Здесь я устанавливаю правила (СИ) - Бальс Лора

Она первая должна была уехать туда, где они с Феликсом решили обосноваться. И ждать. Не имея даже возможности позвонить, узнать, как всё идёт. Феликс не готов был снова ею рисковать, и никто не должен был догадаться, что их отношения не закончились.

И она ждала. Каждый день, хотя начальник охраны сразу предупредил обоих, что если они хотят потом жить спокойно, организация отступления займёт долгие месяцы, может даже около года. Что ж, будущее того стоило.

Инга верила, что всё получится. За весь бесконечно длинный год ни разу не позволила себе усомниться, поддаться страху. Но иногда ожидание становилось невыносимым.

Феликс ведь даже не знал о их ребёнке. Инга поняла, что беременна, уже здесь, у моря. Сначала даже не поверила — подобное казалось просто невероятным. Вот как?! Они же всегда предохранялись… И только после пятого теста, когда отрицать очевидное стало невозможно, вспомнила одну безумную ночь, когда оба забыли обо всём, кроме друг друга. Это случилось после её столкновения с Риммой в ресторане, когда та первый раз попыталась выманить её к похитителям. Феликс жутко перепугался, на пару минут потеряв её из виду, а позже, оставшись вдвоём, они оба потеряли голову. Наверное, на волне стресса.

К счастью, проблем с деньгами у неё не было, и Инге не пришлось переживать, как она справится с ребёнком. Перед отъездом она разделила с матерью наследство, продала доставшуюся ей дачу и отцовскую машину. На эти деньги можно было жить достаточно долго, тем более Инга решила не искать на новом месте отдельное жильё — потом, когда они снова будут вместе, то сообща выберут и купят подходящий дом, а пока ей хватит и небольшого съёмного угла.

А свободные деньги лучше вкладывать в дело.

Благодаря Феликсу она приехала сюда уже хозяйкой собственного небольшого кафе. Точнее, тогда ещё просто подходящего здания и полного пакета документов, которые подтверждали её право сделать из этого здания место для общественного отдыха.

Феликс знал, что она хочет всем заниматься самостоятельно, с нуля, и подарил не готовый бизнес, а возможность для развития.

И у неё всё получилось. К счастью, беременность протекала легко, и Инга без помех могла работать. До рождения дочери она посвящала кафе всё своё время — это было хорошим способом отвлечься от ненужных мыслей, беспокойства и тоски по любимому.

В своём кафе она и познакомилась с Захаром Петровичем. Однажды заметила, как официантка что-то объясняет посетителю, отрицательно качая головой. Тот при этом выглядел таким расстроенным, даже потерянным, что Инга подошла узнать, что случилось.

Оказалось, тот несколько месяцев подряд каждый день приходил, чтобы съесть кусок морковного пирога. Десерт пользовался минимальным спросом, продолжать его готовить было невыгодно, и Инга как раз накануне решила вычеркнуть его из меню.

— Моя жена такой делала. Точь-в-точь, — растерянно, словно самому себе проговорил посетитель, услышав, что его любимое блюдо больше не будет подаваться. — Она погибла в аварии вместе с нашим сыном. Пятнадцать лет прошло, а всё как вчера. К вам первый раз как зашёл, так тепло стало, будто они снова рядом. Как в прошлое вернулся. Жаль…

— Погодите! — крикнула Инга вслед, когда тот усталой шаркающей походкой побрёл к выходу. — Вы не так поняли. Мы больше не готовим морковный пирог каждый день, но по четвергам он подаётся.

По четвергам готовила она сама. Конечно, ей и без того хватало работы, но Инга любила кухню, любила выпечку и изобилие всевозможных ароматных пряностей, и не могла отказать себе в удовольствии приобщиться к этой части дела.

Инга хорошо понимала, что такое боль и тоска по семье, и как дороги бывают воспоминания и даже простые ассоциации. Лишние полчаса на готовку одной единственной порции непопулярного десерта стоили того, чтобы кто-то почувствовал себя хоть немного счастливей.

Захар Петрович продолжил приходить за своим пирогом. Они познакомились, иногда перебрасывались парой слов, как добрые приятели.

