Запретная страсть мажора (СИ) - Кей Саша

Настроение опять начинает портиться.

Кофе допит. На часах шесть сорок. Доставлено, не прочитано, козы на пороге нет. Даже звоню консьержу уточнить, не приходил ли кто. Не приходил.

Закипаю, но держусь, планируя все, что она у меня на себе прочувствует.

К семи часам настает предел моему терпению.

Коза вообще края потеряла!

Да что она о себе возомнила!

Цепляю ключи от машины, прежде чем бешенство оформляется в реальный план. Да какой там план? Придушить бы! И наказать! И чтоб прощения просила, как умеет!

Хлопнув дверцей тачки, завожу мотор.

Пятнадцать минут, и я у общаги. И даже без полицейских сирен позади.

Перешагивая через ступеньку, взлетаю на второй этаж и долблюсь в комнату двести один.

Пусть только попробует что-нибудь вякнуть.

Тридцать секунд, обратный отсчет пошел. Не открывает. За дверью тишина. Светлая мысль, что ее может не быть дома, озаряет меня только сейчас, и приводит меня в ярость. Колочу так, что дверь в соседнюю комнату распахивается, и оттуда выглядывает любопытная девка, но я так зыркаю, что она ныряет обратно.

От какого-нибудь дурного поступка, на который я сейчас вполне способен, меня останавливает щелчок замка. Коза таки сподобилась открыть мне дверь, я окидываю ее взглядом, отмечаю сонно хлопающие глаза, чуть размазанную тушь, и у меня глаза заволакивает красным.

Истомина, блядь, спала!

– У тебя есть пять минут собраться, или поедешь, как есть.

Истомина таращится, как будто призрака увидела.

– Ты думала тебе сойдет с рук?

– Что? Я ничего не делала… – не понимая, как она встряла, Оля все еще сонно хлопает ресницами. Ничего не делала, она.

– Именно, а должна была сделать, – рявкаю я. – Прийти должна была час назад.

– Я же сказала, что не приду, – лепечет лохматое чудовище, пятясь от двери и открывая мне дорогу внутрь.

– Ты считаешь, меня должны волновать твои фантазии? – делаю я шаг за порог, и коза наконец проникается и бледнеет. – У тебя осталось четыре минуты.

Одно удовольствие слушать, как Истомина молчит.

– Я никуда не поеду! – естественно, она не может все не испортить.

Для первокурсницы, у которой чуть что глаза на мокром месте, она больно дерзкая. Или это только со мной, Истомина такая смелая?

– Значит, я останусь здесь. На ночь. И завтра весь универ об этом будет знать, – радую ее я, припомнив, как она боялась, что кто-то подумает, что я ее трахаю. – Соседка у тебя любопытная, сто пудов сплетница. Она меня уже видела.

– Ты не… не…

– Я всегда отвечаю за свои слова. Ну? Три минуты.

Коза бледнеет, кажется, доходит, что выхода у нее нет.

Хотя, блядь, смешно. Какая ей нахер разница, кто и что думает? Но, походу, я попал в яблочко, потому что Истомина кусает губы и о чем-то думает. Скорее всего, пытается смириться. Смотрит исподлобья.

Праздник души просто.

– Две минуты.

Помешкав, коза тянется за плащом.

Вся ее фигура демонстрирует тоскливую обреченность, что бесит меня еще сильнее. Небось, к Русу побежала бы, задрав подол. Или к Рамзаеву.

Стоит над сумкой, будто, блядь, я ее в бордель повезу.

Достали ее выгибоны.

Истомину, которая уже напялила плащ и вертит в руках ключи, но продолжает тянуть резину, просто закидываю на плечо, и под ее визг выхожу вместе с ней из комнаты. В последний момент вспоминаю про сумку.

Эти девки все время ходят с авоськами своими, не расстаются. Мозги, наверно, там держат. Истомина и так дурная, без мозгов ей будет тяжело.

Колотит меня по спине.

О! Придумал ей отработку.

Коза брыкается и пищит. Я и так чувствую себя дебилом с женской сумкой, а она еще, блядь, выпендривается.

– Пусти меня, придурок!

Для острастки отвешиваю ей шлепок по пятой точке, и во мне отзывается приятное чувство. Вспоминается, как кайфово было мять ее задницу. Член зашевелился в штанах.

Отставить. Сладкое этой сивой не положено. Не заслужила.

