За каменной стеной - Аля Кьют

– Сколько раз вы были близки с Алексией?

– Сколько раз мы трахались? – переспросил я.

Таня простонала, но кивнула.

– Я не считал. Каждый день почти. Ну, когда она перестала быть стервой. Иногда пару раз в день.

– Значит, тогда вы нуждались в сексе? Весьма остро?

Давно не чувствовал себя загнанным в угол. Таня как будто мотылька пришпилила иглами. Не понравилось это ощущение, но я уже попался.

– Так в чем дело, Костя? – продолжала она. – Может, ваша духовная близость превращалась в физическое влечение. Или обостряла его. Раз уж мы используем колющие термины.

– Да проще все. Мы были вместе вот и занимались сексом. Сейчас она в Штатах, и все закончилось, – вспылил я.

– Именно поэтому вам снятся сны про океан?

– Это вы мне скажите! Кто тут врач? Какого хрена мне снится океан? Почему я его помню, а не предвестники флэшбеков.

– Потому что это будущее, Костя.

– А? – я поднял голову.

– Флэшбеки – ваше прошлое. Их не нужно помнить. Разум уносит вас в эпизоды, которые требовали максимальной собранности, напряженности, реакции. Вам легко жить в задании. Оно известно. У вас приказ, и его нужно выполнить. Такие вспышки не оставляют следов. А океан вас зовет. Вы не прожили ваш океан.

Загребая пальцами волосы, я пытался понять ее слова. С трудом.

– Какой океан, Таня? Я ненавижу жить в Америке. Никогда не дрочил на океан и пальмы. Ну да – там тепло. Это прикольно, но я Россию люблю. Мне в ебнутой Москве жить нравится. Все мое будущее здесь.

– Разве? – только и ответила она.

Я снова замолчал.

Татьяна улыбнулась. Она молча смотрела на меня. Словно позволяла словам проникнуть и пропитать меня изнутри.

– Задание на дом запишете? – спросила она через минутку.

– Запомню.

– Напишите, за что любите Россию и за что ненавидите Америку. Мне очень интересно посмотреть.

Я чуть не завыл.

– Почему у меня ощущение, что вы меня препарируете, как жука? – спросил я у нее.

Таня хихикнула по-девчачьи и пожала плечами.

– Понятия не имею. Возможно, потому что вы валяетесь на спине и слишком забавно дрыгаете лапками, притворяясь, что не в силах встать.

Прищурился на нее, но ничего не сказал.

– Какого хрена все еще таскаюсь на эту терапию? – бурчал я, пока шел по коридору обратно в свой офис.

Но вопреки здравому смыслу или упрямству или во имя ментального здоровья и нехилой кучи бабла, которую уже вручил Тане, я сел за стол, взял бумагу из принтера, ручку из стакана, разделил лист на две части и стал составлять проклятый список.

Меня не хватило надолго. Я вообще не в состоянии был формулировать больше трех пунктов в каждой графе. Они были дебильными и тупыми. Как вообще можно взять и сравнить наши страны? Зачем?

Я плюнул и уехал домой. Спал хреново. Мне даже океан не снился. Лучше бы он. Как бы я ни выпендривался, но сны про океан меня успокаивали. Сегодня у меня не было ничего. Только тоска еще больнее царапала то ли сердце, то ли душу. Возможно, я просто не поел?

Сам не знаю почему, я набрал Алекс. Она не взяла трубку, но перезвонила через четверть часа. Я как раз приехал к Сити и бросил машину на паркинге.

– Привет, – проговорила Алексия.

Она выглядела плохо. Даже через камеру я видел круги под глазами. Небрежный пучок она не делала даже в дороге. Строгий темный костюм и рубашка оттеняли серость лица.

– Привет. Как дела? – спросил я, чувствуя себя конченым.

– А ты новости не смотришь?

– Нет.

– Ну посмотри и узнаешь о моих делах.

– Ты все еще свидетель? – начал я паниковать.

– Да. Я останусь свидетелем, но дело обрастает подробностями. Адвокаты Мозерса пашут сутками.

– Но ведь хорошо, что тебя не посадят, – попытался я подбодрить.

– Угу. Просто прекрасно. Только вот я не могу выехать даже из Штата.

– Как долго?

– Полгода точно. Минимум.

– Понятно.

Алексия тряхнула головой и облизала губы. Я точно знал, что она сейчас скажет очень неприятную вещь.

– Кость…

– Ммм?

– Пожалуйста, не звони мне больше. Если тебе интересны мои дела, лучше и правда посмотри телек или посерфи новости в сети. Ага?

Я понимал, почему она мне говорит это. Нужно было извиниться за свою черствость и косноязычие, сказать, что я люблю ее, что схожу с ума здесь один. Что даже работа меня не спасает, как раньше. Что не помню сегодняшний сон, хотя, может, это из-за того, что я не спал вовсе.

Но какая-то неведомая херня во мне пустила корни в мозг и заставила открыть рот. Из него вылетел самый дебильный ответ на свете.

– Ага.

Подбородок Алекс задрожал, но она не показала мне слез. Только задрала нос и кратко бросила:

– Тогда пока.

Пальчик приблизился к экрану. Она отключила звонок. Я остался один в машине и в тишине.

Какого хрена?

Нужно было посидеть и подумать, но все те же щупальца зомбопаразита приказали мне выйти из машины, закрыть ее, отправиться к лифту.

Мой монстр звался рутиной. Однажды он вытащил меня из мира кошмаров. Но счастья я так и не чувствовал.

Марат сидел в моем кабинете, крутился на стуле. В руках у него был листок. Мой список. Твою мать!

Я приготовился к стебу, но приятель не спешил воспользоваться всеми козырями. Он встал слишком быстро и положил листок на место.

– Я почитал, Кос. Ничего?

– Ничего, – бросил я, пытаясь сделать невозмутимый вид.

– Мне тоже не очень нравится Америка. Вот в Италии прикольно.

–Угу.

– И на Кипре весной хорошо.

– Чего ж ты торчишь в Москве? – огрызнулся я.

– Работа. Нравится, – развел руками Марат. – Сегодня, кстати, собеседование. Хочешь вместе…

Я махнул рукой, без слов разрешая Марату самому пообщаться с соискателем. У него это получалось лучше.

– Ладно. Понял.

Он направился к двери, но обернулся.

– Кстати, в субботу Руслан с отцом летят в Лондон. Из Внуково.

– К чему мне эта бесценная информация? – снова рыкнул я.

– Не знаю. Может, захочешь проветриться. Или там…

– Что там?

– Транзитом куда-нибудь. Из Хитроу можно хоть в Гренландию улететь. Прямым. Очень много рейсов.

Я открыл рот, но сказать не успел. Марат ушел, прикрыв за собой дверь.

Костя

– Кос, привет, – Руслан, как всегда, крепко обнял меня. – Рад, что ты с нами.

Рус прислонил пальцы к козырьку капитанской фуражки и склонил голову.

– Надеюсь, не помешаю, – проговорил я, впервые за долгое время чувствуя смущение.

Салон самолета, пусть