопросы?

– Да, есть. Кто отец ребенка? – требовательно спросил он.

– Кирюш, только не надо включать строгого старшего брата, – попросила, слегка скривившись, Лиза.

– А я и есть твой старший брат, если ты забыла. И в вопросах, касающихся твоей жизни, очень строгий.

– Вот поэтому я тебя и просила пока не говорить ему, – попеняла еще раз Лиза Мане.

– А мне тоже интересно, кто же у нас отец? – проигнорировав напрочь ее недовольство, присоединилась к мужу Маня.

– Какая разница! – заводилась Лиза, раздражаясь на этих двоих все больше. – Ребенок мой, и этого факта вполне для всех достаточно.

– Нет, недостаточно! – разошелся в заботе братец. – Он что, отказывается от ребенка? Жениться отказывается? Он тебя обидел? Кто он вообще такой? И почему ты с кем-то встречаешься, а мы не знаем?

– Может, потому, что это мое личное дело? – с преувеличенным сарказмом спросила Лиза, изобразив наивность на лице.

– У тебя будет ребенок, и теперь это уже не твое личное дело, а дело семьи! – заявил Кирилл, в ответ заводясь все больше и больше. – Скажи мне, кто он, я хотел бы поговорить с этим человеком!

– Ну, ты этого хотела? – спросила возмущенно Лиза у невестки.

– Я же сказала: мне тоже интересно, – спокойно пожала плечами Маня и спросила: – Так кто он?

– Протасов! – выдала вынужденное признание Лиза. – Протасов отец этого ребенка! Вы довольны?

– О!.. Как! – раздельно произнося с нажимом слова, воскликнула Маня.

– Кто-о-о? – потерялся Кирилл. – Но вы же… ты же… – он растерянно смотрел на сестру. – Тогда же… и вообще… Как? Когда? Вы же разругались, и мы тогда уехали… – и вдруг выражение его лица начало меняться, освещаясь некой догадкой: – Постой, это ты к нему тогда с юбилея дедова умотала?

– Ну, он позвонил и попросил приехать, поговорить, – пожала плечами Лиза.

– Какой у тебя срок? – спросила Маня.

– Шесть недель, – призналась Лиза.

– Значит, разговор у вас вышел весьма продуктивный, – язвительно заметила Маня.

– Глеб знает о ребенке? – потребовал ответа Кирилл.

– Нет. И я бы попросила вас обоих, а особенно тебя, Кирилл, не говорить ему, – заявила Лиза.

– Лиза, – вкрадчиво, без какого-либо нажима обратился к ней брат. – Ты хотя бы понимаешь, что может значить для него этот ребенок? Ты понимаешь, что это для Глеба в его ситуации?

– Отчетливо! – заверила Лизавета. – Два варианта: он зарекся не иметь детей больше никогда и станет настаивать, чтобы я избавилась от ребенка, да еще решит, что я его предала и подло с ним поступила. И второй, ровно противоположный: чрезмерная радость и опека, станет носиться с этой беременностью, как ненормальный. Женщину в этой ситуации он будет воспринимать как носителя его дитя, и никаких иных отношений, даже секса. А зачем? Есть только ребенок, к тому же, не дай Бог, это ему навредит. А уж когда ребенок родится, сумасшедший папаша вообще сдвинется на безопасности малыша. Меня не устраивает ни один из этих вариантов.