Самая настоящая Золушка (СИ) - Субботина Айя

Тишина пустого кабинета помогает сосредоточиться.

Но в ней же есть что-то пугающее. Тот голос, от которого шевелятся волосы и появляется неприятное желание оглянуться, посмотреть, не стоит ли за спиной черная тень с провалами вместо глаз.

Я пытаюсь сопротивляться страху, пытаюсь напомнить себе, что он нелогичен. Я не сделала ничего такого, чтобы за мной охотились желающие извести. Я не мафиози, за голову которого объявлена награда, и который должен помнить, что вокруг него шпионов гораздо больше, чем друзей.

Разве что…

Я все-таки оглядываюсь, и на долю секунды мне кажется, что вот он — переломный момент, истина, лицо человека, который охотился за мной в тени. И почему-то каждый раз позволял мне уйти.

Но сзади просто окно, в котором отражается моя сутулая фигура, свет лампы и медленно идущий снег.

Через несколько дней Новый год.

В моей жизни столько всего намешано, что черт ногу сломит.

Морозов, Малахов, Татьяна с ее курицами-дочками и журналистка, которая до сих пор представляет угрозу для Кирилла.

И каждый из них играл свою роль.

Я, увы, знаю, зачем Малахов присылал мне те сообщения.

Это был мой план. Это я, почувствовав себя слишком умной, решила переиграть Морозова. Вычернуть его из им же написанного сценария. Он должен был «вскрыть» наше родство, рассказать, что Кирилл меня использует, чтобы спрятать деньги, а я должна была залиться горючим слезами от такого цинизма и предательства и сбежать в ласковые спокойные объятия отца, чтобы больше никогда не видеть бессердечного мужа. Что должно было случиться потом, Морозов никогда особо не рассказывал. Но я кое-что додумала своим умом: вскрытие денег, разбирательства, скандал. А на волне общего негодования — совет директоров, который должен был назначить Морозова временным генеральным директором, пока Кирилл бы сидел за решеткой и «общался» с людьми в погонах.

Плохая Катя знала, что как только Морозов получит свое, она будет не нужна.

Больше того: Морозов избавится от нее, как от слишком опасного свидетеля. Если бы потянули за мой конец ниточки, я бы вспомнила доблестный подвиг Павлика Морозова… и сдала бы их всех к чертовой матери.

И я даже догадывалась, чьими руками «папочка» бы отправил меня в придорожный лесок.

Поэтому решила, что лучше сделать так, чтобы эти «руки» играли на моей стороне.

Так появился Пианист: мой тайный помощник, открыватель глаз и все такое прочее. Он должен был вскрыть мне правду о том, что за деньги переписал на меня Кирилл, что он просто подставил меня под удар, что я вообще дурочка, чьей наивностью и светлой любовью воспользовался злой тиран. По сценарию я устраивала сцену с разбитым сердцем, бросалась грудью на бессердечного мужа и сбегала из дома прямо в подвенечном платье. Следующим пунктом был наш с Малаховым поход к Морозову, список условий, на которых мы были согласны сдать «Кирилла», и обращение в соответствующие органы законопослушной гражданки Ростовой, которая хотела бы облегчить душу и рассказать о грязных делишках мужа.

Только вот…

Я ничего не помню после этого.

До сих пор не знаю, куда делся огромный кусок моей жизни, почему плохая Катя ушла со сцены до дебюта и появилась только сейчас.

Но Морозов решил разыграть свою партию, а Малахов — свою.

А я не играла совсем, потому что забыла роль.

Я медленно и ритмично постукиваю указательными пальцами по вискам, когда в приемной появляется секретарша Кирилла и почему-то шепотом говорит:

— Кирилл Владимирович не может до вас дозвониться. Я перевела звонок на эту линию, — кивает в сторону стационарного телефона и быстро выходит.

Я мысленно проговариваю какую-то бессмысленную детскую песню, выдыхаю — и беру трубку. Знаю, что хороших новостей не будет, но все равно на что-то надеюсь.

— Катя? — осторожно спрашивает Кирилл. Мне кажется, что все это время он ел себя за то, что не смог отличить меня от другой. И это состояние будет усугубляться, если я срочно не решу все наши проблемы и закулисные игры одним махом.

