Никто не узнает (СИ) - Никандрова Татьяна Юрьевна

Твою ж мать! Разве можно быть такой красивой, Карина?! Это настоящее преступление! Смертный грех, не иначе!

— Иди сюда, — девушка цепляет резинку моих штанов и вместе с трусами приспускает их вниз.

Любопытный обжигающий взгляд скатывается по моему животу, а в следующую секунду ее глаза застилаются пеленой животной похоти — зрачки расширяются, и тьма перекрывает собой зеленую радужку. Да, она меня хочет. В этом можно не сомневаться.

Я накрываю Карину собой, и мы вместе проваливаемся в какую-то дрожащую бездну. Нас разрывает на куски, пульсирующие от восторга, сминает, перемалывает, лишает рассудка, смывает к чертовой матери с берегов реальности.

Карина мечется по скомканным подушкам, впивается острыми ногтями в мою спину, до крови раздирая кожу. Кричит, матерится, изгибает спину, вновь и вновь подаваясь навстречу моим бедрам. С горячим придыханием она повторяет слово «еще», умоляя меня не останавливаться, да я и сам не хочу. Наоборот, мечтаю превратить сладкое мгновенье в вечность, растянуть его на подольше, раствориться в нем.

Мы не просто трахаемся, нет, мы отдаемся друг другу. Без фальши, без остатка, выжимая себя по полной. Максимум громкости, максимум амплитуды, максимум эмоций. Предохранители сорваны, запреты раздавлены, здравый смысл утих. В русском языке просто нет слов, чтобы описать запредельность этого невероятного момента. А те, что есть, кажутся блеклыми и недостаточными.

Я вам честно говорю, такого со мной никогда не случалось. Ни разу во время секса за моей спиной не вырастали крылья. Ни с одной женщиной мне не было так охренительно хорошо. А сравнивать мне, уж поверьте, есть с чем. Половых партнерш у меня было много. Даже больше, чем просто «много». Когда ты популярен, отыскать подружку на ночь становится плевым делом. Достаточно просто ткнуть пальцем в толпу фанаток, и через пару минут выбранная девчонка будет стоять перед тобой на коленях — радостная и готовая на все.

Разумеется, поначалу такой расклад меня абсолютно удовлетворял. Приятно, когда не надо напрягаться, рыскать, просить. Желаемое само идет к тебе в руки, нужно просто пошире раскрыть объятия.

Но постепенно женская доступность стала мне приедаться. И здесь речь даже не о самом сексе, как о физическом акте, а об эмоциях. Фанатки, балдеющие от творчества, проецируют свои чувства на творца. Во время общения девчонки, как правило, заранее были ко мне расположены, и от этого с ними становилось как-то… Скучно, что ли.

Я жаждал драйва, охоты, флирта, но на деле мои отношения с противоположным полом складывались по давно известному и порядком поднадоевшему сценарию — совместное фото, пара-тройка ничего не значащих фраз, гримерка и быстрый перепихон.

Нет, конечно, порой мне попадались темпераментные натуры, которые вызывали небольшие колебания душевных частот. Но такие особы в последнее время встречались все реже и реже. Видимо, терялись в стремительно растущей толпе моих поклонниц.

А вот Карина — это нечто совершенно другое. Неизведанное, таинственное, вызывающее неподдельный интерес. Мне хватило одного взгляда на ее гордо расправленные плечи и точеный профиль, чтобы понять, что она в жизни не слышала моей музыки. Такие, как она, заливают в плейлист Бетховена и Шопена, а поэзию воспринимают исключительно через призму стихов Есенина и Пастернака. Современная молодежная культура для них — шлак, а знакомство с ней — ниже их достоинства.

В глазах Карины я обыкновенный парень, ноу нейм. И спит она со мной не из-за денег и знаменитой рожи, а просто потому что хочет. Меня самого. Не бренд, который так активно вытесняет во мне личность, не сценический образ, в который я основательно вжился, а меня.

И с ней я такой, какой есть. Точнее такой, каким был до популярности. Обычный пацан с района, которого зацепила шикарная девушка. Она ему не по зубам, но он в лепешку расшибется, чтобы ей понравиться.

Черт, как же мне этого не хватало!

