Мария Воронова - Рандеву на границе дождя

Вернувшись на службу, он заварил себе крепкий кофе без сахара и энергично, звякая ложкой о тонкий борт фарфоровой чашки, размешал, чтобы гуща осела.

Столько лет он ломал себя, прогибался, совершал поступки, которых не только не хотел, но и отвергал душой, и все ради того, чтобы поддерживать иллюзию счастливого брака, чтобы не дать жене проявить себя, и главное, чтобы самому не столкнуться лоб в лоб с тем фактом, что Алина – пустая, холодная и эгоистичная женщина.

Зачем-то влез в дебри психотерапии, хотя совсем не любил это дело, проводил какую-то невнятную терапию людям, нуждающимся разве что в хорошем пинке под зад, утешал людей, единственное горе которых состояло в отсутствии настоящих горестей, ну и так далее…

Частная клиника сто лет была ему не нужна, но Макс взялся за эту работу, лишь бы только не показывать Алине себя настоящего: обычного врача, увлеченного своим делом, не полного бессребреника, но в общем равнодушного к материальным благам человека.

Но если бы он выбирал работу по велению сердца и сказал бы жене, мол, зарабатываю, сколько могу, учись жить на эти деньги, то сразу стало бы ясно, что он женат на алчной, изнеженной и самовлюбленной женщине, а знать эту правду Макс не хотел. Поэтому и прогибался, так была хоть какая-то возможность думать, что Алина благородная и любящая натура. Этот принцип действовал во всем, даже в мелочах. Например, она хотела пойти на вечеринку, Максу это было неудобно, но он покорно плелся за женой, трусливо предпочитая думать, что, если бы он попросил, Алина осталась бы дома, как хорошая жена.

Почему он решил, что обязан обеспечить ей такой же уровень жизни, какой она вела при родителях? Да ничего подобного он не был должен, это Алина обязана была понимать, за кого выходит замуж, и сама решить, что ей дороже: папины денежки или любовь.

Все это или чрезвычайно сложно и неразрешимо, или очень просто. Или люди стараются оба, и тогда у них все получается, или старается кто-то один, тогда не получается ничего, потому что второму все время кажется, что первый старается мало.

Этот брак себя исчерпал, это ясно даже ему, с его умением закрывать глаза на реальность. Пусть он женился на равнодушной и самовлюбленной женщине, это полбеды, главное, что она нисколько не дорожит мужем и готова рискнуть им ради каких-то принципов, которых сама толком не понимает.

И все же Макс знал: как только он подаст документы на развод, его душу захлестнет такое жгучее чувство вины перед женой, что перед ним померкнут все остальные переживания.

Стоял промозглый осенний вечер, но дождя не было. Пока Христина прощалась с Анной Спиридоновной, а Макс разговаривал с Яном Александровичем о здоровье брата, совсем стемнело, и редкие фонари казались желтками, вылитыми на чугунную сковородку неба.

– Пойдемте искать границу дождя? – спросил Макс нарочито бодрым тоном, потому что испугался, что девушка передумала, но Христина улыбнулась и шагнула вслед за ним.

Они миновали темный скверик, в котором ощущался горький запах прелой листвы, а на разросшихся кустах шиповника висели черные сморщенные плоды, смотревшиеся таинственно и красиво. Это был очень удобный сквер, заброшенный, темный и безлюдный, будто созданный для того, чтобы влюбленные пары могли целоваться.

Ему вдруг остро захотелось привлечь девушку к себе и прикоснуться губами к ее губам, прогоняя холодок петербургской осени, и, чтобы не поддаться соблазну, Макс ускорил шаг.

Говорить не хотелось обоим. Иногда Христина поворачивалась к нему, он спрашивал: «Что?» – она улыбалась, мол, ничего, и оба снова надолго замолкали.

Максу вдруг стало так спокойно, как, наверное, никогда не было раньше. Может быть, в самом раннем детстве, когда отец встречал его с занятий танцами (считалось, что это полезно для осанки). Тогда он вышагивал с чувством выполненного долга, за спиной рюкзачок с чешками, одна рука в теплой и сильной руке отца, в другой – пластмассовый кот, и чувствовал себя властелином мира. Странно, за давностью лет он совсем забыл об этом, а сейчас вдруг всплыло…

Дошли до Спасо-Преображенского собора и остановились возле ворот, глядя на купола, еле различимые в низком темном небе.

Преображенская площадь была ярко освещена, но сам собор почему-то нет, стены его, мокрые от недавно прошедшего дождя, казались темнее, чем на самом деле, и деревья, растущие вокруг, словно защищали его своими голыми ветвями. Вокруг сновали автомобили, люди спешили по своим делам, светились окна и витрины в домах на площади, а собор высился темной громадой, словно призрак, и от этого становилось немного не по себе.

Вдруг мимо собора проехала очень старая женщина на большом велосипеде с рамой. В полумраке Макс увидел старую темную куртку из болоньи и широкую длинную юбку, почти закрывающую педали. Повернув к собору голову с совершенно белыми волосами, старуха вдруг, не снижая скорости, убрала руку с руля и перекрестилась.

Макс тоже перекрестился, но так, чтобы этого не было заметно со стороны.

Тяжело хлопая крыльями, с дерева взлетели какие-то птицы, Христина поежилась, и Макс осторожно положил руку ей на плечо.

– А вы верующий? – вдруг спросила девушка.

– Как сказать? – растерялся Макс. – Я получил медицинское образование, и наука вроде бы убедительно доказала, что бога нет. По всему выходит, что вроде бы на самом деле нет, но я вижу чудо человеческой души. Она сейчас, будучи на земле, способна подняться и прикоснуться к вечности, которой, может быть, и не существует.

Христина промолчала, только задумчиво кивнула.

– Но если мы верим, то Бог с нами хотя бы сейчас, пока мы здесь, а может быть, не оставит нас и потом, – продолжал Макс тихо. – бывают в жизни такие минуты, которые остаются где-то навсегда, правда? И повторятся когда-нибудь через миллион лет, пусть и не с нами. Наверное, это и есть вечность, я не знаю. Вернее, мне трудно объяснить…

– Понимаю, – она мягко убрала его руку с плеча. – но так страшно тут, мне даже не по себе стало.

– Не бойтесь, я с вами.

– Хорошо, не буду. Постоим тогда еще?

– Постоим. Знаете, Христина, хорошо, что мы сюда пришли. Я сейчас подумал, легко верить, когда хороший день, сияет солнце, отражаясь в золотых куполах, и небо такое бесконечное, что можно увидеть престол царя небесного. Или ясной звездной ночью тоже, правда? От вида Млечного Пути благодать сама снисходит и перехватывает дух, и нет никакой нашей заслуги. А надо верить в такой вот серый вечер, как сегодня, когда все затянуто тучами, и кажется, что ничего нет ни впереди, ни сверху. Бескрайняя синева неба и звезды существуют всегда, даже если мы не видим их из-за туч…