Диана Локк - Испытание чувств

– Не может быть! Кто он, мам?

Она посмотрела в пространство, и поначалу я решила, что она не помнит, однако приоткрытый рот ясно говорил о другом: прекрасно помнит, но не хочет мне говорить. Через минуту она сказала очень тихо:

– Осборн, его зовут Ричард Осборн…

Она подождала, пока я приду в себя, потом поднялась, взяла меня за руку и повела в дом.

– Может, останешься и поешь? – спросила она, все еще не отпуская мою руку.

Я с вечера ничего не ела и приняла приглашение. В чугунке разогревался суп «страккиателла» – смесь сыра и яиц, залитая кипящим бульоном. Я его с детства обожала. Мы поели супа, затем воздали должное горячей говядине по-итальянски и хрустящему рулету.

Я гадала, не захочет ли мама продолжить разговор, но в присутствии своей сестры она не обмолвилась ни словом на эту тему. Только шепнула, обняв меня на прощание:

– Мне повезло, Андреа, и тебе тоже. Хвала звездам и небесам – нам достались хорошие мужья.

Погода ничуть не испортилась – так же, как и утром, все дышало весной, и было очень приятно по шоссе, вьющемуся по зеленым холмам, мчаться к бархатному побережью, где был мой дом. Я рада была побыть одна, рада, что у меня есть время подумать.

Отец Ричарда. До конца дней своих мне будет не отделаться от пережитого шока. Мать была в любовной связи с отцом Ричарда. Надо же, из всех людей на свете, а ведь его отец мог бы стать и моим отцом. И мы могли бы быть братом и сестрой. Странная, неуютная мысль.

А потом этот гад бросил ее. Папа не был ее первой любовью, ее первым мужчиной, как она всю жизнь пыталась меня уверить. Неудивительно, что она так относилась к скороспелой любви.

Это напомнило мне о Келли, и у меня засосало под ложечкой: слишком реальны были Келли и ее проблемы.

Стрелка спидометра перевалила за отметку «семьдесят миль в час», и я уже в третий раз чуть не дала под зад ехавшей впереди машине. Я ударила по тормозам, сбросила скорость и решила, что мне на время необходимо прервать путешествие, я сейчас чересчур рассеянна.

Я свернула с шоссе, намереваясь выпить кофе в закусочной, но у выхода увидела знак: «Государственный парк». Цель моя тотчас оформилась. В придорожном киоске я купила банку содовой и пакетик воздушной кукурузы и направила «Тойоту» в сторону этого оазиса. Этот парк, конечно, не моя собственность, но все равно прекрасное местечко, где можно посидеть под деревьями, успокоиться под гипнозом искристой воды.

По тропинке, ведущей между деревьями к воде – то ли, большому пруду, то ли, маленькому озеру, – я вышла на поросший мхом берег и отыскала удобное местечко.

Мысли мои перебивали одна другую, смешивались. Я вспоминала Ричарда. Ричарда моей юности.

Пока мы с ним «крутили любовь», моя мать переживала собственную трагедию. Внезапно, точно вспышка, предстала моему внутреннему взору картина: мама и отец Ричарда на нашей свадьбе, если бы у нас дошло до свадьбы. Это был бы кошмар для нее. Много лет назад я, конечно, встречалась с ним, и он произвел на меня впечатление холодного, далекого от всех человека. Может быть, он знал, кто я такая, – это объясняло его явную неприязнь ко мне. Интересно, следил ли он все эти годы за маминой жизнью? Трудно было представить его в интимной обстановке, занимающегося любовью с моей матерью. Гораздо легче вообразить его черствый отказ признать своего ребенка и то, как он бросает мою мать – мою мать, которая расплачивается за свое падение всю оставшуюся жизнь. «Святыми храмами» называла она девичьи тела, а ее собственное было осквернено.

Какое трудное время пережила я ее милостью! Она даже не морщилась, когда я часами предавалась своему горю. С другой стороны, она же уберегла меня от пожизненного горя – бесчестного мужа.

Потягивая содовую и хрупая воздушной кукурузой, я думала о маме с папой, о беззаветной любви его к ней. Отец знал все про Осборна и маму: они принадлежат к поколению, которое привыкло скрывать такие вещи, но люди всегда любят сплетничать и распускать слухи. Отец свято хранил ее тайну, и они были счастливы в своем союзе. Мудрый человек был мой отец.

День уже клонился к вечеру, а я все смотрела на солнечные блики, плясавшие на воде. То было мое излюбленное время суток – когда в предчувствии надвигающегося заката розовеет на западе небо. «Пора домой, к Стюарту», – подумала я, залпом допивая остатки содовой, которая стала теплой. Наконец-то я обрела покой.

Вне всякого сомнения, мы со Стюартом нашли утраченную любовь и получили еще одну возможность разделить ее. Он был как раз для меня, но, чтобы понять эту истину, мне потребовалось двадцать пять лет.

