Татьяна Бочарова - Мой суженый, мой ряженый

Она прекрасно знала цену своей внешности, знала, какое впечатление производит на ребят, и давно привыкла к восторженным взглядам и комплиментам. Честно сказать, последние порядком поднадоели ей по причине своей стандартности и повторяемости. И этот симпатяга Александр тоже лишен какой бы то ни было оригинальности — сплошные штампы, дежурные улыбочки, банальная стрельба глазами.

Санька, однако, нисколько не смутил Женин скепсис. Он продолжал улыбаться во все тридцать два зуба, стараясь заглянуть ей в лицо.

— А тебе какие парни нравятся?

— Мне? — Женя слегка прищурилась и, покосившись на ухмыляющуюся Любу, произнесла веско и значительно: — Пожалуй, те, которые отличаются немногословностью.

Санек понял намек, но не обиделся.

— Ясно. Придется подрезать язык. Тогда есть шанс оказаться в числе твоих любимчиков.

Люба хмыкнула. Женя весело расхохоталась.

— К чему такая жестокость? Мне не нужны жертвы.

— Ребята, по местам! — скомандовал дирижер и несколько раз звучно хлопнул в ладоши. — Начинаем репетицию.

— Так, — засуетилась Люба, — ты стоишь в альтах. Это там, справа. Иди, давай.

— А ты?

— Я в сопрано. А Санек за мной, он в тенорах. В перерыве увидимся. Ни пуха!

— К черту. — Женя на ходу кивнула Александру и поспешила туда, куда ей велела Люба.

Весь первый ряд занимали девушки, во втором стояли юноши, слева теноры, справа басы. Несколько человек с любопытством покосились на Женю, но тут Лось снова захлопал в ладоши и произнес:

— Поем гамму.

Концертмейстерша заиграла, хор звучно и мелодично затянул:

— До, ре, ми, фа…

Женя попробовала тихонько подпевать. Ее голос тут же слился с остальными, создавая приятное ощущение причастности к общей гармонии и красоте.

«…Си, ля, соль, фа, ми, ре, до…» Хор допел донизу и перешел в новую тональность.

— Сопрано, не халтурить! Альты неплохо. Не забывайте про цепное дыхание. — Лось дирижировал, делая плавные пассы руками. — Вот так. Сейчас молодцы! Дальше.

Распевка закончилась. На смену ей пришла другая, затем третья.

— Очень хорошо. — Лось обернулся к пианистке. — Попробуем Верди.

Та кивнула, раскрыла перед собой ноты и с азартом забарабанила по клавишам. Хористы вступили дружно и громко, на мгновение оглушив Женю. Она напряженно всматривалась в ноты, стараясь поймать мелодию, но от волнения в глазах рябило, крючки и точки сливались между собой в полную неразбериху. Женя опустила ноты и молча стала слушать хор.

Ей казалось, что ребята поют хорошо. Во всяком случае, никто не ошибался, все лихо крыли на итальянском. Девушки справа и слева от нее ловко выводили звонкие рулады. «Неужели и я так смогу?» — мелькнуло у Жени в голове. И тут же Лось перестал дирижировать и замотал головой:

— Нет, нет! Так не пойдет! Басы, что вы там спели? Это же откровенная фальшь! Братцы, пора уже разбирать ноты, чай не первый день их видите!

По хору прошел легкий гул.

— Давайте еще раз. Соберитесь, будьте внимательны.

Анна Анатольевна снова сыграла вступление. На этот раз Жене показалось, что она слышит кое-какие огрехи в исполнении: в частности, басы за ее спиной, действительно, пели грязновато и вразнобой. Лось еще пару раз остановил хор, затем все-таки они дошли до конца.

— Так. Сейчас было недурственно. Теперь оставим Верди и займемся а капелла. Возьмите партитуру «Степь да степь кругом». Женя, вы тоже можете петь, здесь совсем легко.

Женя кивнула и, пролистав ноты, вынула нужную страницу.

В это время дверь распахнулась — и на пороге появился среднего роста светловолосый парень. Лицо его было замкнутым и каким-то отрешенным, на тощей фигуре болтался длинный, болотного цвета свитер.

— А, это ты, Карцев? — тут же отреагировал Лось. — Снова опаздываешь? Мы уже двадцать минут как поем. Без тебя Верди хуже некуда, вас ведь в партии раз два и обчелся. Быстро вставай на место.

Странный Карцев, ни слова не сказав, угловатой походкой пересек зал и забрался на станки как раз за Жениной спиной. Она вдруг почувствовала неодолимое желание обернуться и едва удержалась, чтобы не подчиниться ему.

Гул в зале усилился. Девушки и юноши вовсю переговаривались вполголоса. Лось постучал по крышке рояля.

— Тишина. Анна Анатольевна, дайте тон.

Концертмейстер тихонько взяла пару печальных аккордов.

— Внимание! Начали!

Лось взмахнул рукой. В сопрано тихо, едва слышно, родилась щемящая мелодия, словно нарастающий ветерок она переметнулась к альтам. Затем ее подхватили теноры и басы.

Теперь Женя не просто слушала, как поет хор, а пыталась различить в общем звучании присутствие нового голоса. Она могла поклясться, что слышит его — он звучал прямо у нее над ухом, сильный и красивый, подчиняющий себе всю партию целиком. Даже не верилось, что этот голос мог принадлежать такому невзрачному замухрышке, каким был вновь пришедший любитель опаздывать на репетиции. Тем не менее, именно он и являлся его обладателем — до прихода Карцева басовая группа пела несравнимо хуже.

— Шире, шире! — Лось энергично дирижировал, успевая подпевать то одной, то другой партии. — Не теряйте дыхания, не давите на звук!

Женя дождалась места, где мелодия шла в унисон и вступила вместе со всеми. Лось увидел, что она поет, и одобрительно кивнул.

Песня окончилась.

— Неплохо. Теперь кантату.

После кантаты наступил перерыв. Лось ушел курить, а с ним больше половины ребят и треть девушек. Оставшиеся расселись на станках, кое-кто достал принесенные из дому бутерброды и яблоки.

— Ну, как твое впечатление? — спросила Женя Любу.

— Мне понравилось. Только я ничего не понимаю в ваших партиях.

— Поймешь со временем. Тут есть такие, которые сроду музыке не учились, а и они понимают. — Люба придвинулась поближе к Жениному уху и произнесла заговорщицким тоном: — А Санек тебе как?

— Никак. — Женя украдкой оглядела зал и увидела то, что искала.

Карцев стоял в самом дальнем углу у окна, в гордом одиночестве. Курить он не пошел, есть — не ел, ни с кем не общался, продолжая пребывать все в том же полусомнамбулическом состоянии.

— Что значит, никак? — Люба дернула Женю за рукав. — Эй, очнись! Куда ты все время смотришь?

— Никуда.

— Почему тебе не понравился Санька? Он отличный парень. По нему у нас все девки сохнут. А он, кажется, на тебя запал.

— Не думаю. — Женя снова скосила глаза в другой конец зала.

— Скромничаешь! Я же видела, как он на тебя пялился. Вот посмотришь, сейчас покурит и прибежит.

— Ага, — рассеянно произнесла Женя. — Люб! А это кто?