А потом они случайно встретились на набережной. Инга смотрела на море, облокотившись на перила, и глотала слёзы обиды. В тот день она зачем-то позвонила матери. Знала ведь, что ничего хорошего из этого не выйдет, но всё равно не выдержала. Хотела рассказать, что у той будет внучка. Поделиться успехами и пригласить в гости.

Мама даже не дослушала. Решила, что Инга собирается просить денег и резко отчитала её. Отрезала, что наследство уже поделено и Инге больше не на что претендовать. А её ребёнок — это её проблемы.

— Вам нужно срочно подумать о чём-то хорошем, — раздался позади добрый густой баритон. — А то ведь он тоже расстроится, — Захар Петрович остановился рядом и кивнул на её живот.

— Она, — уточнила Инга, смахнув слёзы. — У меня будет дочь.

Они разговорились и расстались уже совсем друзьями. А вскоре Инга собрала вещи и переехала из квартиры, где она снимала комнату, в уютный, утопающий в густых зарослях жасмина домик Захара Петровича. У того весь второй этаж стоял закрытым и не использовался, и старик был готов пустить её хоть даром, для компании, но Инга, конечно, настояла на оплате.

Он же и встречал её из роддома. Дородная жизнерадостная медсестра, ничего не знавшая о жизненных перипетиях пациентки, тогда сказала:

— Ну, дедушка, держите внучку. Поздравляю! Можете гордиться, такая красавица родилась!

Старик наклонился, с преувеличенным вниманием рассматривая личико младенца, и незаметно сморгнул слезу счастья.

— Поздравляю, дочка, — эхом отозвался, подняв взгляд на Ингу.

А она вдруг впервые в жизни по-настоящему почувствовала себя в семье.

Захар Петрович действительно стал для маленькой Алисы дедушкой. И даже больше. Он оставался с ней, когда Инга пропадала на работе, научился купать и убаюкивать, и иногда даже лучше неё различал разные интонации младенческого агуканья.

Инга вырвалась из воспоминаний только когда они подошли к дому. Обычно она тоже делилась новостями за ужином, но сегодня ни разговаривать, ни есть не хотелось. Всё-таки даты как-то странно действуют на сознание. Казалось бы, чем этот день отличается от любого другого из тех трёхсот шестидесяти пяти, что она провела в ожидании? Но нет, именно сегодня нетерпение и тревоги решили обостриться. Больше чем когда-либо хотелось чуда, развязки, счастливого финала. И все попытки воззвать к голосу разума порождали лишь уныние.

Инга быстро пожелала спокойной ночи и поднялась с малышкой к себе. Укачивая дочь, снова перебирала в памяти все счастливые минуты, проведённые с её отцом.

— Феликс… — тихо пропела вместо слов колыбельной. — Мы так соскучились…

Алиса давно уснула, а Инга всё не находила себе места. Бесцельно бродила по комнате, смотрела в окно и снова бродила. Потом решила всё-таки сделать себе чаю. Вышла, оставив дверь приоткрытой, чтобы услышать, если дочка проснётся, но дойдя до лестницы, остановилась.

Снизу доносились голоса. Инга наклонилась через перила, удивляясь, кого это принесло в такой час. Но с лестничной площадки входную дверь не было видно. Она только яснее различила недоумевающий и чуть настороженный голос Захара Петровича и другой — требовательный и уверенный.

Год прошёл, как тяжёлый муторный сон. Безумно хотелось наплевать на осторожность и сорваться к Инге хотя бы на пару дней. Убедиться, что всё в порядке, посмотреть, как она устроилась.

Точки на экране компьютера — сигнал маячка, встроенного Инге в кулон — было мучительно мало. Да, он мог видеть, что она добралась до места, мог отслеживать её ежедневный маршрут и убеждаться, что её жизнь проходит без настораживающих неожиданностей. Но этого не могло быть достаточно. Пусть волноваться не приходилось, но это нисколько не уменьшало тоски по любимому голосу, улыбке, рукам…

Однако безопасность прежде всего. Стоило потерпеть, чтобы потом ни в чём не сомневаться и не ждать неприятностей. Когда он готов был забыть об этом, Молотов напоминал.