Татьяна Бочарова - Мой суженый, мой ряженый

— Кто это? — спросила Женя.

— Мне откуда знать? Наверное, соседи — ты слишком громко кричишь!

— Ничего подобного. Это ты кричишь. — Женя решительно встала со стула и направилась в прихожую, мать — за ней.

За дверью на площадке стояла Люба, румяная, нарядная, в коротком белоснежном плаще и изящных сапожках. В руках у нее был огромный торт в прозрачной упаковке.

— Если гора не идет к Магомету, значит Магомет мало заплатил горе. — Люба звонко расхохоталась и, потеснив Женю, зашла в квартиру. — А если честно, то совести у тебя нет, Зимина! Обещала звонить, и ни ответа, ни привета. Между прочим, сегодня мои именины, забыла?

— Ой! — Женя смущенно качнула головой.

— Вот и я о том же! Ладно, я знала, что тебя в гости не дождешься, сама пришла, с доставкой на дом. Вот, тортик принесла, идемте чай пить.

— Конечно, Любаша, идем, — засуетилась Ольга Арнольдовна. — С днем ангела тебя. Хорошо, что приехала, а то с этой Женей просто беда. Совсем свихнулась на почве учебы, может хоть ты на нее повлияешь, а, Любушка?

— Женюра у нас не поддается влиянию, — засмеялась та. — Ведет себя хуже некуда: друзей забросила, в кино с нами не ходит, день рождения Ленчика пропустила! Куда это годится? Я вот со своей Катериной Ивановной все прекрасно успеваю. — Люба сунула Жене в руки коробку с тортом. — Иди нарезай, горе мое! И не вздумай улизнуть за свой компьютер, обижусь на всю оставшуюся жизнь!

— Не улизну, — пообещала Женя.

В глубине души она была рада любиному визиту, надеясь, что подруга поможет ей хоть на время расслабиться и отвлечься от дел.

За чаем мать и Люба принялись прорабатывать Женю на пару. Они наседали и наседали, и та не выдержала: к горлу ее подкатил комок, глаза защипало. Женя уронила голову на руки и разрыдалась.

— Да ты что? — испугалась Люба. — Женюрочка! Прости, солнце мое, я тебя вовсе не хотела расстраивать.

— Я… я… — Женя всхлипывала, не в состоянии произнести что-нибудь членораздельное, глядя на Любу и мать полными слез глазами.

— Она устала, — со вздохом проговорила Ольга Арнольдовна. — Это самый настоящий стресс. От него до депрессии один шаг.

— Так надо же что-то делать! — воскликнула Люба. — Хотите, я поговорю со Столбовым, чтобы он снял часть нагрузки?

— Н-не надо, — с трудом выговорила Женя, вытирая слезы, — дело не в нагрузке.

— А в чем тогда?

— В том, что я не могу переключиться. Даже если пойду в кино или еще куда-нибудь, все равно буду думать об этом дурацком линейном программировании.

Мать и Люба переглянулись.

— Н-да, — протянула Люба негромко, — это называется «ку-ку». — Она замолчала, сосредоточенно кроша ложечкой остаток торта на блюдце.

Женя тихо всхлипывала, почесывая за ухом Ксенофонта, который, вспрыгнув к ней на колени, громко и блаженно урчал.

— Может быть… — робко начала Ольга Арнольдовна, но Люба внезапно перебила ее:

— Я знаю, что делать! Женька, тебе нужно заиметь хобби. В сфере искусства.

— Какое еще хобби? — не поняла Женя.

— Ну, например, у тебя же есть слух. Когда Костик воет свои песни под гитару, ты ему всегда подпеваешь.

— При чем здесь Костик и его гитара?

— Правда, Любушка, при чем? — удивилась Ольга Арнольдовна.

— Вот при чем. Помнишь, я тебе говорила, что хожу на хор? Уже второй год. Хор называется «Орфей», он любительский, в нем поет молодежь, все только по собственному желанию — и совершенно бесплатно, что немаловажно!

— Господи, Любаша, и когда ты все успеваешь? — Ольга Арнольдовна всплеснула руками, глядя на Любу с восхищением.

Та оставила ее комплимент без внимания и продолжала:

— Тебе надо сходить к нам.

— На хор?!

— Да, на хор. Вторник и пятница вечером у тебя свободны?

Женя задумалась. По вторникам и пятницам Столбовой работал в университете, и эти дни она целиком проводила в библиотеке.

— Раз молчишь, значит ничего конкретного на это время у тебя не намечено, — тут же перешла в наступление Люба. — Да и что тут сомневаться, это почти рядом, от вас полчаса езды на автобусе. Репетиции с семи до девяти. В десять уже будешь сидеть за своим компьютером. А какую музыку мы там поем! И Чайковский, и Глинка, и русские народные песни. Сразу все термины из башки вылетят. И дирижер отличный, Всеволод Михайлович Лось.

— Нет, это чушь какая-то, — попыталась возразить Женя, но Люба тут же состроила свирепую физиономию:

— Ах, чушь? А в Кащенко не хочешь? Там целое отделение таких, как ты! Послезавтра ровно в половине седьмого я за тобой захожу, и что б была готова, как штык. Ясно?

— Женюрочка, может и верно — тебе попробовать? — вмешалась мать. — Занятиям это нисколько не повредит, а голос у тебя с детства хороший. И слух. Не зря же музыкальную школу закончила.

— Ну, я не знаю. — Женя беспомощно развела руками. — Вы обе ненормальные. Тут диплом, а вы мне какой-то хор подсовываете. Ну… — Она последний раз всхлипнула, судорожно вдохнула воздух и неожиданно улыбнулась: — Ну… я только попробую. Один единственный раз. Уверена, мне не понравится.

— Тебе понравится, — тоном пророка изрекла Люба и потянулась за новым куском торта.

Любина идея показалась Жене бредовой, но вместе с тем другого выхода из создавшейся ситуации она не видела, а потому решила рискнуть. В понедельник выполнила максимальное количество работы, во вторник днем съездила на курсы и к шести была уже дома.

Интенсивные занятия, начавшиеся с первого сентября, настолько съедали все ее силы и время, что Женя почти отвыкла наряжаться и краситься, а потому простой вопрос, в чем пойти на хор, привел ее в замешательство. Она распахнула шкаф и застыла перед полками в глубоком раздумье.

Выбрать вот эти симпатичные клетчатые бриджи и к ним обтягивающий трикотажный джемперок? Или предпочесть длинную узкую юбку с пикантным разрезом — она будет замечательно смотреться с замшевой жакеткой и осенними полуботинками на шпильке. А может, не выпендриваться и влезть в любимые джинсы, сверху натянуть простую водолазку, украсить ее кулончиком из «тигрового глаза» и чувствовать себя вольготно и уютно?

Женя так и поступила. Джинсы сидели, как влитые, водолазка цвета морской волны выгодно подчеркивала загар, еще не успевший сойти с ее лица. Она слегка подвела глаза, мазнула тушью и без того длинные, пушистые ресницы, тронула губы блеском. Затем расчесала волосы, роскошной черной волной спускавшиеся до середины спины, и придирчиво глянула на себя в зеркало. Собственный вид ее вполне удовлетворил. Женя гордо распрямила плечи, и в это самое время на столе заверещал мобильник.