Украду твою жизнь - Елена Рахманина

Мой похититель недоумённо рассматривает пауч. Вертит его в руках. В его мозгу явно не складывается картинка. Моё вечернее платье, крошечная сумочка и влажный кошачий корм.

– Китекет, значит, – сводит тёмные брови.

Жёлтый отблеск лампочки, освещавшей фургон, причудливо падал на мужчину. Создавая зловещую игру света и тени.

Я почему-то не могла отвести от него взгляда. Изучая его. Тёмные волосы зачесаны назад, но одна прядь выбивалась, смазывая картинку безжалостного убийцы. Но, безусловно, он им является. Я знала это шестым чувством. Передо мной монстр в красивой оболочке. Он – плохой. Он не пощадит меня.

И если ему понадобилась Серафима, то для того, чтобы пробраться под кожу её мужу. Совершив самую извращённую и безжалостную месть. Забрав у Сабурова самое дорогое – любимую женщину.

Представила, что он мне приготовил, и мышцы свело судорогой. Надо придумать план побега, иначе он меня уничтожит. Физически и морально. Раздавит.

Взмах ресницами, и синева его глаз вновь сосредоточена на мне.

– Меня зовут Якуб Ямадаев. И теперь, Китекет, твоя жизнь зависит от меня.

«Приятно познакомиться» в такой ситуации не скажешь. «Чтоб ты сдох» тоже не подходит. Меня подобный исход может встретить раньше. А я жить хотела. Лишь сейчас поняла, как отчаянно и сильно. Только бы выбраться из его лап.

Якуб не ждал от меня никаких комментариев. Поставил в известность и поднялся.

Бросил какую-то фразу своим наёмникам не по-русски и покинул фургон, пригибаясь из-за высокого роста. Меня тут же взяли под руки и вывели наружу.

Оглядевшись, сообразила, что нахожусь не в какой-то глуши, куда, думала, меня привезут. А во «Внуково». Аэропорт, из которого вылетают частные самолёты. У моего отца не имелось столько денег, чтобы пользоваться подобными видами транспорта. Но мне довелось «покататься» на таком с Сабуровыми.

Серафима упоминала, что Ямадаев-младший затаился, зализывая раны и восстанавливая силы после смерти брата. Но, когда я увидела, как он переступает своими длинными ногами трап джета, стало очевидно, что раны уже затянулись. Финансовые по крайней мере.

Один из пособников толкнул меня в спину, заставляя идти вперёд. А я оглядываюсь в поисках сотрудников аэропорта. Как назло, поблизости никого. Но ведь внутри должны быть пилоты, стюардесса. Хоть кто-то неравнодушный…

Самолёт так и кричал о богатстве его обладателя. Даже если это арендованный джет. Понятно, что эконом-классом меня бы не перевезли в то место, куда, по всей видимости, планируют. Разве что в чемодан засунули… С Ямадаева бы сталось.

Поднимаюсь в самолет с завязанными за спиной руками. В красивом, но поистрепавшемся вечернем платье. Если кто и увидит сейчас меня, решит, что ведут девочку для утех. Извращённых, конечно. Никому и в голову не придёт, что это настоящее похищение.

Внутри меня не встретил экипаж. Толкнули к креслу Якуба, который в нём вольготно расположился. И наблюдал за моим падением, как за представлением.

Запутавшись в своих ногах, я больно ушиблась коленями. Ворс ковра смягчил удар. Но не унижение.

Короткое платье задралось до самых трусиков, а зафиксированные за спиной руки не давали возможности с достоинством поправить юбку. Я отползла от Ямадаева чуть-чуть назад. Как неуклюжий краб. Не в силах оторвать взгляда от его лица. Как бывает, когда смотришь в глаза дикому животному, которое может вот-вот на тебя наброситься и растерзать.

Нет. Желания в его глазах я не обнаружила. Лишь сосредоточенное изучение жертвы. Он забавлялся, наблюдая за моими нелепыми потугами.

– Что, шалава, так смотришь на меня? Понравился? – ухмыляется. – Уже хочешь отсосать мне?

Его предположение тут же рождает волну жгучего гнева в груди. Он кипит. Клокочет до такой степени, что меня начинает потряхивать. Не от страха. От злости.

Но я так зла, что захлёбываюсь в нём, не в силах придумать достойный ответ. Открываю и закрываю рот. Мозг коротит и защитные реакции падают. Зыбываю, что я жертва похищения.

– Отсоси берёзовый сок у берёзы, козёл, – выдаю первое пришедшее в голову, – ты даже рядом не стоял с Сабуровым.

Называть Ратмира своим мужем у меня язык не поворачивается. Но вступиться за честь сестры обязана. Как бы она себя вела с похитителем? Убила бы на месте взглядом. Испепелила к чертям.

Его движение было таким ловким и быстрым, что я не успела на него отреагировать. Увернуться или отползти ещё дальше.

Он приподнялся с кресла, схватил в охапку мои волосы и с такой силой притянул мою голову к себе, что мне казалось, он намерен снять с меня скальп. Я взвизгнула громко. Тонко. От дикой боли.

– Тебя муженёк не научил послушанию, так я научу, – произносит спокойно. Вкрадчиво. От этого голоса холодные мурашки поползли по спине, шее, к самому черепу, обхватывая его ледяным страхом. – И ты будешь делать всё, что я пожелаю. После того, как отмоешься. От тебя разит.

Якуб разжимает кулак, в котором держал мои волосы, и толкает меня от себя. Будто я ему действительно неприятна. Противна. И чтобы находиться со мной рядом, ему нужно преодолевать отвращение.

Отползаю назад, как змея, которой наступили на хвост. Вжимаясь в первый попавшийся угол. Через минуту наше уединение разбавляют его люди. И вскоре частный самолёт начинает движение.

Всё физиологические потребности на фоне стресса замедлились. Но сейчас я отчаянно захотела пописать.

– Мне нужно в туалет, – тихо сообщаю.

Где-то я читала, что если появилась угроза изнасилования, то девушке, чтобы отвратить от себя насильника. Например, прямо во время нападения помочиться. Или совершить ещё что-то, что может остановить маньяка. Всё что угодно. В такой ситуации все способы хороши.

Должно быть, я ещё не дошла до этой стадии. И сведя бёдра, ожидала ответа.

– Отведи её, – приказывает пособнику.

Тот резко поднимает меня на ноги. Не смотрит в мою сторону. Как не смотрели люди Ратмира. Они всегда опускали глаза в пол в моём присутствии. Но подобного отношения от похитителя я не ожидала. Видимо, пока не получит обратного приказа, я для него остаюсь под запретом.

– Развяжи ей руки, – раздаётся голос Якуба, – не хочу, чтобы она заляпала весь туалет.

Краска стыда тут же омывает моё лицо. До жжения. Я смотрю на него и понимаю, что ненавижу этого чужого человека всеми фибрами души.

Стоило освободить запястья, как кровь тут же устремилась к пальцам, лишив их чувствительности. Будто их отрубили. Мой красивый маникюр канул в Лету. Ногти обломаны. Вероятно, я боролась, потому что обнаруживаю под ними запёкшуюся