Я не твоя (СИ) - Блио Элен

А дальше…

Дальше он обнимает меня, целует, распуская легкий шелковый пеньюар, который я успела надеть, спускает бретельки тонкой рубашки…

Господи, о чем я думаю? Не надо! Я не должна! Нет…

Это будет неправильно! Несправедливо.

Я не могу быть с ним. Правда! Я смотрю на него сейчас и… все равно я вспоминаю себя пять лет назад. Раздавленную, сломанную девочку, которой так хотелось быть просто любимой!

Как он мог подумать, что мне нужны какие-то деньги? Что я преследую какой-то шкурный интерес? Как?

Мама убеждает меня, что я должна забыть, простить, что прошлое надо оставить в прошлом, но…

Я должна сказать ему, что я не могу. Не могу быть с ним и все.

Мне надо это сказать!

Только…

Я всматриваюсь в водную гладь. Море тут обманчиво тихое. Здесь, в бухточке, мелко, течение почти не чувствуется, но… чуть дальше, буквально в двадцать метрах от берега оно коварно! Каждый год здесь случаются несчастные случаи. Каждый год тонут люди…

Я встаю, подхожу к кромке воды. Я вижу только темное полотно воды, на котором блики от фонарей, и звезды. Это очень красиво.

И мне очень страшно…

Тамерлан! Где он? Он… обещал, что не поплывёт далеко, он… он обещал!

Я стою, замерев, все холодеет внутри. Это даже не страх. Это просто… просто невероятная пустота поглощает. Ты словно оказываешься в пузыре отчаяния, из которого выхода нет.

- Тамерлан?

Я не кричу, шепчу… Он просто плывет под водой. Я просто не вижу его, потому что темно. Я просто…

Просто не должна была отпускать его в воду! Я знаю, как тут опасно! Первым делом Петрос предупреждал меня о том, что заплывать далеко нельзя!

- Тамерлан! – уже кричу, потому что не могу не кричать. Потому, что надо что-то делать!

- Тамерлан! – ору, как сумасшедшая, падая прямо на камни у воды.

Из дома выбегает Николас, за ним Светлана.

- Что случилось, Зоя?

- Тамерлан! Он… он поплыл, он…

Меня трясет, я осознаю, что случилось что-то очень страшное.

Света садится рядом со мной, обнимает, стараясь успокоить, Николас идет к воде, возвращается взволнованный.

- Нужно позвонить в специальную службу. Они реагируют мгновенно.

- Что случилось?

Поворачиваюсь, и вижу Тамерлана, идущего к нам быстрым шагом.

Бросаюсь к нему, не думая ни о чем, колочу кулаками по мокрому торсу.

- Ты сошел с ума! Я говорила тебе, что тут течения, что нельзя заплывать далеко! А ты… ты…

- Успокойся, все хорошо.

- Хорошо? Я думала ты утонул! Я чуть с ума не сошла от страха! Все хорошо?

Он молча прижимает меня к себе, крепко, поднимает мой подбородок и целует в губы, а я всхлипываю, дрожу, потому что меня накрывает.

Бьюсь в его руках, рыдая, просто нет сил остановиться. Мне так больно сейчас, и я хочу, чтобы ему тоже было больно.

Мгновение, на которое он отпускает меня, чтобы вздохнуть, я использую, чтобы оторваться от него.

- Ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу!

- Я знаю, любимая… знаю…

И снова его горячие губы берут в плен мои.

Уходит дикий ужас, который я испытала, думая, что он мог погибнуть, но приходит другой.

 Что было бы со мной, если бы он действительно утонул? Что было бы если бы я его потеряла?

Я уже так много теряла в жизни! Я не могу больше терять. У меня нет сил переживать потери.

Самое страшное, когда не знаешь, что делать дальше.

Вот вроде бы только тебе казалось, что все выруливает, дорога спрямляется, вы наконец находите какое-то подобие равновесия, которое может вывести к нормальным отношениям.

А потом все вдребезги.

В Пафосе, в доме родителей ее мужа я, конечно, совершил большую глупость.

Я реально не подумал о том, что она говорила про местное море. Уже заплыв прилично далеко, вспомнил, и ее слова, и статьи из рекламных проспектов, которые читал когда-то.

Да, там коварные течения, уносит в открытое море и даже если ты отличный пловец твой заплыв может окончиться печально.

