Наташа Драгнич - Каждый день, каждый час

— Подожди меня!

Дора спешила. Но у нее не было никаких шансов догнать Луку. Камушки под ее ногами похрустывали. Глаза начало щипать. Она запрещала себе плакать. Дора грозила себе страшным наказанием, но не смогла сдержать предательской слезинки. Она больше не сможет есть с ним мороженое. Или шоколад. Или ходить с ним в летнее кино. Жаль, ведь там будут показывать хорошие фильмы, которые она непременно должна посмотреть. С ее любимой актрисой Элизабет Тэйлор. Самой красивой женщиной на свете! И не сможет прочесть хорошую книгу. Или...

— Почему ты плачешь?

Лука ужасно пугался, когда Дора плакала. Он вспотел. Вытер рукой лоб. Всё липкое. Он окинул ее взглядом с головы до ног. Несколько шагов отделяли их от утеса. Маяк уже остался позади. Поблизости не было ни одного человека. Только море могло их слышать.

— И вовсе я не плачу.

Но Лука мог отчетливо видеть ее слезы.

— Нет, плачешь!

— А вот и нет!

Они ругались, словно две воюющие пташки. Дора скрестила руки на груди и гневно посмотрела на Луку. Его руки висели вдоль тела, и единственной его целью было ни о чем не думать.

— Тогда почему у тебя глаза мокрые?

— Ничего они не мокрые!

— Мокрые, просто ужасно мокрые, мокрее даже, чем после тренировки.

— Ты врешь, ты врешь! Это всего лишь пот!

Дора начала тереть лицо обеими руками и никак не могла остановиться, ее руки двигались все быстрее, сильно сжимая щеки.

— Прекрати, тебе будет больно!

Лука пытался сдержать ее, но она не позволяла ему, борясь, словно речь шла об ее жизни. Внезапно Дора словно окаменела. У Луки было чувство, что он может перестать дышать. Он начал медленно считать про себя. Он точно знал, что никто не может его слышать. Его губы были так сильно сжаты, что ни один звук не мог вырваться наружу. Он решил не закрывать глаза, чтобы ничто его не выдавало.

— А ты снова упадешь в обморок!

Дора пихнула его в живот и быстро пошла в сторону утеса.

Лука открыл глаза, которые он все же закрыл! «Как же глупо!» — подумал он и пошел за ней. Незадолго до того, как они достигли утеса, Лука взял ее горячую потную ладошку и сжал ее. Хотя тренировки еще не сильно сказывались, хватка у него была железной. Дора остановилась. Сама по себе. И вот они здесь. На их утесе. Стояли, запыхавшись, под палящим послеобеденным солнцем.

— Может, лучше прокатимся на лодке?

Его голос звучал слабо. Он держал Дору за руку. Он стоял на большом остром камне, но видел себя в лодке, рядим с ним Дора, крепко держится за край каюты, будто боится свалиться в море. Он ухмыльнулся. Естественно, Дора никогда бы не призналась, что ей страшно, — только не она! Но он-то знал лучше. Она не боялась воды, но не хотела бы упасть в море.

Они часто катались на лодке его отца, только должны пыли держаться ближе к берегу и отсутствовать не дольше часа. Могли доплыть до Братуся и вернуться обратно. Или до Тучепи и назад. Лука знал папину лодку, как Дора — свой велосипед. Он был превосходный капитан.

— Я не хочу.

На самом деле она не имела ничего против. Лука знал это. Она любила бывать на лодке, вдвоем с Лукой отправляясь в настоящее приключение. Внизу было море, рыбы и неизведанные глубины. А над головой — небо и облака, каждое из которых могло рассказать захватывающую историю, нужно было только верно ее услышать. Надо прищурить глаза, чтобы они стали узкими, как у китайцев. Так можно все гораздо лучше разглядеть.

— Как так не хочешь? — Лука ее не понимал. Обычно она с радостью каталась на лодке.

Он до сих пор помнил их первую поездку. Тогда им разрешили доплыть только до Осеявы, пока папа Луки и Дорина мама ждали их в гавани, не спуская глаз с моря. Им же было весело, они хихикали. Дора чуть не свалилась за борт, когда пыталась изобразить, как дельфин извивается и прыгает. Они их ни разу не видели, только на картинках. Лука любил дельфинов и не отказался бы повстречать одного из них.

— Ты умрешь от страха, решишь, что это акула, — смеясь, сказала Дора, снова чуть было не угодив в воду.

Она умела хорошо плавать. Оба они были отличными пловцами. «Словно рыбы», — часто повторяла его мама, которая сама не очень любила море. Полжизни она провела «в горах», боялась воды и никогда толком не училась плавать. Она входила в воду только там, где было мелко. «Осторожность — прежде всего», — говорила она, недоверчиво глядя на мужа. Отец Луки смеялся и целовал ее, или, по крайней мере, он делал так раньше: теперь он почти не смеялся и все реже целовал жену. Но Лука больше не хотел думать о них, это слишком, сентябрь на пороге, а теперь еще Дора не хочет кататься с ним на лодке. Это чересчур. И Лука не знал, что он должен делать. Ему было только девять лет, и он даже еще не закончил первый тренировочный сезон!

— Я хочу вниз, к утесу, — сказала она упрямо, но ее лицо было таким мечтательным, словно он только что ее разбудил.

— Как хочешь.

«Но у тебя не так много времени, — пронеслось у него в голове. — Скоро все кончится, и мы больше не сможем вместе путешествовать по волнам на моей лодке». Он представил дичайшую картину, опасные и совершенно невозможные события, что никогда не происходили и не произойдут.

Утес был высоким, крутым и голым. Там, где он уходил в море, тянулась узкая коса, образовывавшая небольшое омытое волнами плато, на котором можно было растянуться, при условии, что удастся найти дорогу. Крутой утес резко обрывался внутрь, поэтому сверху плато не было видно. Это была тайна. Секрет Доры и Луки. Год назад на соседнем рифе они нашли заросшую тропу, ведущую к морю. Оттуда узкий, темный туннель тянулся к этому самому плато. Собственно говоря, и тропу, и туннель обнаружила Дора.

Гладкая, нежная поверхность островка позволяла лежать на ней даже без полотенца. Посередине росла небольшая круглая пиния. Просто так. Из камня. Как будто на пустом месте. Там, где склон утеса переходил в плато, образовался небольшой грот. Прекрасное убежище, чтобы переждать дождь или спрятаться от солнца, когда оно стоит высоко в небе. Кроме того, пещера находилась достаточно высоко, и волны не могли до нее добраться. Когда там не было Доры и Луки, ее населяли крабы, муравьи н моллюски. Их останки ребята затем бросали в море. Этой весной в кроне пинии свила гнездо ласточка. Лука нарисовал новоиспеченное семейство, а картину, естественно, подарил Доре. Хотя она его и не просила. Правда, она бы сделала это, если бы он не опередил ее желание. Утес был для них обоих родным домом. Здесь не было ни двери, ни таблички, ни звонка. Но это был их дом.

— Я не плакала.

— Пойдем купаться.

Маленькие волны образовывали на поверхности блестящие нити жемчуга.