С днем рождения, с днем рождения, наш Захарий дорогой!

Было 12 декабря, и мы собрались у Фила и Келли, чтобы отпраздновать юному Заку два годика.

– Баба! – проговорил он, залезая ко мне на колени.

Я кормила его куском шоколадного торта, который дала Келли, и, пока она отрезала кусок Филу, любовалась его довольной улыбкой.

– У, настоящий торт! Только наша мамочка могла такой испечь.

Фил поддразнивал Келли, а ей это явно нравилось. Широко улыбаясь, она ответила:

– Такой торт только моя мамочка умеет печь, она его и в этот раз испекла.

Мы покатились со смеху.

«А они действительно счастливы вместе», – подумала я. Келли все-таки собирается стать фармацевтом. В сентябре она вернулась в колледж, чтобы продолжать обучение на вечернем отделении. Как правило, по вечерам ей приходилось уходить раньше, чем возвращался Фил, и, хотя в былые дни я никогда не была у своих детей нянькой, теперь я с радостью получила право присматривать за Заком два вечера в неделю, поочередно с родителями Фила. Стюарт смеялся, а я возражала, что еще не была бабушкой, когда выдвигала этот ультиматум. Что я вообще знала? Внуки определенно созданы для того, чтобы их любили, а мы со Стюартом души в нем не чаяли. Зак был пухленький, розовощекий, с пышными темными волосиками, уймой энергии, выражаемой ослепительной улыбкой, длинными темными ресницами и прекрасными серыми глазками – как у деда.

– В один прекрасный день какая-нибудь девчонка потеряет голову, – прошептала я, наклоняясь к его уху так, что вьющиеся волосы коснулись моего носа, – влюбившись в эти глаза.

Он поднял их – темные, дымчатые – на меня, поглядел через вуаль ресниц, и я не смогла удержаться, чтобы не поцеловать его крепко-крепко.

– Ну вот, опять бабушка ребенка мучает, – произнес Стюарт, коснувшись моей руки. На его лице сияла теплая любящая улыбка. – Между прочим, – объявил он, обращаясь ко всем присутствующим, – вы не забыли, что на рождественские каникулы мы с мамой отправляемся на Бермуды?

Два билета на Бермуды – рождественский подарок Стюарта и полный сюрприз для всех – были в букете алых гвоздик, который месяц назад принес цветочник. Да, цветы предназначались мне: Стюарт быстро учился.

– Как мы можем забыть, – сказал Брайан, сидевший напротив, – когда ты повторяешь это при каждом удобном случае?

– Помните, несколько лет назад мы собирались туда, – продолжал Стюарт, глядя на меня, – но наша мама попала под машину, и поездку пришлось отложить.

Мои глаза наполнились слезами любви и благодарности, что он перешагнул через ту ужасную грязь, в которую я превратила одно время нашу жизнь.

Поначалу я была не в восторге от предполагаемого на Рождество путешествия, но Стюарт предварительно переговорил с детьми, заручился их поддержкой, и они твердо решили отметить этот праздник после нашего возвращения.

– Это устраивает меня особенно, – заявила Келли. – Куплю подарки после Рождества, на распродаже, и сэкономлю кучу денег.

– Господи, какая мелочность. Ты, должно быть, пошла в отца! – в притворном ужасе всплеснула я руками.

Дом Уолшей в этом году будет не узнать: мы ломали все традиции.

– Давно пора, – утверждал Стюарт. – Темой следующего года у нас будет «Карибское Рождество» с костюмами и всем прочим, – добавлял он, смеясь. – Я думаю, в сари ты выглядишь прекрасно, дорогая.

– И что ты нашел там хорошего, глупый? Но все равно, спасибо.

В эти дни замкнутость его пошла на убыль, и я была этому несказанно рада.

Мой роман с Ричардом остался в прошлом, и мы снова полюбили друг друга, даже еще крепче, чем прежде. Между нами установилась близость, утраченная в первые годы нашего супружества, когда я начала гоняться за своей невозможной фантазией. При этом какие-то личные интересы у нас остались – Стюарт, например, любил играть в гольф по субботам утром с кем угодно, но только не со мной, а я, в свою очередь, предпочитала ходить по магазинам с сестрой.

Мы вместе ходили на музыкальные вечера и симфонические концерты, пытаясь приспособиться под вкусы друг друга. Мы чаще стали обедать вне дома, как любил Стюарт (хотя я так и не смогла его уговорить попробовать индийскую кухню), и устраивали скромные домашние обеды – развлечение, которое было больше по душе мне. Часто мы готовили вместе, однако из Стюарта более получался квалифицированный мойщик посуды. И мы любили сидеть рядышком, обнявшись, на кушетке возле камина, обсуждая, как прошел день и как продвигается моя карьера, – я ведь теперь деловая женщина.