— Извини, не слышала, как звонил телефон.

— Морозов в больнице, в крайне тяжелом состоянии. Кажется, на него покушались.

Я знала, что так будет.

— Что с ним? — Нет сил даже изобразить тяжелый вздох, хоть внутри мне действительно погано. Как будто… он в самом деле был моим отцом.

— Два пулевых ранения. Врачи дают очень слабые прогнозы. Он был еще в сознании, когда я приехал. Он хотел с тобой поговорить.

Кирилл говорит типовыми фразами. Сухо, замкнуто, без намека на переживания.

А это значит — я вот-вот снова его потеряю.

— Уже еду, Принц. Не дай… отцу умереть, пожалуйста.

И дело совсем не в деньгах. Я не возьму от него ничего, ни рубля, ни копейки.

Просто все стало очень сложно.

Просто так уж вышло, что мне не безразлична его судьба.

Морозов в реанимации.

Врачи борются за его жизнь.

Мы с Кириллом сидим под дверью палаты, обменявшись едва ли десятком слов после моего приезда. Пьем кофе и смотрим в пустоту перед собой. Кирилл даже не шевелится, словно внутри него сломался двигательный механизм.

Полиция провела обыск в доме Морозова и по горячим следам успела задержать подозреваемую: Татьяну Морозову, которая пыталась скрыться с места преступления вместе с большой суммой денег.

Ее старшую дочь сняли тоже задержали, когда она, вместе с любовником, пыталась скрыться из города. С любовником, которого зовут Руслан Ерохин.

Ее младшая дочь, Юленька, пропала — и пока что по ней нет никакой информации.

Все это время от времени всплывает в новостной ленте, которую я просматриваю в своем телефоне в режиме онлайн.

— Екатерина Ростова? — Передо мной появляется молодой мужчина, чье лицо кажется смутно знакомым. Я пару раз видела его с Морозовым. Кажется, он один из его постоянных юристов. — Мне нужно переговорить с вами.

Кирилл напрягается, встает и молча вклинивается между нами, словно дамба.

— Юрий Викторович Симонов, — мужчина протягивает ладонь, но Кирилл не пожимает ее. — У меня есть поручения от Александра Викторовича. Если с ним что-то случится…

Я выбрасываю вперед руку, задерживая его фразу. Как-то наивно и по-детски хочется верить, что если что-то не произнести, то этого и не произойдет. Как в детстве: если не смотреть на плохую оценку в дневнике, то ее как бы и нет.

— Он поправится, все будет хорошо.

— Поверьте, я искренне желаю ему того же, но все-таки должен выполнить распоряжение моего клиента. Понимаю, что момент неподходящий, но Александр Викторович настаивал, что я должен сделать это, если случится критическая ситуация. Где мы могли бы поговорить наедине?

Я предлагаю спуститься в кафе на первом этаже. Здесь нет посетителей, только пара столов заняты сотрудниками. На нас никто не обращает внимания.

— Вот, — мужчина достает из портфеля файл с тонкой стопкой документов. — Завещание.

Я не решаюсь это взять, так что Симонов, помедлив, кладет их на стол, подталкивая в моем направлении.

— Александр Викторович завещал вам все свое имущество. Акции, ценные бумаги, несколько фондов. Недвижимость, банковские счета.

— Я не могу это взять, — дрогнувшим надломленным голосом говорю я, демонстративно складываю руки на груди так, чтобы спрятать ладони под подмышками и накрепко сжать их руками.

— Вам придется — завещание оформлено и подписано.

— Его хотели убить из-за поганых дерьмовых денег! — Крик першит в горле. — Мне ничего не нужно, понятно? Выбросьте эти бумажки, а лучше сожгите. Что угодно делайте, но я это не возьму.

«Соседние столики» поворачиваются в мою сторону.

— Катя, — Симонов потирает лоб, потом смотрит, извиняясь, потому что перешел на неофициальный тон. — Морозов очень вас любил. Отвергая его заботу сейчас… Подумайте, чего вам это будет стоить? Я не знаю всех перипетий ваших отношений и не собираюсь в них вникать, но для него это очень важно. А вам это ничего не будет стоить. Только станете немного богаче.