Мне повезло, со мной все было в порядке, я просто слегка промахнулся, понял, что приплыл не в ту бухту, решил дойти пешком – благо, берег свободный, пляжи общественные, заборов нет, идти в тапочках удобно.

Истерика Зои меня отрезвила, напугала и… обрадовала? Да, немного.

Она волновалась за меня.

За меня!

Значит…? Есть надежда?

Я мог бы говорить о надежде и после двух страстных ночей в Сочи. Если бы утром я не видел ее взгляд. В пустоту.

Взгляд, от которого становилось горько. Но я заслужил.

Даже если я тысячу лет буду хорошим, буду совершать подвиги ради нее, делать добрые дела, приобрету славу лучшего человека на земле, все равно буду считать, что заслужил ее нелюбовь.

И равнодушие тоже.

Равнодушие, которое страшнее нелюбви.

Там, на берегу, обнимая ее, бьющуюся в рыданиях ругал себя.

Кое-как удалось-таки ее успокоить. Внес в дом, где мама Петроса уже приготовила какой-то особенный чай. Она сидела с Зоей, измерила ей давление, напоила чаем.

Потом отвела меня в сторону, и спросила деликатно, могу ли я отнести Зою в ее спальню и остаться там с ней до утра.

Я кивнул, хотя не был уверен, что Зоя этого хочет.

- Останься со мной, пожалуйста! Просто… обними меня. Не отпускай.

Я обнимал ее всю ночь, слушая ее дыхание и редкие всхлипы.

Ближе к утру ей стал сниться кошмар, потому что она заметалась, потом застонала, я услышал ее шепот:

- Петрос, пожалуйста, Петрос! Петрос… - потом она тихо заплакала, а мне словно сердце вынули и резали на тоненькие кусочки.

В тот момент я думал только о том, что отдал бы все лишь бы сейчас рядом с ней был ее муж. Ее любимый.

Не я.

Другой.

После Лимасола стало еще хуже.

Зоя словно заново пережила всю трагедию с мужем. Я видел, как она зашла в дом и буквально упала у порога.

Не сдержался, пошел за ней.

- Уходи, Тамерлан, пожалуйста!

- Нет, Зоя! Я тебя не оставлю. Не в твоем положении. Пойми, тебе нельзя. Подумай… подумай о детях! О Свете, о… о том, кто сейчас там…

- Я все время должна думать о других. А кто подумает обо мне?

- Я. Я думаю о тебе. Поэтому и прошу тебя успокоиться. Поэтому я тут, рядом…

Она сделала шаг, падая в мои объятия.

- Тяжело, Там… мне так тяжело… Мне так без него тяжело! Ты… ты не представляешь каким он был!

И снова каждым словом – стрелой в сердце.

До кровотечения мыслей внутри…

Боль, боль, боль… Ее боль, которая врастает в меня, частоколом. Становится моей болью.

Она рассказывает про их первую встречу. Он чуть не сбил ее? Я не знал! Представляю ее с огромным животом, тоненькие стройные ножки в туфельках, которые заливают воды…И перепуганные глазенки. Бирюзовые как кипрское море…

А потом его любовь, ее отчуждение. Его смех, попытки расшевелить понравившуюся девушку, молодую маму, у которой вместо сердца – выжженная пустыня.

И первые ростки ее нежности к нему. И тот момент, когда Зоя поняла, что…

Чёрт, как же больно было слушать! Но я понимал, что я должен.

Ей это нужно!

Я нужен ей…

Хотя бы для этого.

Возвращаемся домой.

И между нами снова стена.

Моя мама прилетает. Без предупреждения. Она знает, что у меня живет Зоя. Я не могу не пустить маму в дом. Но вижу глаза Зои и мне физически плохо.

Мама хочет просить прощения. Зоя слушает ее. Принимает все.

Но я ощущаю ту боль, которую чувствует мой Светлячок и мне тоже больно.

- Зачем ты приехала мама?

- Я хотела как лучше, сынок.

- Нужно было предупредить.

- Я боялась.

- Чего?

- Что ты скажешь – не приезжай. – она плачет, вытирает слезы, я смотрю на морщинистые щеки, осознавая, как сильно она постарела за эти годы. Ведь она совсем молодая! Мне тридцать пять. Мама родила меня, когда ей было всего восемнадцать. Ей пятьдесят три! А выглядит она намного старше… мама Зои, которой сейчас не больше сорока пяти смотрится как дочь моей мамы.