— Когда мне было девять, я избила соседского мальчика палкой, и за это во дворе меня прозвали Амазонкой, — с усмешкой сообщаю я, пока моя голова покоится на коленях у Богдана, а она сам неспешно перебирает мои волосы. — Они решили, что я сделала это из-за неприязни к мужскому полу. Вот дураки.

— А в чем была реальная причина? — интересуется он, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Тот мальчишка был живодером. Мучил дворовых кошек и собак, поджигал им хвосты, натягивал на головы полиэтиленовые пакеты. Никто не знал, что это именно он творит все эти ужасы. С виду такой приличный был, интеллигентный. И вот я как-то застала его с поличным: он избивал дворнягу. Палкой, как ты, наверное, догадался.

— И ты решила ему показать, как хреново быть на месте дворняги? — понимающе тянет парень.

— Ну, в общем-то да, — киваю я. — Он, кстати, потом животных мучить перестал. Ну, или просто следы своих бесчинств заметать научился.

— Отчаянная ты, — замечает Богдан, наклоняясь и протягивая руку к пачке сигарет, лежащей на прикроватной тумбочке. — Он ведь мог и тебя этой палкой огреть.

— Нет, — мотаю головой я. — Люди, обижающие слабых, как правило, очень трусливы. Давать отпор равным они не умеют. Когда я его лупила, пацан скулил и ныл похлеще любой дворняги. Жалким был просто до омерзения.

Не знаю, почему, но рядом с Богданом во в мне просыпается словоохотливость, которой я давно за собой не замечала. Хочется говорить, делиться, рассуждать. Не о чем-то важном и глобальном, а о какой-то трогательной фигне. О детстве, например, или об оторванных от реальности, глубоко философских вещах.

И самое необычное, что он меня реально слушает. Не так, как муж — вполуха, не так, как мама — с ярко выраженным скепсисом, не так, как журналисты — с расчетом использовать сказанное против меня, а с банальным и искренним любопытством. Задает уточняющие вопросы, смеется, кидает неравнодушные комментарии, будто то, что я говорю, ему и впрямь интересно.

— Сигарету хочешь? — спрашивает Богдан, раскрывая пачку.

— В номере нельзя курить, — округляю глаза я. — Пожарная сигнализация сработает.

— Она сработает, только если выдыхать дым прямо на датчик, — усмехается парень, цепляя губами сигарету. — Ну или если накурить до уровня тумана.

— Но…

— Даже не сомневайся, — перебивает он, чиркая зажигалкой. — Я это уже сто раз проверял.

Богдан блаженно затягивается, а я зачарованно смотрю на него снизу вверх. Наблюдаю, как белесый дым плавно скользит по его ярко очерченным губам, задевает щеку и растворяется в пространстве комнаты. Мне нравится, как он курит. Эстетично и очень по-мужски.

А еще у Богдана красивые пальцы. Длинные, гибкие, с обработанной кутикулой и аккуратно подстриженными ногтями. Вообще он не очень похож на метросексуала, но за собой явно следит. Это чувствуется в мелочах — в нарочито стильной небритости, в запахе чистого тела, в отсутствии волос подмышками.

— Будешь? — парень протягивает мне сигарету, зажатую между двумя пальцами, и я коротко киваю, мол, давай.

Он подносит руку к моему лицу, и я, жадно обхватив губами фильтр, делаю глубокий вдох. Рот и легкие тут же наполняются приятной горечью, и на несколько секунду я задерживаю ее внутри, прежде чем тонкой струйкой выпустить наружу.

— Крепкие, — улыбаюсь я, чувствуя легкое головокружение.

— Нет, просто ты давно не курила, — отзывается Богдан, делая очередную затяжку.

— Откуда ты знаешь? — удивляюсь я.

— Мне так кажется, — жмет плечами он. — Так что, я угадал?

— Ага, — переворачиваюсь на бок и упираюсь взглядом в его рельефный живот с идеальными кубиками пресса.

Вот, что значит молодость. Можно курить, пить алкоголь, не выспаться и все равно выглядеть как спортсмен — свежо, подтянуто, сексуально.

— Ты производишь впечатление правильной и рассудительной, но по факту внутри тебя бушуют демоны, — со странной убежденностью в голосе заявляет Богдан, пальцем рисуя замысловатые узоры на моем обнаженном бедре. — Они хотят на свободу, им тесно в душной клетке.