Возле тачки спускаю ее на ноги и, придерживая за шкирку, загружаю в салон.

– Ты за это получишь… – начинает опять она свою пластинку, но плюхаю ей на колени ее баул и обещаю:

– Непременно. Я всегда получаю все, что хочу.

Хлопок дверцы не дает Истоминой высказаться еще.

Прям душу в себе желание защелкнуть замок с брелока, пока обхожу тачилу. С этой станется дернуть, еще не хватает за ней бегать.

Но нет. Сидит, насупившись, глазами зыркает.

Боится сплетен. Из окон общаги уже повысовывались. Малахольная, нахрена было так визжать?

Сажусь на водительское место и смотрю на Истомину.

Вот так и должно быть. Молча и покорно. Немного не достает восторга в глазах, но главное, что больше не орет. Пусть привыкает.

Отворачивается, продолжая кусать нижнюю губу.

Это, блядь, уже провокация!

– Ты сама все усложнила, – наклонившись к ней, шепчу на ухо.

Даже в тусклом освещении салона видно, как краснеет ее щека.

– Отработаешь, – прикусываю ей мочку. – И будешь свободна.

Вцепляется в сумку так, что я уж решаю, что сейчас меня ею треснут. И даже уже прикидываю, что, если рискнет, я ее в наказание еще раз потискаю. В распахнутом плащике весьма кстати виднеется рубашка, а я помню, что она достаточно тонкая, чтобы чувствовать тепло и мягкость ее тела.

К моему разочарованию, Истомина, зажмурившись, лишь судорожно тискает баул.

Ну что ж.

У меня еще будет повод. Я уверен.

Если что, он мне и не больно-то нужен.

Ухмыльнувшись, завожу мотор и под сердитое сопение доезжаю до дома.

Девчонка молчит до самой квартиры, а проходя мимо консьержа прячет лицо в волосах, но как только за нами закрывается входная дверь, ее прорывает.

– Понятия не имею, что ты там о себе возомнил, но приказывать мне права, ты никакого не имеешь!

Бля, как пионерка на линейке перед первоклассниками.

Прям сто пудов, она ­отличница и зубрила.

Столько занудного пафоса.

И коза еще будет мне рассказывать про мои права?

Выгнув бровь, делаю шаг к Истоминой:

– Ещё как имею, – еще один шаг, медленно загоняю её в гостиную.

Во мне просыпается азарт. Аж душа поёт, видя, как сивая теряет уверенность. Шаг за шагом я приближаюсь к ней, пока не нависаю над Истоминой.

От неё опять тянет чем-то сладким, даже хочется попробовать её на вкус.

– Запомни, Истомина, я могу и буду делать, что хочу, а ты будешь меня слушаться или пожалеешь.

Я стаскиваю ее плащ с одного плеча, ее глаза распахиваются, зрачки расширяется, и у меня от этого почему-то учащается дыхание, будто она посылает мне какой-то сигнал.

– Это незаконно! Принуждать к сексу! Не прикасайся ко мне!

– Да сдалась ты мне! – вытряхиваю её из плаща, опять коза меня выбесила. – Ты вообще не в моём вкусе. Сделаешь, что потребуется, и проваливай!

– Сделаю что? – бестолково спрашивает она.

А я откуда знаю? Я еще не придумал. А, нет! Придумал. Вспомнил свою мысль, пока тащил Ольгу в машину.

Усмехнувшись, молча иду вглубь квартиры, и коза, покупаясь на старый прием, топает за мной и попадает в спальню.

Увидев, что я снимаю джемпер, она встает, как будто на стену налетела.

– Даже не думай, что я с тобой буду! Ты же сказал, что я тебя не интересую! Ты меня тоже!

А вот тут ты врёшь, коза!

Я же вижу, как ты на меня смотришь.

И там куда падает твой взгляд остается ожог. Маленькая врушка.

– Массаж.

– Что? – переспрашивает Истомина.

– Ты сделаешь мне массаж.

Как в замедленной съемке, я смотрю, как Дикаев абсолютно бесстыдно стаскивает джемпер, оставаясь в одних джинсах, и вид у него грешный.

Волосы торчат, на губах змеится ухмылка, а в зеленых глазах тлеет что-то такое, отчего у меня слабеют колени. И не дай бог ему разгореться.

Мне бы присесть.

Я не понимаю, почему меня так колбасит от вида полураздетого Дикого.